Н. Харузин, РУССКИЕ ЛОПАРИ (Очерки прошлого и современного быта).
Москва, 1890 г.

II.

III. Очерк внешнего и материального быта лопарей.
(продолжение ч.5)

Указав на внешность и характер лопарей и на их численность, перейду теперь к описанию их одежды, обстановки и экономического положения, чтобы покончив с этим отделом, остановиться на их древних и современных религиозных представлениях и подробностях из прошлого и настоящего быта.

Что касается одежды, то в этом отношении скандинавские лопари отличаются от наших. Это не удивительно: каждая из этих групп лопарей, имея долгое столкновение с соседями, совершенно различными по быту, отличающимися друг от друга и костюмом, приняли в ряд своих одежд элементы чуждые: скандинавские от шведов и норвежцев, русские лопари от русских соседей. Но это различие относится, собственно, лишь к летнему костюму; что же касается зимнего — он почти не разнится у лопарей обеих групп.

У прежних писателей встречаются разнообразные описания лопарского костюма; подчас этот костюм даже роскошен: он обит дорогими мехами, отделан золотом и т. п. Не останавливаясь подробно на этих известиях, носящих больше характер сказок, приведу слова Ацерби, который считает нужным опровергнуть и эти мнения, как и другие мнения прежних писателей, несогласные с действительностью. “Некоторые писатели, читаем мы у него, утверждали, что лопари носят украшения золотом и серебром одежды; другие также убедительно доказывают, что одежда их сделана из шкур тюленей (Seekӓlber) и медведей, и скроены так, что лопари смотрят в них зашитыми в мешки. Но эти мнения окончательно не верны, как и то, что передает другой писатель, что женщины в Лапландии носят покрывала, сшитые из жил и внутренностей диких животных”¹. Таковы сказочные рассказы, [92] которыми вполне довольствовались прежние писатели. В виду недостоверности этих передач, я перейду прямо к современному костюму лопарей. Начну со скандинавских.

Кехлин-Шварц, один из последних путешественников по Лапландии, описывает их костюм следующим образом: 1) блуза, нисходящая до колен, из грубой шерстяной материи белого, синего, красного, черного или зеленого цветов, отделанная внизу шерстяной тесьмой различного цвета, но всегда резко отделяющаяся от цвета блузы; ворот у этой блузы высокий и жестки. Блуза перехватывается кожаным поясом, на котором висит ножик, с которым лопарь никогда не расстается. 2) штаны бело-серого цвета, узкие внизу, 3) обувь (comager) — полусапожки кожаные, мягкие, без каблуков и с острым поднятым вверх носком: в него забивают траву; чулков не носят. 4) На голове колпак из красной или желтой шерсти, иногда закругленный, но чаще четырехугольный — твердый. Зимой они на этот костюм надевают второй такой же, сделанный, однако, не из шерсти, а из оленьей шкуры, шерстью наружу. Зимние komafer’ы делаются из оленьей шкуры, тоже шерстью наружу, летние же делаются из шкуры оленя, или коровы. Когда становится слишком холодно, они надевают сверх всего этого “нечто в виде “пальто” с капюшоном, что заставляет их иметь вид маленьких медведей”. Летом носят шерстяные перчатки; зимой — перчатки из оленьей шкуры. Что касается употребления белья, то, по наблюдению Кехлина-Шварца, они носят коленкоровый сорочки — летом, которые на зиму заменяются подобием жилета из овечьей шкуры; надевают ее так, чтобы шерсть была обращена к телу.

Женщины, по словам того же автора, одеваются почти также, как и мужчины, с такой же блузой и штанами (из шерсти — летом и из оленьей шкуры — зимой). Разница в головном уборе: он из сукна то круглой формы, то “на подобие шлема Минервы”. Костюм обоих полов настолько схож, что Кехлан-Шварц признается, что он часто путал их, тем более, что лопари часто безбороды. Дети, как только покидают колыбель, получают тот же костюм, как и их родители².

Что касается русских лопарей, то их костюм несколько отличается от костюма скандинавских. Летом они носят рубаху (найд) обыкновенно ситцевую разных цветов и штаны суконные (сарги-пукс) узкие, особенно внизу. Эти сарги-пукс иногда заменяются штанами также из ситца. Поверх этого они надевают еще суконную одежду до колен с рукавами (кяхтян), покроем и именем ясно обнаруживающей свое родство с русским кафтаном. Головным убором служит колпак, вязанный из шерсти, мягкий, с острым верхом, бело-серого цвета с каймой из разноцветной шерсти, преимущественно красной, желтой и черной; узор этой каймы обыкновенно представляет собой ряд квадратов. На ногах летом носят нюреньки, так сказать, туфли из оленьей или другой кожи, без каблуков; в них также как и в комагеры, набивают травы, носки, как и у комагеров, заострены и приподняты к верху.

[93] Зимой мужчины сверх летней рубахи надевают вязаный из разноцветной шерсти жилет-фуфайку, так называемую, бузурунку, затем печок — длинную, спускающуюся далеко ниже колен, одежду с прорезом лишь для головы и рук; печок делается из оленьей шкуры шерстью наружу, с довольно широкими рукавами; затем штаны из оленьей шкуры шерстью также вверх, узкие — комас-пунс. На ногах — яры, длинные сапоги, сделанные из оленьей шкуры, шерстью наружу; яры, чрезвычайно красивы: они сшиты из шкур молодых оленей и состоят из ряда узких продольных полосок, при чем полосы из темной шкуры чередуются с полосами из шкуры белого цвета. Иногда на швах, соединяющих эти полоски, пришиты треугольники из сукна черного, красного и желтого цвета. Носки у яров, как и у нюренков, острые, длинные, приподнятые вверх. Иногда вместо яров надевается обувь, называемая на севере каньги (лопарями — камнэ) — это те же нюреньки, сделанные лишь из оленьей шкуры шерстью вверх и иногда украшенные, как и яры, разноцветными полосками. Зимняя шапка (каппер) резко отличается от летнего колпака: она с четырехугольным дном, разноцветная, украшена подчас также треугольниками из разноцветного сукна и опушенная мехом: оленьим, лисьим и т. п., к затылку она спускается и закрывает шею от действия холода. И летом и зимой русские лопари носят рукавицы — летом вязанные из шерсти, преимущественно белые, зимой из оленьей шкуры шерстью вверх. Эти последние носят лопарское название кяста. Необходимую принадлежность лопарского туалета составляют опоры (по лоп. водды).

Таков костюм русского лопаря зимой и летом. Влияние соседей русских сказывается преимущественно в кяхтане и рубахе. Что касается первого, то употребление его в 40-х годах было еще редко. По словам Верещагина³, лопари летом носят юну — одежду такого же покроя, как и печок, только суконную (юна теперь почти исключительно женская одежда); на ней преимущественно проявляется изящный вкус лопаря, ибо около ворота юны нашиваются маленькие кусочки разноцветных сукон. В довершение изящества лопарь, одетый в юну, надевает, вместо национальной своей шапки, нашу шапку, или картуз с козырьком. Многие лопари, продолжает он, обзавелись и русскими кафтанами и даже сюртуками, в которых делают свои парадные визиты к приезжающему в погост важному в уезде лицу. Что касается сюртуков, то лично мне не приходилось ни видеть, ни слышать про лопарей, одевающихся в сюртук; что же касается картузов, то действительно некоторые лопари, живущие по преимуществу по близости к г. Коле, носят их вместо своих летних колпаков; некоторые также меняют свои нюренки на русские сапоги. Юну, как одежду мужчины, мне встречать не приходилось: она даже в отдаленных погостах вытеснена по-видимому кяхтаном и сделалась теперь исключительно принадлежностью женской одежды. В общем лопарский костюм не производит неприятного впечатления, только зимний действительно имеет слишком грузный вид.

Что касается женского костюма, то летом он состоит из платья, покроем своим напоминающего сарафан; это лопарский кохт, который шьется из ситца раз[94]ных цветов, не редко красного, с широкими рукавами, подвязанными у кисти рук; рукава иногда делаются и из другой материи, чем все платье. На ноги женщины надевают род чулок без вместилища для ступни; узкие, суконные, они подвязываются непосредственно над ступней и покрывают икры и колена; над коленами они навязываются; это так называемые, по лопарски, педд. Головной убор женщин разнится от такового же, надеваемого девушками: замужние — носят шамшир. Этот убор состоит из цилиндра; над лбом поднимается полуэлипсное возвышение, нагнутое вперед, а на затылке такое же полуэлипсное — опускается вниз. Этот остов попокрывается материей, также чаще всего красной; причем материя покрывает и верх цилиндра. Шамшир надевается на голову так, что волос не видно, и украшается бисером, лоскутами разноцветных материй, подчас даже и жемчугом. По форме шамшир, действительно, напоминает шлем Афины. Девушки носят “перевязки,” т.е. цилиндр без дна, покрытый также, как и шамшир, разноцветной материей и бисером; перевязка надевается на затылок, так что волосы над лбом видны. И девушки и замужние покрывают еще, сверх своих головных уборов, головы платками, складываемыми “косынкой” и повязываемыми под подбородком; это делается отчасти для защиты от ветра и комаров — отчасти и для украшения. В ушах как замужние, так и девушки носят серьги (пилтык).

Зимой костюм изменяется. Надевается юна, по лопски мазат, шитые на подобие печка, обыкновенно из белого, довольно грубого сукна; юна спускается до пят. При сильном холоде сверх этого надевают еще шубу (торк), которую обыкновенно покупают в Коле; торк делается из овчины. На руки надеваются вязаные рукавицы (вац). Что касается женской обуви, то она одна и та же, как и у мужчип: летом они носят нюреньки, зимой яры, или каньги (камнэ). Но употребление женщинами яров не повсеместно; в некоторых погостах женщинам не то, чтобы запрещено, но не в обычае, чтобы они носили яры: так например в Сонгельском погосте женщины яров не носят, а в Кильдинском и Ловозерском погостах употребление их женщинами обычно. Трудно объяснить этот странный обычай. Шею украшают ожерельями. Верещагин упоминает еще об обычае носить лопарскими женщинами свои грудные кресты поверх одежды; “тщеславясь одна перед другою большим блеском и величиною крестов”, они “превращают этот священный символ нашего спасения в пустую игрушку”. Этого обычая, приведшего в негодование цитируемого автора⁴, я заметить не мог. Во всяком случае, если он теперь и встречается, то далеко не повсеместно⁵.

[95] Сравнивая одежду скандинавских лопарей с одеждою русских, мы видим, что одна мало походит на другую; но если откинуть некоторые части одежды, заимствованные лопарями, почти несомненно, у русских, то окажется, что эта одежда не только схожа, но почти тождественна у обеих лопарских групп. Многовековая жизнь порознь друг от друга, отсутствие взаимных отношений, различие занятий изменили и внешность лопарей, изменили их язык, положили свой отпечаток на быт их, но почти не изменили их костюма, так хорошо приноровленного для холодного, сурового климата далекого севера. Постараемся доказать это.

Что лопарский кохт (сарафан) есть воспроизведение русского сарафана, за это говорит и покрой его и материя, из которого он делается; далее это сходство выражается и в мелочах: устройство рукавов из другой материи, чем весь кохт, — обычай, столь распространенный по всей России в местностях, где сарафан не вытеснен еще платьями “французского фасона”. Далее головная повязка лопарских девушек до поразительности схожа с той перевязкой, которую носят кольские девушки, и употребляемой, кроме того, и во многих местах севера, например в Пудожском уезде, Олонецкой губернии и в губернии Архангельской. — Что заимствование лопарями этой повязки у своих русских соседей несомненно, в этом убеждает и тот факт, что собственно лопарского слова для этой перевязки не существует, по крайней мере, у нотозерских и сонгельских лопарей, которые и употребляют для означения ее русское слово. Что платки, которыми лопари покрывают свои головы, есть позднейшая прибавка к костюму, ясно как из того, что платки всегда русской работы и покупаются лопарями в Коле, так и из способа, которым лопарки надевают его сверх своей и без того уже покрытой головы.

Если лишить лопарку ее кохта, перевязки и платка, она останется в своей юне, чулках и головном уборе на подобие шлема Афины. Но юна делается на подобие печка, только из сукна и русскиц печок и юна лишь длиной отличаются от “блузы”, о которой говорит Кехлин-Шварц. Итак, русская лопарка, без примеси постороннего влияния в костюме, будет одета как и русский лопарь — и оба будут отличаться в своем костюме от своего скандинавского собрата лишь длиною костюма, но не покроем. Наконец уже выше упомянуто, что лопарская юна лишь позже была заменена кяхтапом. Убор головной русской лопарки схож с убором лопарок скандинавских и отличается от последнего лишь тем, что он круглее на верху, тогда как у скандинавских лопарок он заканчивается почти острым шпилем.

[96] Что шуба заменила собой теплую юyу, очевидно уж из того, что она выделывается в Коле и покупается лопарями готовой.

Обращаясь к мужскому костюму, мы увидим тоже сходство. Прежде всего зимняя шапка русского лопаря схожа в общем с шапкой скандинавской; далее в обуви никакой разницы нет. Печок отличается лишь большей длиной у русского лопаря. Юна, как сказано, употреблялась и русскими лопарями. Штаны у обоих одинаковы. Поэтому откиньте русскую рубаху и платок, которым русские лопари любят повязывать себе шею, и существенной разницы в костюме обеих групп не будет никакой.

Но сравнивая костюмы обеих групп лопарей, мы невольно придем к заключению, что скандинавские лопари сохранили свой национальный костюм в гораздо более чистом виде, чем русские их собратья, что влияние скандинавов отразилось на лопарском костюме гораздо меньше, чем влияние русских, что скандинавские лопари и в этом отношении оказались более консервативны, чем русске, как они оказались и в сохранении своего быта, этнографических и антропологических особенностей.

Переходя теперь к жилищам лопарей, следует отметить, что история застает их уже умеющими строить жилища; лопари в это время уже вышли из того периода, когда, по словам Дюбена, “им служили жилищами пещеры и древесный ветви”. Но жилища эти были принаровлены к кочевой жизни лопаря, к частым перекочевкам, которые им приходилось делать, перегоняя свои оленьи стада с места на место. В XVII веке встречается упоминание лишь об этих шалашах; и полное молчание писателей о других, более прочных жилищах может служить свидетельством того, что подобных жилищ еще у лопарей описываемых местностей не было. Лишь постепенно, с переходом к оседлости появляются у них жилища более удобные. Это и понятно: перекочевывая, могли ли лопари строить себе дома, переноска которых была бы слишком затруднительна.

Различный причины, заставившие лопарей бросать постепенно свой кочевой быт и переходить к полуоседлости, или полной оседлости, заставляли их обзаводиться домами. Но самый этот переход совершался крайне медленно и кончился далеко не для всех лопарей. Уже в первой половине XVIII века мы встречаем упоминание о лопарских домах, и один из первых писателей, который говорить об этом — это Арвид Эренмальм, бывший в Лапландии в 1741 году⁶. В его время этот переход только что начинался в посещенной им местности, и тогда далеко не все лопари обзавелись прочными жилищами. Бесспорно эта перемена жилищ и сопряженная с нею перемена быта наступала не одинаково для всех местностей Лапландии, бесспорно, что там, где обеднение оленьими стадами началось раньше и переход этот должен был совершиться раньше. Можно также, а priori, сказать, что русские лопари, бросившие ранее скандинавских свое занятие оленьими стадами (вследствие обеднения оленями), должны были и раньше скандинавских перейти от шалашей к домам; но когда наступил для русских лопарей этот переход — неизвестно, так как и сами сведения (более [97] или менее достоверныt) о русских лопарях начинаются сравнительно очень поздно. В XVI, XVII и XVIII вв. для указания на жилище лопаря наши памятники употребляют всегда слово вежа, т. е. шалаша.

Переход лопарей от кочевого к полукочевому или оседлому быту, начавшись довольно давно, продолжается и теперь. В Скандинавии лопари, богатые еще стадами оленей, сохраняют свой прежний быт и продолжают жить в шалашах, построенных по примеру своих предков. Но стоит лишь оленеводу обеднеть, он отыскивает себе другое занятие и или поступает в работники к другому лопарю или, если он человек предприимчивый, переходит от оленеводства к рыболовству или звероловству, занятиям иногда с избытком его вознаграждающим. “Отыскав себе место по вкусу, говорит Кехлин-Шварц⁷, он покидает свою каtа (шалаш), вечно наполненный дымом, для того, чтобы построить себе хижину из бревен, с камином, дверью и окном. Это удобное жилище, в котором ему гораздо лучше, в скором времени побеждает его вкусы кочевника. И, странное дело, продолжает автор, эта перемена быта имеет известное филологическое влияние на это племя. Число их детей увеличивается и сами черты лица изменяются и отдаляются от первоначальная типа”⁸.

Так как лопарю, обосновавшемуся в одном месте, приходится все-таки удаляться далеко от дома на долгое время, то он вследствие этого имеет несколько жилищ: одно хорошее, прочное-оседлое, другие легкие, приспособленные служить лишь временными домиками. Русские лопари (в среде которых, кроме небольшого числа фильманов, оленеводов-кочевников уже нет), перешедшие к полукочевому быту имеют также несколько жилищ и лишь немногие оседлые имеют только одно жилище⁹.

Различье условий быта и занятий наложили на эти жилища свой отпечаток; жилища лопарей варьируются не только по занятиям их хозяев и по тем целям, для которых они построены, но и вследствие влияния соседей, почему жилища скандинавских лопарей отличаются от жилищ лопарей русских. Не смотря, однако, на все различия в частностях, их можно все-таки разделить на три группы: жилища постоянные, жилища на местах производства промысла и походные жилища.

Начну с скандинавских лопарей, причем беру описание того же Кехлина-Шварца, описание наиболее новое. Дома оседлых скандинавских лопарей построены из дерева, образуют продолговатый четырехугольник, имея с одной стороны дверь, с другой окно. Через дверь входишь в переднюю, шириною до двух метров; в этой передней сложен почти весь скарб лопаря: бочки, рыболовные сети, сани, дрова, сушеная рыба, звериные шкуры, зимние одежды и т. д. Свет в переднюю проникает [98] через дверь; за передней идет единственная комната, в которой живут, спят, готовят пищу. Встречаются там скамейки, иногда стулья, хотя сами лопари предпочитают сидеть на полу, стол, постель, состоящая из ящика, наполненного березовыми ветвями и покрытая шкурой оленя. В углу, направо или налево от двери, поставлен камин, широкий, хорошо сложенный, имеющий хорошую тягу. Кроме того в комнате находятся: котел, кофейник, иногда кастрюли. По стенам идут полки, на которых расставлены принадлежности рыбной ловли и т. п., крынки с молоком; далее на полках же лыжи, палки для них, ружья; в углу комнаты какой-нибудь станок (ткацкий или столярный), так как все они знают какое-нибудь ремесло; встречаются также столы для точанья сапог. Все эти дома построены по одному типу и отличаются лишь размерами. Кроют дома следующим образом: настилаются доски, затем в несколько рядов березовая кора и все это засыпается землей. Крыша дома обыкновенно яркого цвета зеленого от прорастающих на ней трав, а иногда и целых кустов. Около домов кладовые, конюшни, сараи, лавки¹⁰. Таковы жилища оседлых скандинавских, лопарей, жилища, которые, не смотря на всю бедность свою, составляют все-таки огромный шаг вперед перед теми убогими шалашами, в которых и поныне живут лопари-оленеводы. Эта изба у скандинавских лопарей носит название “тупа”, имя, которое обыкновенно придается зимним помещениям и русских лопарей.

Шалаши кочевых скандинавских лопарей делаются из жердей, соединенных вместе; этот остов покрывается летом парусиной, зимой толстым войлоком. Здание имеет конусообразную форму. На верху делается отверстие для дыма. Вышиной этот шалаш 2 метра 75 цен., шириной у основания от 3-4 метра. Внутри па перекладине висит котел над очагом, огонь которого никогда не тушат; у стен стоять сундуки со скарбом; оленьи шкуры служат постелями; на полу, по стенам, лежать также и палки, и орудие, и припасы. В таком шалаше живет целая семья, подчас 5-7.человек¹¹.

Жилища русских лопарей несколько отличаются от жилищ скандинавских; следует заметить, что все русские лопари живут зимой в погостах, т.е. деревнях: это их постоянное местожительство. Всего лопарских погостов в настоящее время считается 17, именно: Пазрецкий, Печенгский, Мотовский, Кильдинский, Воронежский, Семиостровский ближний, Семиостровсмкий дальний, Ловозерский, Бабенгский, Экостровсий, Массольгский, Нотозерский, Сонгельский, Сосновский, Каменский, Эконьский и Лумбовский¹².

[99] Кром того, лопари живут еще в нескольких местах, на станциях, в выселках: так, например, на станции Кицкой и Разноволоцкой и т. д. Фильмана, которых по сведениям 1886 года считается 31 челов. об. пола, живут в выселках, Энском и Чалмозерском. В виду того, что эти погосты составляют, как бы место оседлого пребывания лопарей — жилища их состоят из бревенчатых срубов, крайне схожих с тупами скандинавских лопарей, эти дома называются лопарями пырт, хотя слово тупа, вошедшее в употребление у местных русских, понятно лопарю. Пырт четырехугольный бревенчатый сруб с плоской крышей, засыпанной землей; сквозь дверь входят в маленькие сени, из которых ведут две двери, направо в нежилое помещение, где держат обыкновенно овец; налево в жилую комнату, где и помещается вся лопарская семья. Размер этой комнаты не больше квадратной сажени, высота не более одной сажени, так что пырт представляет из себя почти что куб. В углу, у двери, поставлен камин (комелек), сложенный из неотесанных камней довольно грубо на глине или извести; комелек обыкновенно выбелен; от полукруглого отверстия, куда ставят дрова стоймя, идет широкая труба, выпускающая дым наружу. Убранство комнаты состоите из скамеек, поставленных вдоль стен, стола и полок, на которых расставлена разная домашняя посуда. Пол устлан обыкновенно древесными ветвями. Интересным является в пырте то, что около комелька, вдоль стены, отгорожено небольшое пространство, посредством наложенных бревен. Это место считается особенно священным и женщины не имеют права ни переступить эти бревна, ни садиться на них. Мужчины хотя и позволяют себе иногда сесть на бревно, но становиться ногой за ограду избегают, считая это тяжким грехом. В этом пространстве, однако, [100] стоят чашки, и лопари, и лопарки осторожно нагибаются, стараясь не коснуться бревна, если им понадобится что-нибудь достать из этого места.

Как видно, пырт мало чем отличается от тупы скандинавских лопарей: в плане и по общему своему расположению они почти тождественны. В некоторых погостах, где чувствуется влияние русских в большей степени, например в Кильдинском, некоторые лопари обзавелись уже русскими избами с русскими печами; но пока это явление еще крайне редкое и пырты господствуют в Лапландии и по настоящее время. В общем пырт грязен и темен, так как небольшое окно (редко бывает два окна) пропускает свет крайне скупо.

Если тупа и пырт настолько похожи друг на друга, что даже русско-лопарский пырт больше известен под именем тупы, то нельзя того-же сказать о шалашах русских лопарей, известных под названием веж, но самими лопарями называемых “Кю(у)ит”. Это сделанная из жердей четырехгранная пирамида (а не конус, как у скандинавских лопарей) вышиной не больше 2 ½-3 аршин; снаружи она покрывается дерном, частью ветвями и хворостом; с внутренней стороны жерди прикрыты досками. Входить в вежу можно лишь через очень небольшую, крайне низкую двустворчатую дверь, приноровленную так, что она быстро и сильно захлопываете. Посреди вежи устраивается очаг, огонь на котором почти что горит безостановочно, если только сами лопари находятся в веже; это делается с целью воспрепятствовать комарам и мошкам проникать через единственное остающееся открытым отверстие в веже — именно отверстие на верху, откуда дым проходит от очага. Стоять в веже можно лишь как раз под этим отверстием, так как сильно наклоненные стены препятствуют этому, как только отступить от очаг хотя немного. В остальном убранство вежи схоже с убранством шалаша скандинавских лопарей: вокруг огня лежат те же шкуры оленей, на которых, скорчившись, сидят лопари. Наиболее почетным является место на шкуре, постланной направо от входной двери, подле комелька. Лежит в веже в беспорядке и домашняя посуда, и одежда, и принадлежности лова, тут же и постели. Вся семья помещается здесь, в страшной грязи, копоти и вони. Дым, распространяющийся по веже и не сразу выходящий через отверстье, ест глаза — и неудивительно, что лопари страдают глазными болезнями, что у них часто глаза воспаленные. Вежи стоят обыкновенно лишь на весенних, летних и осенних местах, куда лопари, смотря по времени года, перекочевывают для производства рыбного промысла. Эти места, подчас довольно далеко отстоящие от зимнего погоста, требуют несколько дней пути; естественно, что при таких условьях должен был выработаться еще особый вид жилища, употребляемый лопарями лишь при перекочевках. Таким жилищем является “кувакса” — шалаш, почти что подобный во всем шалашу скандинавских лопарей. Кувакса состоит из наклонно-поставленных жердей, связанных на верху все вместе. Жерди покрываются парусиной, однако не до самого верха, а лишь на половину или две трети своей высоты, такт, что остается довольно большое пространство для выхода дыма. Посредине куваксы раскладывают огонь, а котелок привешивают к месту, в котором жерди связаны. Но этот шалаш употребляется лишь при перекочевках с одного [101] места на другое, во время лишь временных стоянок и не составляет никогда постоянного летнего жилища русского лопаря.

Что касается погостов, то, по словам Фриса, они остаются на одном месте также не все время: через 10-15 лет, когда не хватает мха для оленей, или когда чувствуется недостаток в дровах, погост перемещают на другое место. Погосты, продолжает он, могут, таким образом, лежать в большем или меньшем отдалении, иногда даже на несколько миль от церкви, при которой живет священник. Когда лопари собираются переместить свой зимний погост, они сперва общими усилиями разбирают часовню и перевозят ее на новое место, а затем каждая семья собственными силами переносит свое жилище и кладовую и ставить на новом месте там, где это ей кажется удобнее¹³.

Вежа русских лопарей и кота скандинавских принадлежат к числу примитивных жилищ, от которых их соседи финляндцы успели уже давно отрешиться. Интересно то, что у послдених, в качестве переживания, сохраняется этот шалаш около всякого дома. “Кто путешествовал по северной Финляндии, пишет Алквист, тот не может, конечно, не заметить среди прочих построек одно небольшое строение, непременно встречающееся, как у бедного, так и у богатого крестьянина. Это строение, всегда стоящее в некотором отдалении от других и подле бани, имеет коническую форму и сложено из очищенных от коры еловых и сосновых кольев, длиной от 8 до 12 аршин и толщиной в нижнем конце от 4 до 5 дюймов. Тонкие концы колосьев сходятся к верху и чем-нибудь скрепляются, но так, что образуют наверху отверстие для дыма. Под этим отверстием... находится очаг, обыкновенно сложенный из мягкого, плоского камня; на него кладутся дрова, между тем как над огнем, на крюке, прикрепленном несколько выше к поперечной перекладине, вешается чугунный котел. С боку находится вход с легкою из тонких досок дверью. Такое строение финляндские шведы называют Kӧlna, а финны Kota, и служит оно теперь только кухней или прачечной, особенно в теплое время года, или в такую пору, когда по какой-либо причине не хотят разводить огня в домашнем очаге. Между тем это древнейший вид жилища, в коем финны искали убежища от холода и непогоды, как о том свидетельствует следующая финская поговорка: древнейшею ловушкой было брюхо, древнейшею посудой была горсть, древнейшим жильем кота”. (Ж. М. Н. П. июль 1877 г. о древней культуре запад. Финнов, стр. 166, 167). Лопари до сих пор не расстались вполне с этим первобытным жильем.

Таковы жилища лопарей, приноровленные к их полукочевому, или просто кочевому быту. Действительно, лопари полукочевники, или кочевники (фильмана) – есть однако и прямо оседлые лопари, но их пока только меньшинство, хотя стремление переходить к оседлой жизни, по-видимому, развивается.

← предыдущая | оглавление | продолжение →

© OCR Игнатенко Татьяна, 2014

© HTML Воинов Игорь, 2014