В. И. Немирович-Данченко,"Страна Холода", 1877 г. ПО БЕЗДОРОЖЬЮ.
Поездка в русскую Лапландию и северную Норвегию.

[331]

Отец Георгий Терентьев и рассказы его о лопарском быте. — Общественные нравы в Коле. — Промыслы колян. — Местные помпадурши. — Северные амазонки. — Член географического общества.

Как будто сжалившись надо мною, судьба свела меня в Коле с почтенным отцом Георгием Терентьевым, два или три десятка лет подвизавшимся, в глуши нотоозерского прихода, среди лопарей. Эта симпатичная личность оставила во мне сильное впечатление. Я еще в Архангельске слышал о нем, как о человеке, сумевшем приохотить лопарей к школе, подбившем их к оседлости и даже собственными примером повлиявшем на них так, что кочевые оленеводы завели было свой скот и огородничество. Но ему не нашлось достойного преемника. На место переведенного в Колу г. Терентьева, послан был в Нуот-озеро какой-то больной и параличом разбитый священнике, жена которого через год оказалась прикосновенною к растрате местным сельским старшиной церковных сумм. Понятно, что не такие люди могли продолжать дело о. Георгия. Разумеется, что все всходы цивилизации, таким образом, погибли в самом начале. Огородничество брошено, скот проеден, оседлость тоже пошла прахом!

Рассказы отца Георгия о лопарском быте невольно вызывали сочувствие к этому обделенному, заброшенному племени. Он все время [332] был пламенным защитником их интересов. Статьи его о своем приходе печатались в “Архангельских Губернских Ведомостях” и разумеется пропадали бесследно, потому что кто же у нас читает эти безобразные и по внешности, и по содержанию афиши? Тем не менее непростительный укор нашему географическому обществу и местному статистическому комитету, что ими не было обращено должного внимания на работы скромного труженика!

Зашел разговор об обилии рыбы в Лапландии.

– Отчего не солят ее на зиму? Тогда бы и голодовки не было у лопарей.

– А чем солить-то? К Мурману вон допущен беспошлинный провоз соли, и она обходится в 30 коп. за пуд. А внутри Лапландии до 1 рубля доходить и больше. Полезно было бы не к одним берегам, но и внутрь Кольского полуострова возить соль на тех же основаних. В Лапландии ежегодно не менее 2,000,000 пудов рыбы пропадает от недостатка соли. Считайте пуд хотя в 50 коп., окажется, что лопари миллион рублей выкидывают в воду, оттого беднота и смертность. Были казенные соляные магазины, иначе дело шло: тридцать копеек соль казенной заготовки обходилась. А теперь скверно. У нас через Лапландию дороги нет вовсе. Вы, как пройдете в Кандалакшу, познакомитесь с остатками прежнего пути. Не раз жизнь проклянете. Положим, вся Лапландия горами заставлена, широкой дороги здесь быть не может, но хоть бы пример с Норвегии брали. Там от села к селу дорога пробита. А нам бы от озера к озеру, и чудесно. В Норвегии и проезжие дороги везде, а у нас ни одной. Население в Ост- и Весть-Финмаркене ведь так же редко, как и здесь. Куда уж тут говорить о промышленности. Тут хоть золото под ногами валяйся, по бездорожью его никуда не провезешь. Вот у нас целые горы имфара, в самом чистом виде есть, и что вы с ним поделаете? Не станешь разрабатывать, потому что и доставить некуда. Сказывают, ноне слюда на разные поделки в промышленности идет; у нас ее целые скалы, часто кряжами горы взрезывай, да на солнце что золото горит; куда ж ее денешь? Железо, серебро, свинец есть, а сунься-ка разрабатывать, — тоже бездорожье задушит предпринимателя. Зимой еще тут на оленях везде путь. Куда ни задумал, по засыпанному снегом пространству катай! А летом только пешком от реки до реки, от порога к порогу, от озера к озеру.

– Кстати, справедливо ли, что внутри Лапландии зимою ездят на собаках?

0. Георгий широко раскрыл глаза.

– Это вы откуда же?

[333] — Помилуйте, в Архангельске верят этому. На этнографическую выставку посылали даже образец лопарской кережки, запряженной собаками.

Г. Терентьев расхохотался.

– Эк их прорывает! На собаках у нас действительно воду возят от реки к избе или тупе. Белье тоже. А чтобы люди ездили — об этом не слыхано еще. У нас собака особая. Вы заметили, что кольские собаки не лают? Голоса у них за редкость услышать. Дрова тоже на собаках возим. Больше версты собака не пройдет. Силенки не хватить. Запрягаем мы их по одной, не больше, в ручные санки.

Во многом пришлось таким образом разувериться. Оказалось, что и среди зимы в Коле не бывает постоянной ночи. Самый короткий день здесь 3 часа. Читать и писать в это время можно легко. Сумерки продолжительные, ночи длинные. Также неверно оказалось сообщение наших прежних путешественников о силе северных сияний, при блеске которых будто бы можно читать и писать. Тем не менее, если нет “погоды”, т. е. бури или метели, северные сияния замечаются постоянно. Сполохи горят с вечера до утра не прерываясь. Свет их может отвечать за свет луны, и только.

– Правда ли, что лопари, даже владельцы бесчисленных стад, легко узнают издали своего оленя без всякого, по видимому, заметного признака?

– Чепуха. Кто это говорить?

– Путешественники.

– Вот врут то... Каждый оленевод-лопарь кладет на свое животное клеймо или привязывает к нему дощечку с клеймом — кей-кола. Другие подвешивают колокольцы. Звуки колокольчиков действительно отгадывают издали. Раз я поехал с одним “лопином”. Он оленей своих отыскивал. Издали показался один такой. “Кажется мой,” говорит. В это время ветром донесло звон бубенца. Прислушался лопарь, ветер еще раз подхватил эти звуки — “нет чужой!” решил, и мы отправились дальше.

– Вы среди лопарей можете путешествовать одни безо всего. Это доброе, мирное племя никогда не обижает странников. Да и вообще между ними нет ни убийств, ни воровства. Как на чудовищный факт, указывается на семиостровских лопарей, которые раз было задумали завладеть грузом русского судна и стреляли в его хозяина. Разумеется покушение это кончилось ничем. Тем не менее, с виду простодушные лопари очень хитры по-своему. Русские купцы и промышленники постоянными обманами приучили их к этому. Когда вы начинаете с ними какое-нибудь торговое дело, то первое [334] время они думают, что вы их желаете обмануть и держатся настороже. Но, если с первого раза вы исполнили свои обязательства честно — из них можно веревки вить. При этом у них есть свои слабые стороны. Если вы начнете торг подарком жене лопаря, он уже считает себя обязанным по горло и сам спешит уступить вам свой товар за бесценок. Наши русские тоже не дают маха; они, случается, с богатыми лопарями крестом меняются, “братанами” делаются и эксплуатируют потом “братана” самым подлым образом... Такая уже кулацкая привычка! Русский промышленник часто напоит лопаря перед совершением сделки, а на другой день представит ему рассчет, по которому оказывается, что лопарь чуть ли не бочку спирту один выпил. Подивится лопарь, головой покачает и расплачивается. Часто последнее в уплату приносить — только возьми, не обидь!..

– Курят ли они табак?

– Мурманске лопари только нюхают из особых ложечек, нарочно для того сделанных из кости и дерева. А терские курят, смешивая его с тертым вереском. Вообще раскола и раскольничьих замашек у лопарей нет. Пьют чай, кофе, с табаком возятся, и все это не смотря на близость раскольничьих гнезд, существовавших здесь еще пятнадцать, двадцать лет тому назад!

На другой день мне случилось быть утром на именинах одной знакомой колянки. Здесь я убедился, что колянам может быть присвоено название патагонцев русского севера. Таких рослых женщин я нигде не видел. При этом обилие мяса было по истине замечательное. И какой здоровый цвет лица у них: видно, что все они дышат с детства воздухом океана и не знают темничной жизни наших городов. Держались они у себя разухабисто и не обращали никакого внимания на присутствие постороннего лица. Все они были в сарафанах, но с несоразмерными кринолинами. Сказывают, что во время оно, когда кринолины были за редкость, колянки подвешивали под юбки массы оленьих шкур, чтобы казаться вполне расфуфыренными по обычаям местного бомонда. Меха, как оказывается, играли здесь такую же роль, какую деревянные обручи в Кандалакше, Улебе и Поное. Если бы не этот уродливый костюм, стройные фигуры кольских женщин были бы очень привлекательны. Все они отличаются удивительным развитием бедер и высотою красиво очерченных грудей. Нравы здесь далеко не пуританские. Колянка не прочь от легких интрижек, причем она очень нетребовательна. Муж тоже не походит на Отелло, да вообще ревность к жене на всем нашем севере — чувство, наименее популярное. “На всех хватит!” оправдываются помпадурши [335] этого угла, и действительно, глядя на широко развитые формы крупного и красивого тела, невольно согласишься, что едва ли такие бобелины могут сохранять верность классической Пенелопы своим Улиссам, истомившимся в становище Мурмана, в соломбальской части Архангельской губернии и в заграничных портах. При мне раз происходил курьезный разговор в становище корабельном.

– Что твоя жена, ноне сказывают, с Мостовиковым.

– А Господь ее знает. Она баба добрая!

– Путается уж очень!

– Жиру много нагуляла. Пущай ее! Мое не пропадет. Оттого у нас мир и любовь, что я не вступаюсь.

– Точно-что. Бывают иные прочие и травят, ежели муж вступается!

– Чего не бывает! И Мостовиков — парень ладный! Гладкий парень!.. хладнокровно рассуждал супруг о достоинствах своего соперника.

Как видите, кольские Менелаи заткнули за пояс оффенбаховского. Исторические рогоносцы хоть протестовали, а эти просто признали существующий факт и нимало не беспокоятся, Иные из них даже эксплуатируют в свою пользу похождения “жонки”. Сами разыгрывают роли Дон-Жуанов, не рискуя услышать упрек от своих драгоценных половин. Вообще сближение между полами удивительное. На Кольском полуострове мужчины купаются с женщинами, и ничего — сходит. При этом не только ничто не сокровенно, но и фиговые листки отрицаются безусловно, как вещь ни к чему ненужная. Такая аркадская простота нравов и отношений в свою очередь подала повод восхищаться ею одному путешественнику, заключившему отсюда о высокой, нравственности колян. Высокая нравственность эта выражается между прочим в том, что девица, не имеющая любовника, называется здесь “разнесчастною сиротою”, а парни поскромнее слывут “порчеными”.

– Уж и что вы хотите от нашей Колы! живописуют местные пессимисты. От Колы до ада — три версты. Место наше последнее, сторона самая далекая, холодная, и кроме репы ничего не растет!..

– Прежде еще промысла были. А теперь иное колонисты оттягивают, иное само уйдет из рук.

Коляне живут почти исключительно ловлею рыбы в Ледовитом океане. При этом они не только промышляют ее весною и летом, как и все поморы, о которых мы уже говорили ранее, но и зимою. Зимний промысел производится в ноябре, декабре, январе и феврале. Он труден и опасен, тьма и бури делают в это время пребывание в стане ужасным. Во вьюгу и мороз несчастным прихо[336]дится оставаться в оледенелой одежде, насквозь промокшими, задыхающимися от холода. Проводя немногие часы полярного дня в океане, они еще рискуют на обратном пути столкнуться с громадами плавающих льдов. Как эффектна в эту пору картина Северного моря, озаряемого сполохами, картина окаймленных ледяными массами берегов! Но колянам не до того. Людям в споре с этой грозной природой приходится только думать о том, как бы уцелеть на море.

Треска, добытая на зимнем промысле, замораживается; ноябрьская и декабрьская отправляется чрез шунгскую ярмарку в Петербург и Москву, а январская и февральская обращается на местное потребление. Со времени развития акульего промысла, впрочем зимний тресковый лов стал падать, как менее выгодный. Коляне два века тому назад славились своими акульими промыслами, но потом, вследствие крайне вредных административных мер и правительственных монополий, бросили его вовсе. В 1855 году норвежец Андерс Ульсен (Сум) занялся им. Несколько удачливых лет побудили и колян вновь приняться за это дело. Лов акул производится с января по апрель — исключительно в пределах Кольской губы, хотя акул пропасть по всему Северному океану. В более крупных размерах бьют акул Хипагин, Хохлов и Лоушкин. Из акулы добывают до 5 пудов жира и сверх того воюксу. Каждый год того и другого продается в Норвегии до 2,000 пудов. Воюкса по 1 руб. 60 коп., а жир по 3 руб. за пуд.

Сверх того коляне еще строют шняки и елы на продажу поморам. Кольские мастера считаются лучшими в этом производстве. Получив заранее заказ, они в январи и феврале рубят лес для этого и вывозят его на оленях к своим домам. Шняка строится в 4 1/2 сажени длины, 2 аршина ширины и глубины в 5-6 четвертей. Она имеет острый киль и нос, легка на ходу, не боится волнения и управляется только одним парусом. Груза она поднимает до 300 пудов. Беспалубное судно это строится удивительно быстро. Сегодня заложив киль, через час прилажены штевни, один за другим пришиваются кабои и спустя десять, двадцать дней, нужных на осмолку, конопатку и осушку судна, оно уже спускается в воду. При этом работает не более двух колян. Смешны советы заменить шняку норвежскою елой. Ела соответствует размерами и количеством поднимаемого груза русской шнякам, а строится три месяца. Кола ежегодно продает поморам до 50 шняк, причем каждая в покупке обходится без снастей и других принадлежностей от 50 до 80 рублей. Небесполезно присовокупить, что на каждую шняку необходимо 34 строевых бревна не длиннее пяти сажен и не толще 7-8 вершков в верхнем отрубе...

[337] Главная разница шняки с елой в том, — что ела в середине шире, а к носу уже шняки; лес на елу идет толще, килевая часть ее делается с водорезами; у елы парус образует трапецию, а у шняк параллелограмм, причем на шняке его иногда ставят углами вверх и вниз. Шняки сшиваются стоянкой, а елы — на железных заклепках и гвоздях. Гвоздей на шняку идет не более трех, четырех в ряд у концов обшивочных планок. У шняки борта выше, так что в дурную погоду ела опаснее. За то ела, острая в носу, с крутым килевым загибом, быстрее на ходу..

Как-то смотрю я раз, за работою шняки возится не то мужчина, не то баба. Подхожу — оказывается женщина, но с донельзя огрубелым лицом, громадными кулаками и в совершенно мужском костюме. Полюбопытствовал узнать, что за амазонка.

– А размужичье наше!

Потом оказалось, что кольские женщины, достигнув возраста, уже не внушающего нежности местным кавалерам, усваивают себе мужские привычки и наклонности. Они все и группируются в один кружок, известный в Коле под именем размужичья.

– С нашим размужичьем не возжайся.

– А что?

– Тяжелы на руку. Какие они бабы, только звание одно. И работают, и дерутся здорово. Одна такая баба, поди, трех мужиков ограбить и от четвертого отбоярится. Вот в других местах точно что женский пол. А эти того и норовят тебе — в затылок... Бабы!..

– Нас бабы обижают! жалуются коляне.

– В других местах куда лучше, там баба в струне... А тут — беда!..

На улицах Колы встречаю я как-то одутловатого господина, с громадной норвежской трубкой в рубах...

– Вы в Лапландию собираетесь?

– Да.

– Слава Богу, хоть один русский поедет. Позвольте отрекомендоваться: член географического общества, здешний мещанин Слабунка. В наше захолустье шведы заглядывали, из Норвегии профессора ездили, а русских вовсе не видать... А ведь внутренность Кольского полуострова, поди, в столице меньше знают, чем остров Формозу! У нас и чиновники ежели ездят, местные, того и глядят, как бы перемахнуть скорей из Кандалакши в Колу, а что творится между лопью — им неведомо. Один посредник был, тот и не заглядывал в свой участок. И без меня, говорит, там скверно! Оттого и говорят в Архангельске такую чепуху, что ло[338]пари ни песен, ни преданий своих не имеют!.. Тоже, впрочем, нужно и умеючи собирать их. Тут шведы ездили, так лопари им наши русские заимствованные предания рассказывали, а те и утешаются и в книжки записывают. К нам тут на Мурман экспедиция из Питера приезжала, слыхали, полагаю?

– Как же, слышал.

– Тоже, должно быть, новостей вывезла полные короба.

– А что?

– Да, потеха была с ними. Чиновники стоят на палубе парохода и в лорнетки на землю посматривают. Поди, ни в одном становище с парохода не вышли! Это у них называется исследованием. Много, поди, увидели.

<<< Вернуться к оглавлению | Следующая глава >>>

© OCR Игнатенко Татьяна, 2011

© HTML И. Воинов, 2011