В. И. Немирович-Данченко,"Страна Холода", 1877 г. НОВАЯ ЗЕМЛЯ И ВАЙГАЧ.

[375]

В глуши Северного Ледовитого океана, в тех малоизвестных водах, где только изредка показывается убогая лодья мезенского промышленника, да шкуна предприимчивого норвежского китолова, между пустынею Новой Земли и пустынею материка, лежит большой, богатый, но почти никому, вне пределов Архангельской губернии, неизвестный Вайгач-остров. Наши отдаленные предки твердо веровали, что здесь, в приволье никому недоступных захолустий, живет чудное племя, только в летнее время выходящее на свет Божий. Зиму, т. е. 8 месяцев в году, оно спит беспросыпно во тьме черных пещер, в расщелинах, куда не зайдет ничто живое, где даже чайка — этот цыган северных морен не вьет гнезда, куда метель не заносит пушистого, белого снега. Теперь мы не верим в спящих чудовищ, но больше ли мы знаем об этой суровой и безлюдной пустыне арктического пояса? Скандинавские поэты остров Вайгач и все прилегающие к нему страны континента называли одним именем Иотунгейма, населяя его магами и чародеями. Наши летописцы, со слов новгородского купца Гурята-Роговича, писали: “Югра же рекоша моему отроку: дивно мы находим чюдо, его же несьмы слышали прежде сих лет, се же третье лето поча быти; суть горы зайдуче луку моря им же высота яко до небесе и в горах тех клич велик и говор, и секут гору, хотяще высечися, и в горе той просечено оконце мало и туде молвять и есть не разумети языку их, но кажут на железо и помавают рукою, просяще железа и аже кто дает им нож ли или секиру, дают скоро противу”. Смелые новгородские ушкуйники не останавливаются перед ужасами неведомой им пустыни. В их рассказах часто слышатся ссылки на северное лукоморье (берега Карской земли), а это еще далее Вайгача. Затем известно, что новгородцы не раз отважива[376]лись разыскивать серебряные руды не только на Новой Земле, но и на Колгуеве и на Вайгач-острове. Для отважных купцов-разбойников не существовало препятствий, они кидались всюду, где чуяли прибыток, они из удальства стремились и туда, где ждали их одни опасности. Этим пиратам девственных пустынь Заволоцкой чуди — Россия обязана первыми сведениями о Севере. Они его колонизировали и во всяком случай гораздо производительнее пользовались его богатствами, чем жалкое и дряблое поколение нашего времени.

На Вайгач и теперь отправится не всякий промышленник.

– Молодец-парень, на Вайгач-острове побывал, говорят пустозерцы о смельчаках, осмеливающихся пробраться в эту пустыню.

– На Вайгаче побывать — смерть узнать.

– Вайгач — горю матка.

– Плачь — коль пошел на Вайгач, значит счастлив — коль вернулся жив.

Даже самоеды, легко выносящие целые годы одинокого странничества по пустырям, прилегающим к pp. Коротанхе, Пай и Осоваяга, неохотно решаются перебраться на зимний промысел через Югорский шар в скалистые пространства лежащего по ту сторону острова. Правда, на соседнем берегу континента пустозерцы и ижемцы выстроили несколько промысловых избушек, но далее они не часто ходят, разве явится какая-нибудь разудалая голова, которой все трын-трава, жизнь — копейка, а море по колено.

Один из, таких промышленников, посещавший западный берег Вайгача, восторженно описывал его эффектные картины. Они, были бы похожи на описанные уже нами пейзажи Новой Земли если бы здесь не поражали внезапные и неожиданные контрасты едва заметных, сливающихся с волнами океана отмелей и громадных, словно целыми грудами, в беспорядке, одни на другие наброшенных скал. Иногда целый ряд таких утесов, словно зубцы чудовищного гребня, далеко вдается в море, образуя узкую, но длинную линию, называемую на местном арго — хвостовина. Море неугомонно бьется между этими зубцами, подмывая и без того тонкие их основания. В одном месте такая хвостовина напоминает правильный ряд позвонков какого-то мифического зверя. Иногда берег тянется перед мореходом мягкоочерченными, но бесплодными холмами. Они становятся все выше и сумрачнее, и, наконец, вдруг развертывают поразительно эффектную картину отвесного и гладкого каменного обрыва, на громадную высоту подымающегося из вечной толчеи пенящихся волн. Черные расщелины и трещины, как неведомые письмена гигантов, чернеют на этой вертикальной скрижали, сияющей во время заката, словно громадная золотая доска, рас[377]калившаяся в огне и поставленная посреди розового, ярким сиянием зари охваченного океана. Внизу волны выбили целые ряды черных пещер; вход в них почти зарос морскою травою, но когда ветер отпахнет эту живую завесу в сторону, перед вами явится такая адская щель, что вы с ужасом уйдете отсюда к более гостеприимным берегам. Один из промышленников видел, плывя мимо, разбитою бурею и брошенное в такую черную дыру, судно. Экипаж окликал его — ответа не было. Только волны глухо шумели, вбегая в сияющую пасть пещеры. Были ли там люди? — Едва ли. Море давно своими водорослями оцепило корпус этой шкуны. Если там кто-нибудь и оставался в момент крушения, то его или смыло водою, или он умер более ужасною, голодною смертью. В некоторых местах берега видны полукружия стоящих рядом и ровных с плоскими вершинами скал. Глядя на них, невольно приходит в голову сравнениe с гигантскою челюстью. А там, где берега сливаются с океаном низменными мелями, туда приступить еще опаснее. Того и гляди что попадешь на мель. За то здесь же есть и бухты, где во время самых ужасных штормов царит невозмутимое спокойствие и под защитою каменных масс — море остается недвижно как ясное зеркало. Шкуна, заштилевшая посреди такой бухты, может считать себя совершенно безопасной.

– С оглядкой плывем, ежечасно поминая Господа, Христа мило сердого. Не доглядишь и читай со святыми упокой. Такое место, в ем, в этом месте разуму нет. Воронкой на дно и пойдешь.

– Водовороты верно?

– По нашему сувой. И море покойно, а попадешь на эту точку — разом завертит. Оно издали видно. Округом лежит, словно кто его край бороздой провел. Ен шутить не любить. Ен на одно шхуны присасывается...

– Кто он?

– Известно… нечисть... Ей в этих сувоях — нерушимое царство. Кто как ежели, да без молитвы — беда. Опять ежели непочтителен кто к ей — тоже не любит. Ен — нечистый — нравный, сила ему дана губить христианские души, он это и чувствует. Ты и понимай и остерегись ежели что. Присосется — на дно притянет, к себе...

Таковы окраины этой пустыни, простирающейся в длину до 150 и в ширину до 40 верст. Вся ее площадь составляет около 8,000 кв. верст. Некоторые географы умаляли почти на 3/4 размеры этого острова, но рассказы мезенских промышленников и норвежских китоловов дают возможность добыть более точные факты. Географическое положение Вайгача определяется 69°21' и 70°5' северн. Ши[378]роты и 70°10' и 78°9' вост. долготы (от Ферро). Он составляет среднее звено громадного хребта, начинающаяся в южных отрогах Урала и оканчивающегося на крайнем севере конечным мысом Новой Земли. Впрочем, некоторые идут еще далее, утверждая, что от Новой Земли вплоть до Груманта¹ тянется по дну океана тот же хребет. Вся эта горная цепь прерывается только в трех местах: Корсаем или Карскими (железными) воротами, Югорским шаром и Маточкиным шаром². По дну этих проливов от Вайгача на север к Новой Земле и от него же на юг к континенту тянутся каменистые подводные гряды, соединяющие между собою эти звенья колоссального Урала. Поразительную картину представляет Корсай³ пролив в 68 верст длины и от 20 до 80 футов ширины⁴. В этих узких дефилеях вода иногда мчится с невыразимою быстротою. Течет так стремительно, что железные ворота никогда не замерзают. Громадные льдины, заносимые сюда из океана западными и северо-западными ветрами, крошило в дребезги. Один промышленник самоед, зимовавший на крайней оконечности Вайгача, ближайшей к Новой Земле, с ужасом рассказывал о борьбе громадной ледяной массы с течением Карского пролива. Ее несло как гигантскую гору и в самом узком месте опрокинув, смололо почти моментально. Мезенский зверолов говорил мне (насколько можно этому верить?), что во время самого сильного, виденного им, течения громадный ствол лиственницы, вынесенный в океан какою-нибудь рекою континента, раздробило в щепу только силою воды. Впрочем такое течение бывает не особенно часто. Его промышленник пережидает в одной из бухт Кусовой земли. Другой южный пролив Югорский шар — гораздо шире. Его считают в 45 верст длины и в 15 верст ширины. В некоторых местах и он впрочем суживается до 3 верст. Плавание по Югорскому шару было бы безопасно, если бы на нем не было двух совершенно противоположных течений, одновременно стремящихся: первое вдоль континента из океана в Карское море и второе вдоль Вайгача из Карского моря в океан. Фарватер при этом определяется весьма неточно. Не говоря уже о рифах, усеевающих его, корабль легко может попасть в течение обратное своему кругу, и тогда его не выручат и паруса; разве уже очень силен попутный ветер, если как-нибудь ему и удастся миновать эту Сциллу и Харибду севера. Остров Вайгач внутри сплошь покрыт скалами и горами. Кряжи, [379] пересекающие его во всех направлениях, состоят из каменных стержней, едва-едва прикрытых скудною почвой. На юге тянутся Петушки — высокие гребни, окоймляющие Югорский шар. На юго-западе подымается Карповский камень. Самые высокие горы здесь — Осьминкинские. Это цепь высоких конусов, проходящих внутри острова. На голых “плешках” их вершин часто возносятся фантастические четыреугольные и круглые утесы, напоминающие издали развалины замков и обломки колонн. Они резко отделяются от голубого фона неба, рисуясь перед глазами наблюдателя во всей своей величавой наготе, незагромождаемые верхушками лесных деревьев или грудами осыпавшегося щебня. Самоеды смотрят на эти горы с суеверным ужасом, считая утесы их вершин седалищами невидимых, но грозных духов. Вообще для этих номадов нашего Севера — остров Вайгач был некогда громадным храмом, где совершались все таинства их языческого и малопонятного культа. Впрочем об этом ниже.

Нам удалось слышать в Архангельске рассказ о партии промышленников, заблудившихся посреди этих гор зимою. Они на берегах Лямчинской губы выстроили себе становую избу и разошлись в разные стороны, позабыв маточку, т. е. компас. Настала ночь, ни один из них не возвращался. Оставшиеся в становище их товарищ стрелял на воздух, зажигал костры — ничто не помогало. Никто не приходил на огонь и выстрелы. Несколько самоедов, пробиравшихся с своими оленями вдоль морского берега, наткнулись на избенку. Войдя туда, они нашли полумертвого парня, второй уже день ничего неевшего и не раскладывавшего огня. Самоеды выспросили все, что тот знал, и отправились на розыски. Трое из промышленников нашлись замерзнувшими в разных положениях. Они заблудились у Лямчинского камня в собственных своих следах. На другой день еще от одного отыскались кровавые следы и остатки изодранной одежды. Этот, вероятно, попал на встречу ошкую (белому медведю) — совершенно безоружным. Двое пропали бесследно и кости их наверно до сих пор белеют где-нибудь на голых скалах этого острова. Теперь на Вайгаче постоянно живут самоеды и остров этот доставляет им обильные средства к жизни. При некоторых условиях и рyccкие могли бы поселиться там, если бы не общая вера в неминуемую гибель, какая ждет всякого промышленника, осмеливающегося пробыть здесь хотя одну зиму. Правда, Вайгач крайне непривлекателен даже для неприхотливого пустозерца или ижемца, но дело ведь не в красоте страны, а в ее естественных богатствах.

Растительность острова ничтожна. Перед вами простор — неожив[380]ляемый яркими цветами, свойственными даже и альпийской флоре. На склонах гор — ковры однообразного ягеля устилают скудную почву, перемежаясь с приземистым ивняком, подымающимся на солнечном припеке до 7 и 8 футов высоты. В понизьях, пропитанных влагою, болотная трава и зеленый мох только и оживляют угрюмое величие этого пейзажа. Близ юго-западных берегов — поросль лучше и разнообразнее. Тут — щавель, дикий лук, ложечная трава, иванов цвет, осока, морская капуста (лапуха), морской горох, первоцветы и даже незабудки. Отсутствие ярких красок, подавляющая тишина производят тяжелое впечатление и на привычного к мертвому северу островитянина. Мысль перестает работать, сонливое спокойствие и равнодушие ко всему охватывают душу. А зимою, когда вся окрестность устлана белою пеленою снега и только черные утесы поднимаются из этой однообразной массы — еще тяжелее, еще невыносимее. Уйти некуда. Вплоть до лета оставайся, лицом к лицу — с этим царством смерти, где одна только вьюга нарушает диким воем и грохотом мрачное могильное молчание неприветливой природы.

– На Вайгаче, — рассказывал мне ижемец, встреченный на ярмарке в Архангельске, — только раз попал я на место сплошь поросшее цветами. Бывали дни, когда только и встретишь что щепоть травки, да и то треплется она из камня, сухая да желтая. Богом проклятый край.

В конце тридцатых годов на Новой Земле были открыты залежи каменного угля. Есть основание предполагать, что и Вайгач не беден ими — еще одно доказательство иной температуры этого острова в доисторические времена. По свидетельству самоедов, в почве здесь попадаются мамонтовы кости и клыки, достигающее иногда одиннадцати футов длины. Зато, если эта пустыня бедна растительностью, если царство ископаемое дало ей весьма мало, она норовит вас обилием промысловых зверей и птиц. В водах, омывающих острова, ловятся неводами омули и гольцы, бьют белух, моржей, морских зайцев, лысунов, нерп и тюленей. Из птиц здесь водятся чайки, гагарки, гагки, нырки, сокола, совы, даже орлы. Весною прилетают сюда куропатки и разного рода утки (савки, шилохвостики, турпаны), лебеди, гуси, гагары и кулички. Это птичье царство, разумеется, только близ берегов. Внутри страны — мертвая глушь, недвижная, неисходная. Тут же охотники добывают белых и голубых песцов, красных лисиц, пеструшек и оленей. Здесь пропасть волков и царь арктических пустынь — белый медведь властно странствует по громадным пустырям Вайгача. Особенно иного здесь промышляется рыбы, зверя и птицы летом. С 8-го мая по 20-е [381] июля солнце над островом не закатывается и тогда-то сюда собираются пустозеры, устьцилемы, ижемцы и самоеды. Pyccкие и зыряне при этом ограничиваются одною южною частью острова, не покушаясь проникать на дальний север. Здесь ими выстроена часовня, где они и собирались прежде для молитвы в праздничные дни.

Норвежский кептейн, побывавший здесь в прошлом столетии и знавший, что Вайгач незаселен, придумал сказку — о невидимых жителях этого острова. Когда он плыл близ южной оконечности его, то ему послышалась долгая, заунывная песня. Отсюда — предание о духах, переговаривающихся между собою в туманах осени — песнями. Из этой легенды скандинавский поэт сделал прелестное стихотворение. Сказка разрешается весьма просто. Норвежцу пришлось слышать какую-нибудь мезенскую песню, петую целою артелью промышленников, отдыхавших после утомительной работы на судне, укрытом в безопасной бухте утесами и мысами, берега. Не это ли же самое послужило основанием для предания о людях, заключенных в горе и переговаривающихся оттуда? Югра на Вайгаче промышляла так же, как теперь там промышляют русские. Ушкуйники, проезжавшие мимо скал, слышали незнакомые им песни и создали мне об узниках каменных гор. На острове и до сих пор отыскиваются следы пребывания какого-то племени — железные и медные копья, посуда и др. Известно, что вдоль по течению р. Печоры, по pp. Колве, Коротанхе и др. жило некогда племя пещоры, — народ троглодитов, обитавших в пещерах. Пещора была гораздо цивилизованнее настоящих обладателей тундр, она знала употребление железа и меди, выделывала из этих металлов различные предметы. А в доисторические времена, в свою очередь, истреблена самоядью. По всей вероятности, и Вайгач был некогда занят каким-нибудь отдельным родом этой, ныне исчезнувшей, расы аборигенов крайнего севера.

Вайгач для самоедов долго был священным островом. Тут, на различных пунктах, преимущественно же на выдающихся высотах береговых скал, и до сих пор встречаются их идолы. Такие же деревянные обрубки ставят и нынешние самоеды-промышленники у лисьих и песцовых нор острова Вайгача. Мореходы, особенно же иностранцы, посещавшие эти отдаленные берега, изумлялись, встречая на безлюдье группы каменных, деревянных идолов, безобразно изсеченных самоедами. Окровавленные жертвенною кровью истуканы, кровь на скалах окружающих их, кровью пропитанная почва вокруг — все внушало ужас несведущим чужеземцам, воображавшим, что они попали в страну каннибалов. Дело объясняется весьма просто. Самоеды в определенные времена года [382] сходились сюда прежде для своих общественных богослужений. Как особенно святое место, в этом отношении славился мыс Болванский — полукруглая каменная масса, далеко выдающаяся в море на юго-западной оконечности острова. В этом мысе чернеет громадная и глубокая пещера с двумя выходами, одним широким — к морю и другим узким, открывающимся в вершине утеса. Вихри врываясь в пещеру производят в ней и теперь оглушительный гул, поражающей ужасом дикаря, слышащего в нем голос своего божества. Тут-то самоеды и поставили свой главный идол — Весак. Он был деревянный, трехгранный, высокий и тонкий, о седьми лицах, которые были вырезаны на двух отлогих гранах, одно над другим; само собою разумеется, что резьба лица была грубым подражанием природы — и то самоедской. Щеки у идола вырезаны впадинами, с выдавшимися скулами. Нижняя часть идола оканчивалась трехгранным остроконечием, которым он и был утвержден в почве. В полукружии близ этого главного идола поставлено было двадцать средней величины и около 400 маленьких деревянных, а за ними, в расстоянии пятидесяти сажень, 20 каменных однообразных идолов. Перед главным идолом плотно набросана была большая груда оленьих голов с цельными рогами и тридцать черепов белых медведей. К оленьим рогам привешены были топоры, стрелы, медные кольца, пуговицы, гвозди, разноцветные суконные лоскутки и другие тому подобные дары богам. Против Болвановских идолов на выступе материка тоже находилось 4 каменных и 356 деревянных идолов. По словам очевидцев, океанийские идолы Мораи совершенно похожи на идолов самоедских.

В настоящее время Вайгач начинает колонизироваться самоедами. Вытесняемые беспощадною эксплуатациею зырян из своих заповедных тундр, они уходят в эти арктические пустыни, в бесплодные приволья оленьих пастбищ. Царство смерти мало-помалу обращается в кочевья диких инородцев, и там, где прежде неудержимо ревели одни волки, — носится ныне самоедская нарта и слышатся хриплые крики этих суровых номадов.

<<< Вернуться к оглавлению | Следующая глава >>>

© OCR Игнатенко Татьяна, 2011

© HTML И. Воинов, 2011