Н. Харузин, РУССКИЕ ЛОПАРИ (Очерки прошлого и современного быта).
Москва, 1890 г.

II.

Очерк истории лопарей
(продолжение ч.6)

В 1701 году монастырь приписывается к архиерейскому дому. “По жалованной Государевой грамоте из Приказу большого дворца, пишет архиепископ Афанасий к Кольскому воеводе Григорию Козлову, велено епархии нашей Кольского острога Троицко-печенской пустыни со всеми к ней надлежащими вотчинами лопарскими быть и в присутствии и призрении к дому нашему, дабы та пустыня за нашим призрением и снабжением к лучшему устроилася”. В силу полученной грамоты арх. Афанасий принимается за дело со свойственным ему жаром. В августе 1701 года он назначает строителем Печенгского монастыря монаха Лаврентия, а казначеем — монаха Исаю из Спасско-Козеручского монастыря. При своем отправлении в Колу, они получают инструкции от арх. Афанасия, как им поступать, по принятии возложенных на них обязанностей. Главными пунктами инструкции были: справедливость как к монахам, так и вообще ко всей монастырской службе; изобретение способов для увеличения материальных средств монастыря. Без имянного указа от архиерея они не должны были решать дел, наводящих сомнение; “на излишние ни на какие расходы пустынной казны не держать и прихотей своих никаких тою казною не исполнять и вина не покупать”, в банях “ни обще с мирскими людьми ни особо не мытися”, и всякие работы женские заменять мужчинами, а женщин “ни для какова дела в кельи не призывать и не пушать”.¹

Приписанный к архиерейскому дому монастырь продолжает еще существовать в течение слишком полустолетия до 1764 г., когда он был окончательно упразднен, так как к тому времени он пришел в полный упадок.

[44] В кратковременной истории Печенгского монастыря играет особо важную роль ХVII век, по крайней мере три первых четверти его. Эта эпоха его расцвета, эпоха наибольшей его силы, когда и правительство московское старается его поддержать.

Начиная с XVI вика и в течении почти что всего ХVII, монастырь получает жалованные грамоты от каждого вновь вступающих государей, причем не только утверждаются грамоты предшествующие, но к ним прибавляется и увеличение монастырских имений. В жалованной грамоте от 15-го июня 1675 г. перечисляются данные на имя монастыря жалованный грамоты: “и даны де им (печенгским монахам) были многие жалованные грамоты, листовые, за красными печатьми, прежних Великих Государей: блаженные памяти Вел. Гос. Ц. и В. Кн. Ивана Васильевича всей Русии Самодержца, и В. Г. Ц. и В. Кн. Феодора Ивановича в. Р. С. и В. Г. Ц. и В. Кн. Василья Ивановича в. Р. С. и отца нашего блаженные-ж памяти В. Г. Ц. и В. Кн. Михаила Феодоровича и деда нашего блаженные-ж памяти В. Г. святейшего Патриарха Филарета Никитича Московского и в. Русии”². Дача жалованных грамот уже достаточно доказывает, что московские государи смотрели на известную часть лопарей и на Лапландию как на свою вотчину и поэтому считали себя вправе распоряжаться и землей, и жителями по своему усмотрению.

Но отдавая часть Лапландии и лопарей в собственность монастыря, они старались сделать монастырь и безопасным от набегов соседей, которые время от времени оспаривали права московских государей на некоторые части Лапландии. Эти-то мысли выражены в жалованных грамотах монастырю: “В другом списке с жалованые-ж грамоты 99 году (1591) написано: пожалованы Печенгского монастыри игумен с братьею для прихода Немецких людей велено им строить монастырь в Кольском остроге у Благовещенья Пречистые Богородицы, кельи поставити и ограду около монастыря оградить и анбары на монастырскую казну на монастыри поставить, бесданно и беспошлинно”, и если “Немецкие Дацкие люди учнуть к ним впред приезжая каких оброков и дани и с рыбы десятины у них просить и им Немецким людем велено отказывать, что та земля Лопская и искони вечная вотчина наша Великого Государя а не Датского короля и по 115-й год в тое землю Датского короля люди ни в чем не вступались и даней и оброков и рыбных десятин не спрашивали, а после в тое землю учали вступаться мимо прежней обычай”³.

Распоряжаясь Лапландией, как своей вотчиной и отдавая лопарские угодья монастырю, правительство, в отношении суда и расправы, отдало часть лопарей, как крестьян монастырских, в руки монастыря. Грамота 1675 г. говорит по этому поводу следующее: “также их Печенгского монастыря служек и крестьян крещеных лопарей и дворников, наместником Новгородским и Двинским и Устюжским и Тотемским и Вологодским и Каргопольским и Кольского острога воеводам и всяким приказным, людем не судити их ни в чем и доводчиков своих не посылать к ним ни по что, и на поруки их не давать ни от кого ни в чем, опричь душегубства и разбою [45] и татьбы с поличным; а ведает и судит своих слуг и крестьяне и детенышев и дворников монастырских строитель или игумен с братьею, сам во всем или кому прикажет. “В случае лишь смесного суда, судят и светские власти”; а случится суд смесниой монастырским слугам и крестьяном, или дворником и детенышем с посадскими людьми: и наместницы или воеводы судят, а игумен или строитель с ними-ж судит, или кому прикажет; а прав или виноват монастырской человек в правде и в вине строителю или игумену с братьею.”

Однако не один Печенгский монастырь владел лопарями, часть их угодий были отданы в пользованье и другим монастырям: находящийся под Москвой Воскресенский монастырь и Крестный монастырь в Каргопольском уезде владели также частью лопарской земли, именно рекой Екомой⁴.

Но эти монастыри уже, благодаря своей отдаленности от лопарских своих владений, не могли оказывать такого сильного влияния на быт лопарей, как монастырь Печенгский; к тому-же и сами владения были гораздо значительнее у последнего. Если факт владения другими монастырями землями, принадлежавшими лопарям и не играл особенно важной роли в жизни лопарей, как факт владения таковыми-же землями монастырем Печенгским, то все-таки и другие монастыри, вероятно, имели некоторое влияние на жизнь лопарей и едва-ли прошли для последних вполне бесследно. Вероятно также, что в случаях, когда монастырям не отдавались лопарские угодья, а лишь земли сосение с последними, то и при таких условиях близость чуждых насельников давала себя чувствовать. Такими соседями лопарей были Соловецкий монастырь и Новоспасский. Первому обязаны своим возникновением многие поселки по Белому морю и Кандалакшской губе. Второй владел частью морского берега и частью реки Варзуги. В грамоте 1615 г. говорится: “Варзужане и монастырские старцы, ведают всякие рыбные ловли по реке по Варзуге и по морскому берегу, реки и тони, и лесы, и лешие озера, от Умьские межи, от речки Оленницы; половину тое речки Оленницы ведают Умляне, а другую половину тое речки Оленннцы ведают Варзужане, да в Мурманьской конец, по речку но Пялицу; половину тое речки Пялицы ведают Терские лопари — то им межа⁵” Тоже повторяется и в грамоте 1610 года, которой расширяются права монастыря на отданную им часть Ланлапдии⁶. Соприкасаясь так близко с лопарями, монахи указанных монастырей оказывали, вероятно, и некоторое влияние на жизнь лопарей. Но остальные монастыри, имевшие владения в Лапландии, жили и кормились не только ими: у них были более значительные земли в других местностях московского государства; (так напр. Крестному монастырю грамотой 1657 г. пожаловано 4537 крестьянских душ⁷; уже поэтому они не могли стремиться так сильно эксплуатировать лопарей, как Печенгский монастырь, который только и жил теми доходами, которые он получал от своих лопарских владений. Поэтому для русских лопарей существенное значение имеет лишь этот монастырь.

[46] Конечно, московское правительство, отдавая в собственность монастырю и лопарскую землю и самих лопарей приводя в крепостную зависимость от монастыря, поступало совершенно так же, как оно поступало и в других местах государства; но то, что было не ново в других частях России, на что смотрели как на факт обыденный, что подчас считали сами крестьяне, отягощенные налогами, льготой для себя, то в Лапландии должно было явиться совершенно новым, перевернуть в корне прежний быт. От монахов Печенгского монастыря зависало дать своему управлений тот, или иной характер, принести пользу, или вред той новой пастве, над которой они были призваны работать. Мы уже видели, что в нравственном отношении они могли иметь лишь дурное влияние, так как печенгские монахи кроме безнравственной жизни, о чем я говорил уже выше, еще и обманывали, и эксплуатировали лопарей. В экономическом отношении образ действий их мог привести лопарей только к обеднению: отбирание угодий всеми способами у лопарей в пользу монастыря едва ли могло содействовать развитию благосостояния лопарей. Остается еще решить вопрос: как относились печенгские монахи к лопарям и исполнили-ли они главную цель, намеченную преп. Трифоном — обращение лопарей в христианство и укрепление их в нем.

Что касается первого вопроса, то красноречивый ответ на него мы находим в письме архиепископа Афанасия, обращенном к кабальным лопарям. Из него явствует, что не мало всевозможных обид пришлось испытать лопарям от Печенгского монастыря: “Вас послушников наших, пишет архиепископ Афанасий, в милости всегда иметь будем и строителем и священником и служебником тоея нашея пустыни и всем Кольским жителям, никакою обидою обидить вас не дадим, а буде кто от сего времени не бояся Бога будет на вас какою обидою нападывать или похищать имение ваше, и мы, преосвященнейший архиеиископ, указали вам на тех обидящих людей присылать к нам заручные ваши челобитные с нарочными посыльщиками⁸”.

Что касается распространения христианства среди лопарей, то двинувшееся с таким успехом в XVI столетии, оно по-видимому замерло в ХVII веке. Даже в конце XVII века не все лопари были крещены и еще в 1681 г. московское правительство по приказанию царя Феодора Алексеевича заботится о распространении христианства. Из далекой Москвы присылаются распоряжения о возбуждении миссионерской деятельности среди лопарей, тогда как Печенгский монастырь мало заботится об этом. В этой грамоте приказывается призывать лопарей в православную веру “с любовью и приветом и с добрым тщанием и с неоплошным радением, а не насилием,” приказывается далее крестящемуся лопарю давать государево жалованье но два рубля на человека и льгот от службы и тягла на два года, а некоторым “нарочитым” и больше. Велено также “и впредь его великого Государя жалованьем их обнадеживать, чтобы на то смотря и иным иноверцам в православную христианскую веру повадно было приходить⁹”.

[47] То обстоятельство, что начиная с 30-х годов XVI столетия, лопари некоторых частей русской Лапландии охотно принимали крещение, что они даже два раза приезжали просить себе священников, что многие из них, увлеченные стойкостью в проповеди и образом жизни преп. Трифона, приняли крещение и даже тогда уже по словам князя Курбского “множество от них мнишеское житие возлюбили”, отказывали даже свои земли монастырю — служит достаточно веским доказательством, что русская Лапландия была хорошей почвой для воспринятия нового учения; если поэтому в продолжение вековой деятельности Печенгского монастыря дело распространения христианства среди лопарей почти не двинулось вовсе, если даже в 1681 г. приходилось жалованьем и льготами заманивать лопарей принимать св. крещение то вина в нерадении к миссионерской своей деятельности должна всецело пасть на тех, которые уже по своему местоположению среди лопарской земли были призваны к распространению там христианства.

Если задать себе вопрос, принес-ли Печенгский монастырь пользу лопарям, то придется ответить на это, к сожалению, отрицательно. Он содействовал их обеднению, своим обращением ожесточал их, примером жизни братии действовал разрешающим образом на молодую паству, он оставил их коснеть в невежестве в продолжение долгих лет, не заботясь о просвещении их христианской верой.

Память и об основателе Печенгской обители и о ней самой сохранилась до сих пор среди лопарей. Преп. Трифон один из наиболее чтимых лопарями святых;

[48] каждый год в день памяти святого, съезжаются лопари к месту бывшего Печенгского монастыря, на р. Печенге, жертвуют из своего скудного имущества, кто что может, даже самое дорогое для лопаря — оленей; масса рассказов и легенд ходит в устах лопарей о просветительской деятельности преп. Трифона, показывают даже кресты, которые по местному преданию святой ставил во время своей деятельности в Лапландии, когда он с проповедью странствовал по лопарской земле. Воспоминания о Печенгском монастыре сводятся к рассказам о тяжбах с монахами и к сравнению тягостного положения прошлого времени с не менее тягостным современным положением лопаря.

С 1883 года Печенгский монастырь стал восстановляться из своих развалин, на месте первого монастыря, основанного преп. Трифоном, на р. Печенге. В напечатанных для собирания пожертвований листках указаны и цели, которые монастырь желает преследовать в своей дальнейшей деятельности; монастырь будет стремиться помогать рыбопромышленникам, которые покидая свои села, приходят на целое лето на берег Ледовитого океана для производства лова, и содействовать просвещению лопарей, укреплению их в вере и уничтожение суеверия. В случае нужды он намерен помогать им хлебом, в котором лопари сильно нуждаются. В частной беседе со строителем я узнал, что предполагается устроить и мастерские, как и в Соловецком монастыре, от которого новый Печенгский монастырь находится в зависимости, следовательно должны среди лопарей распространяться и ремесла. Цели, выдвинутый новым монастырем могут возбуждать к себе лишь сочувствие и нельзя искренно не пожелать, чтобы они не остались простыми pia desiderata, чтобы монастырь не пошел по стопам первого Печенгского монастыря и не изменял своих целей и направления, как это сделал его предшественник на той же почве.

Я так долго остановился на истории Печенгского монастыря, потому что он имел существенное, хотя к сожаление и отрицательное действие на жизнь лопарей многих местностей русской Лапландии. Естественно, что не с одним монастырем приходилось сталкиваться лопарям. Им еще до устройства его пришлось познакомиться с русскими и к характеру этих столкновений двух народностей я перехожу теперь, тем более, что и современное положение лопаря, в отношении его к русскому, является лишь естественным продолжением того порядка вещей, начало которому было положено первыми насельниками Новгородцами. Относительно управления Лапландии мы имеем лишь краткие и очень неточные сведения в эпоху, предшествующую Московскому владычеству в земле лопарей. Поселения были, как и большинство в настоящее время, временные становища рыбопромышленников. Не смотря на небольшое число новгородских поселений в Лапландии, она все-таки должна была считаться страною навсегда привязанной к своей метрополии. С XIII века управление находится в руках выборных новгородских мужей, на обязанности которых лежало и собирание дани с лопарей (т. н. даньцики)¹⁰.

Вот почти все, что мы знаем о формах управления новгородцами лопарской земли, в судебном и административном отношениях. Но насколько этим управле[49]нием уничтожалась самостоятельность древних лопарских старшин неизвестно. Вероятнее предположить, что в виду отдаленности Лапландии от Новгорода, трудности проникнуть в глубину страны лопарей, многие взаимный отношения лопарей регулировались местным обычаем и старшины сохраняли, если и не в полном объеме, то все-таки в значительной степени свою древнюю власть.

С переходом под власть Московского Великого Князя для лопарей начинается новый период. В 1471 году Иоанн III объявил Лапландию страной, платящей дань великому Князю Московскому. Начиная с этого времени лопари сами отвозят дань в Москву¹¹. Если в смысла собирания дани лопари и освободились от происходивших при сборе злоупотреблений, то в отношении суда дело по-видимому стало хуже, чем раньше. По крайней мере, уже в 1530 году лопари отдаленных погостов жаловались в Москву великому Князю, что к ним приезжают пристава Новгородских наместников, сопровождаемые бедными людьми из Новгорода, большими партиями, иногда в числе более тридцати человек, берут по 10 рублей и больше от поруки и назначают сроки для явки в суд в деловое для лопарей время. В ответь на эту жалобу последовала грамота, которую мы приводим дословно¹². “Се яз Князь Великий Василей Иванович всеа Русии, пожаловал есмы в своей отчине в Великом Новгороде, в Воцкой пятине, у Студеного моря, от Каинских Немец с рубежа, Лопь крещеную и не крещеную, Шуи реки Илейки Никитина сына, да Павлика Яковлева сына и пр. и во всех Лопнян место крещеных и некрещеных, з двусот с полутретьицами луков, что мы били челом... А коли дьяки наши посылают к ним мои дани брати подъячих... и сроки им мечут стати в Новгороде на Благовещеньев день... и те подъячие медов и винт, с собой не возят, и сзывов не чинят и лишков не емлют”. Следовательно, эта грамота хоть до известной степени умеряла силу злоупотреблений тем, что назначала срок для явки к суду, запрещала ввоз внутрь страны хмельных напитков, которыми и тогда еще, как это делалось до последнего времени и даже в несколько видоизмененной форме и в настоящее время, спаивали лопарей для того, чтобы выманить у них дорогие меха за бесценок. Трудно, однако, предположить, чтобы эта грамота достигла своей цели: вероятно злоупотребления продолжались, так как мы имеем от более позднего времени ряд указов, повторяющих запрещение ввозить спиртные напитки. Некоторые из этих указов были вызываемы челобитьями самих лопарей. В грамоте 1606 года говорится: “питья к ним в лопские погосты, вин и медов на продажу из Вел. Новгорода привозить не велено”. Тоже запрещение повторяется в 1614, 1648 и 1650 годах. Наконец в 1686 году снова повторяется это-же запрещение: “А... с Олонецкого и с иных кружечных дворов, в Лопские погосты с вином и с медом целовальником ездить и тем убытков и разореные лопских погостов крестьянам чинить не велено”¹³.

← предыдущая | оглавление | продолжение →

© OCR Игнатенко Татьяна, 2014

© HTML Воинов Игорь, 2014