Записки Императорского Русского Географического общества по отделению этнографии, том второй издан под редакцией действ. члена Л. Н. Майкова, 1869 г.

Е.К. Огородников

МУРМАНСКИЙ И ТЕРСКИЙ БЕРЕГА ПО “КНИГЕ БОЛЬШОГО ЧЕРТЕЖА”.(продолжение, часть 3)

[595]

Походы и путешествияя Русских мимо Мурманского берега, оставившие после себя краткие географические сведения, относятся уже к XV веку. В 1496 году, в качестве посла, дьяк государев Истома совершил путешествие в Данию, обогнув Терский и Мурманский берега; в том же году московская рать, под предводительством князя Ляпуна и Петра Ушатых, плавала от устья Двины, морем-океаном и, обогнув Мурманский берег, рекою Полною вступила в землю Каянской Чуди, где Русские повоевали семь рек¹. Знакомство Русских с Лопскою землей во время этих путешествий ограничивается немногими только указаниями на местности, лежащие по берегу Мурманскому. Герберштейн, со слов Истомы, упоминает впрочем о стране Дико-лоппов (Diko-loppi), т. е., о Дикой Лопи, жившей, вероятно, далеко за Варенгом. Между прочим, Герберштейн говорит, что Истома, плывя близ берега Мурманского, подходил к огромному мысу, известному тогда под именем Мотка (с которым мы встретимся в последствии): на конце этого мыса, казавшегося полуостровом, стоял тогда замок Барт (Barthus), в котором короли норвежские содержали ратных людей для защиты границ. Мотовский мыс, как известно, находится довольно далеко в глубь русских владений не только от берегов р. Тенуя (с которого начинается описание Чертежа), но и от настоящей [596] границы шведской; поэтому существование там крепосцы Барт в конце XV века доказывает, что обладание этим краем для Русских не было окончательно бесспорным или, по крайней мере, не было свободно в эту пору от чужих притязаний. При таких условиях запас наших сведений об этом крае, и в особенности о внутренней части этого края, не мог быть удовлетворительным, так как все должно было ограничиваться отрывочными рассказами путешественников и промышленных людей, не проникавших внутрь страны и посещавших берега ее временно. В подобных сведениях еще менее известий можно найти для истории Лопарей, их расселение и передвижениея в этом крае: все, что мы имеем для этого предмета, относится уже к периоду не новгородского, а московского обладания, к XVI веку и позднее.

Что касается до положенья Лопарей в предшествовавшей этому веку период, то об этом только в общих чертах можно составить себе некоторое понятие из местных преданий, подкрепляемых современными исследованиями финского северо-запада. Говоря о древнем состоянии Лапландии или Лопской земли, до знакомства с нею Новгородцев, полагают (Шегрен), что уже издавна весь Кольский округ до самого северного поморья заселяли Корелы. Предположение это основывается особенно на влиянии финского языка на русско-лопарский и на древности предания о Валите или Варенте, знаменитом властителе Кексгольма и даннике Новгорода, завоевавшем Лапландиюю или Мурманскую землю и принудившем Лопарей платить дань Новгороду. Мнение это, доказывая давнюю принадлежность или, точнее, зависимость Лопской земли от Новгорода, относительно древнего преобладания Корелов в Лопской земле не встречает сочувствия среди знатоков финского востока. Кастрен говорит, что действительно, частью по изустным преданиям, частью по письменным памятникам можно заключать, что в древние времена Финны, по преимуществу корельского происхождения, часто делали набеги на Лапландию, но не для того, чтобы там селиться, а единственно для добычи. Иногда при этом происходили довольно значительные стычки, в которых то Лопари, то Корелы, как говорят [597] их собственные предания, одерживали победу. Один из таких набегов породил, вероятно, и предание о Валите или Варенте, с которым мы встретимся при описании Чертежа. Но в то же время предания Лопарей и Финнов, а также свидетельства исторические и существующие современны отношения дают право полагать, что иногда некоторые финские семейства переходили в Лапландию с целью мирного водворения. Там, где Корелы занимали места, принадлежавшие Лопарям, не обходилось без враждебных столкновений, и в таких случаях память об этих местностях (как в Финляндии) сохранилась в наименовании их спорными. Там же, где эта колонизация Корелов не тревожила и не касалась коренных, жителей – Лопарей, Корелы водворялись спокойно. Слух об этих переселениях приманивал новых выходцев, и таким образом, по преданию, в Лапландии образовалось смешанное корельско-лопарское население. Но ныне в Русской Лапландии ни одна из этих корельских колоний не сохранила ни своего языка, ни своей народности. Это доказываете, что число корельских переселенцев было вовсе не так значительно, чтобы Корелы могли вытеснить Лопарей не только из всей южной и восточной части Кольского округа, но даже занять их земли и проникнуть еще далее на север, куда они попадали только для набегов и едва ли могли удерживать разоряемые ими местности надолго. Вообще о движении Корельского племени на север и северо-запад до XII века, когда с ними столкнулись Славяне, имеется очень мало определенных и положительных указаний. Что Корелы передвигались из южной части Кемского уезда по направленно к берегам р. Торнео (а не к северному Лопскому поморью), это, по указанию Кастрена, доказывается сродством в языке Корелов от местностей, лежащих в нынешнем Кемском уезде до р. Торнео, и утверждается еще более чем, что по этому направлению Корелы всегда совершали свои торговые путешествия, которые, может быть, составляли только обновленную форму их прежних странствований и переходов внутрь Финской земли. При недостатке точных сведений об этом передвижении и отношения Корелов к Лопарям в древнюю эпоху их существования остаются полузагадочными; тем не [598] менее принадлежность Лопарям не только бывшего Кольского уезда, но и всего нынешнего Кемского уезда подтверждается и местными преданиями, и безмолвными памятниками, встречающимися на пути их древнего местожительства. Предания, записанные Кастреном во время его путешествия около деревни Аконт-лаки (Акон-Лакши или Бабья Губа), говорят, что очень давно, когда Москвой правили еще князья, а не цари, жили в Аконт-лаки два лопарских шамана, которые вылечили одного московского князя от смертельной болезни и в награду за то получили близ местности, ими обитаемой, право исключительных рыбных и звериных промыслов. Предание прибавляет, что пограничные финские жители перебили Лопарей и присвоили их владения себе, хотя Лопари готовы были уступить им свои права без сопротивления. Жители Аконтлаки указывают даже на остатки лопарских древностей; это так называемая Лопарские кучи, встречающиеся в Финляндии и в Русской Корелии, коим Кастрен однакож не придает лопарского происхождения; но в Русской Корелии, около Каяны, он встречал другие памятники чисто лопарской старины – Лопарские могилы. Они служили, как уверяют, жилищами Лопарей и сохраняют сходство, по мнению Кастрена, с жилищами безлесной Лапландии, имеющими вид землянок с конусообразной кровлей, сделанной из дерева, камней и торфа. Подобный же кровле, по преданию, были некогда и над лопарскими могилами. На дне их видны уголь, зола, пережженные камни, железные окалины, перегорелая железная посуда, – одним словом, многое, что доказывает, что эти могилы были обитаемы. Вообще во всей стране распространено предание, что Лопари были первыми обитателям ее, истребленными во время так называемой разбойничьей или тайной войны, которую вели против них Корелы. Это предание о разбойничьей войне еще более утверждает мнение Кастрена о том, что Корелы являлись среди Лопарей с целью грабежа и добычи, а не с целью прочного завоевания. Жители Вуоккиеньмя (Вуокниеми) рассказывают о каком-то лопарском властителе, которого называют лопарским королем, и который будто бы некогда жил недалеко от нынешнего города Кеми. Развалины [599] его замка, как они уверяют, еще и теперь там видны². Лерберг, доискиваясь местожительства Лопарей, указываете между прочим на р. Суму и Сумский посад, говоря, что эти места напоминают одну из ветвей Лопарского племени, некогда здесь жившую под именем Суми. Название это, по объяснение Лерберга, дано было Лопарям Эстами, которые называли их на своем языке Soomo (Suoma: от suo, болото, и maa, земля). Хотя там уже давно нет Лопарей, но нельзя не думать, вместе с Лербергом, что они действительно жили там некогда, Так как даже и в XVI веке, как увидим ниже, встречаются следы пребывания Лопарей в близком соседстве с р. Сумою – по р. Выгу и около лежащим озерам. Лерберг при этом замечает, что когда Русским в XV веке (по нашему указанию – ранее) сделалось известным имя Лопарей, то желая говорить точнее, они различали Лопь Дикую, лесную и Сумскую. Последнего названия в актах не встречается; но название Лопарей – Сумью, Соомо напоминает нам приведенную выше Самаенду, указывая на сходство этих названий, как туземных. Прибавим к этому, что из сказания о св. Лазаре Мурманском, жившем в XIV веке, известно, что Лопь и Чудь, страшные сыроядцы, жили около озера Онега, именно по восточному берегу его, в соседстве с монастырем, коего основателем быль св. Лазарь³. Сверх того, и в Новгородских переписных книгах 1500 и 1501 годов, дошедших до нас не вполне, встречаются также указания на следы пребывания Лопарей на юг от нынешней Финляндии и Русской Карелии, в пределах С.-Петербургской губернии. Из описания города Орешка, принадлежавшего к Вотской пятине, видно, что в нем была сторона Лопская, и на Лопской стороне считалось 72 двора; кроме того, на Лопской же стороне на посаде жили поземщики, которые в 1500 году проданы были городчанам; был и погост [600 в Лопце: в нем считалось 14 деревень, расположенных по Ладожскому озеру и по рр. Сасаре, Линде и Лавуе; в числи погостов Орешковского уезда, по тем же переписным книгам, именуется погост Егорьевский-Лопский, в коем считалось 133 деревни, расположенные по берегу Ладожского же озера и по речкам Лавуе, Нози, Покосите, Шельдихе, Вальи и Костне⁴.

Таким образом не только весь Кемский уезд в настоящих его пределах, но и ближние к границам этого уезда и южной части Финляндии местности губерний Олонецкой (по берегам озера Онежского) и С.-Петербургской (по берегам Ладожского озера) были за долго до ХV века обитаемы Лопарями, оставившими след своего пребывания в местных названиях, преданиях и сказаниях; может быть, при ближайшем исследовании найдутся следы их пребывания и в этнографических приметах, среди жителей Олонецкой и С.-Петербургской губерний. Сопредельно с этими местами, часть нынешней Финляндии или так называемая Финляндская Корелия, также судя по местным этнографическим исследованиям, принадлежит к тому пространству, которое было занято Лопарями. В округе Кемитрас еще недавно, по указанию Кастрена, были Лопари, которые постепенно приняли язык, нравы и образ жизни Финнов. Как здесь, так и в некоторых местностях Саданкиля, жители обличают свое лопарское происхождение. Приходы Кеми и Раваньеми также некогда были населены Лопарями, позднее уступившими большую часть местностей выходцам из Русской Корелии. Лерберг, ссылаясь на Chron. Episcopor. Finnlandens. Justen’a 1799 г., говорить, что Лопари даже до половины XV века жили не только в самой северной части Скандивского полуострова, и на восток от него, по западному берегу Белого моря, но даже между заливами Ботническим и Финским, именно: в северной Сатакундии (в кирхшпилях Икалис и Руовеси), также в северной Тавастии (в нынешнем верхнем Саволаксе и Рауталамбанском округе), а также и в восточной части всей восточной Ботнии⁵. О недавности пребывания Лопарей в пределах нынешней Финляндии мы имеем указание, относящееся к XVI столетию, в записях касательно Тявзинского договора, в которых упоминается о Каянских Лопарях.

< предыдущая часть | в начало^ | следующая часть >

© OCR Игнатенко Татьяна, 2012

© HTML Игорь Воинов, 2012