Литке Ф.П. Четырехкратное путешествие
в Северный Ледовитый океан на военном бриге "Новая Земля".
- М.-Л., 1948. - 334 с. (тираж ... экз.)
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПЕЧОРСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Недостаток в лиственничных, корабельных лесах, становившийся
ощутительным на Двине и реках, в нее впадающих, заставил помышлять
о способах заменить их со временем лесами, растущими по рекам
Мезени, Печоре и в них впадающим, и о том, нет ли возможности
доставлять их с последней реки к городу Архангельску морем.
Это было поводом к первому отправлению в тот край штурмана
12-го класса Иванова. Предположено было исполнить это еще
в 1820 году, и тогдашний архангельский главный командир вице-адмирал
Клокачев назначил для этого штурмана Софронова; но так как
в разных приготовлениях протекло время до весны, когда путь
через тундры прекращается, то и было это отложено до следующего
года. Между тем неудачное плавание лейтенанта Лазарева к Новой
Земле подало мысль осмотреть ее берегом, переправясь туда
с острова Вайгача на оленях. Вследствие этого штурману Иванову,
назначенному в 1821 году на реку Печору, было предписано,
по прибытии в Пустозерск, прежде всего отобрать от тамошних
жителей сведения, есть ли возможность переехать на Новую Землю
на оленях, и если то окажется возможным, сделать опись берегов
ее, сколько позволит время, чтобы по вскрытии реки Печоры
возвратиться в Пустозерск. Весной же и летом, на нанятых в
последнем месте карбасах, описать и промерить реку Печору,
а наипаче тот рукав ее, по которому идет самый глубокий фарватер,
при устье ее поставить в приличных местах знаки и прочее.
Иванов, по прибытии в феврале месяце в Пустозерск, собрал тамошних
крестьян и самоедов для того, чтобы получить у них сведения
о Новой Земле, и узнал, что переправиться туда зимой нет никакой
возможности, потому что пролив между нею и островом Вайгачем
никогда совершенно не замерзает, но бывает всегда более или
менее наполнен носящимся льдом. Невзирая на то, он решился ехать
на остров Вайгач. Поездка эта не принесла, однакоже, никакой
пользы, потому что Иванов не определил даже широты того места,
где он останавливался. Он переезжал от реки Великой, через Югорский
Шар, к Карпову стано[298]вищу, откуда видно было
море, на большое расстояние ото льдов свободное. Он упрашивал
самоедов перевезти его на северную оконечность острова Вайгача,
дабы по крайней мере увидеть оттуда берег Новой Земли, но самоеды
и на то никак не соглашались, поскольку расстояние туда довольно
велико, а пищи для оленей на пути нет. Таким образом Иванов
без всякого успеха возвратился в начале апреля в Пустозерск,
В последней половине июня месяца приступил он к описи реки Печоры.
Производя ее на карбасах, можно бы довольно скоро кончить это
дело, но Иванов, начиная от самой Пустозерской слободки (которая
лежит еще не на Печоре, но на берегу Городецкого озера, из которого
в Печору течет мелководная протока, Городецким Шаром именуемая)
пошел по берегу с магистрального мерой, и оттого до половины
августа успел только описать правый берег реки Печоры и морской
берег к востоку от нее до реки Черной. Начав промеры реки 18
августа, не успел он за поздним временем его окончить и таким
образом, не совершенно исполнив возложенное на него дело, возвратился
в Архангельск. 1822 год. По этой причине
был он отправлен на следующий год вторично на реку Печору.
В это лето промерил он подробно как самую реку, так и глубочайший
в нее фарватер, и поставил из выкидного леса башни на мысах
Болванском и Двойничном: на первом треугольной пирамидой,
высотою от земли 22 фута, а от поверхности моря 147 футов,
на последнем четыреугольную в виде избы, высотой от земли
17 футов, от воды 40 футов. Банки простираются от устья реки
Печоры миль на 10; фарватер между ними лежит почти прямо на
N от Болванского Носа; глубина его от 12 до 13 футов, ширина
от 250 до 350 сажен. В самой реке глубина от 25 до 40 футов.
Вода поднимается обыкновенно на 21/2
фута, но при ветрах из NW четверти до 4 и даже до 6 футов,
скорость течения не более одного узла. Прикладной час у Болванского
Носа 7Ч25'. Берега реки весенними ледоплавами много
подмываются. Иванов в 1822 году нашел в положении их значительные
несходства с прежней описью: некоторые прикрутые места были
оторваны, песчаный, низменный берег в некоторых местах нарос;
наружные банки совсем переменили вид; некоторые уменьшились
и протянулись в длинную, подводную отмель, а другие увеличились.
Нет сомнения, что оттого и фарватер всякий год значительно
меняется как в положении, так и в глубине.
Двухлетняя опись эта доставила нам довольно неполные сведения
о реке Печоре, поскольку она ограничивалась одним только правым
(восточным) ее берегом, западный же оставался не только неописанным,
но даже и расстояние его от первого неопределенным. Из множества
островов, которыми река усеяна, некоторые только (и тех только
восточные берега) были описаны. Положение морского берега, к
востоку и западу от реки Печоры простирающегося, было также
весьма мало известно.
1824 год. По этим причинам решено было в 1824
году отправить туда Иванова в третий раз, подчинив его мне.
По повелению Государственного Адмиралтейского Департамента дана
была от меня Иванову следующая инструкция: 1
"Цель поручения, вам делаемого, есть: 1) довершение
начатой вами в 1821 и 1822 годах описи устья реки Печоры,
и 2) опись морского берега, к востоку и частью к западу от
этой реки простирающегося.
[299]
2
Первый предмет может быть подразделен на следующие отделы:
а) определение ширины устья реки Печоры или расстояния между
Болванским и Костиным Носом; б) опись восточного или правого
берега реки, начиная от устья той протоки, которою вы прежде
начинали опись вверх по течению реки, до того места, где она
заворачивается к S, а равно и неосмотренной вами части этого
от Куйского Шара вниз до острова Фалькина; в) опись левого
или западного берега реки, на пространстве, соответствующем
означенному пространству восточного берега; г) изведание,
не имеется ли, кроме промеренного уже вами, еще другого фарватера,
удобного для судов некоторой величины; д) продолжение сделанного
вами промера восточного устья далее в море и определение,
в каком расстоянии от берега лежат известные Гуляевы Кошки.
3
Опись морского берега должна заключать в себе: а) к западу
берег от Костяного Носа до Колоколковского, или того пункта
берега, где последний принимает направление к юго-востоку;
б) к востоку берег от реки Черной, которою ограничилась прежняя
ваша опись до Югорского Шара; в) определение положения острова
Матвеева и Долгого; г) опись острова Вайгача; д) определение
положения юго-восточной оконечности Новой Земли, Кусовым Носом
называемой, в отношении к северной оконечности острова Вайгача.
4
Успешному течению дел, вам порученных, много способствовать
будет то, если летом не будете вы развлекаемы разнородными,
предметами; а поэтому и надлежит вам стараться употребить
в пользу весеннее время до вскрытия воды, в течение которого
можно посредством нанятых в Пустозерске оленей с чумами исполнить
предписания, содержащиеся в § 2 пункте а и § 3 пункте а.
5
Для первого предмета должны вы, определив ход хронометра вашего
в Пустозерске, переехать к Болванскому Носу, и определив тут
снова состояние его и ход, равно как и широту места, переправиться
немедленно через устье реки по льду к Костяному Носу и в последнем
месте сыскать опять ход хронометра, равно как и широту места.
Если бы промежуток времени между последним наблюдением на Болванском
и первом на Костянском Носу был не более двух или трех дней,
то этого достаточно было бы для определения расстояния между
этими двумя местами; в противном же случае надлежит вам возвратиться
опять к Болванскому Носу и повторить тут прежние наблюдения.
6
Исполнив это, отправитесь вы, если время, состояние пути, вид
берега и прочие обстоятельства дозволят, от Костяного Носа к
NW вдоль берега и опишите его, замечая положение его по компасу
и исчисляя переезды по известному бегу оленей, до Колоколковского
Носа, где [300] остановитесь для определения точными
наблюдениями широты места и состояния хронометра, по исполнении
чего возвратитесь уже ближайшим путем в Пустозерск. 7
Если бы недостаток оленей в Пустозерске, или известная жителям
невозможность переправиться через устье реки по льду, или
недостаток оленьей пищи в тех местах, или другие какие обстоятельства
попрепятствовали вам исполнить весною то, что поставлено на
вид выше сего в §§ 5 и 6, то с наступлением лета обратите
вы прежде всего внимание ваше на первый предмет, и, сделав
предварительно нужные распоряжения, чтобы по возвращении вашем
осенью в Пустозерск могли вы послать береговой отряд от Костяного
Носа до Колоколковского, при первом вскрытии вод отправьтесь
вниз по реке к Болванскому Носу с двумя карбасами. По пути
проедете через Куйский Шар и опишите неосмотренную тут часть
правого берега реки (§§ 2, 6). Расстояние между Болванским
и Костяным Носом определите вы так, как изъяснено выше этого.
8
Переездом от Болванского Носа к Костяному воспользуетесь вы
для изведания, нет ли в котором-либо из многих устьев Печоры
(например в том, которое обыватели именуют Малою Печорою)
глубины, достаточной для парусных судов, и достоин ли таковой
фарватер, если он и существует, дальнейших изысканий и описи.
В этом исследовании могут быть вам весьма полезны сведущие
в местном положении люди, которые должны быть на ваших карбасах.
Для этого же с пользою можете вы употребить и другой карбас,
при вас находящийся.
9
Между тем как вы будете таким образом заняты с двумя карбасами,
одному из помощников ваших предпишите вы следовать на третьем
карбасе с описью от устья вышеупомянутой протоки (2, 6), или
от мыса Усть-Шара, вверх реки вдоль восточного берега до поворота
ее к S; в этом месте переправиться к западному берегу и идти
вдоль него с описью вниз до устья, где в назначенном месте
соединиться с вами.
10
Так как невозможно в течение одного лета описать всех островов,
которыми устье реки Печоры усеяно, то как вы сами, так и помощник
ваш, которому поручите опись западного берега, будете расспрашивать
у тамошних жителей о том, против каких пунктов берега лежат
какие острова, о величине их, положении и прочем, чтобы иметь
об этом хоть приближенное сведение.
11
По соединении карбасов в устье реки разделитесь вы опять и
приступите к определению Гуляевых Кошек, что удобнее всего
и с наименьшею потерей времени можно совершить следующим образом.
Один карбас от восточного мыса Болванской губы отправится
прямо к северу, измеряя обыкновенным образом ход судна и бросая
лот так часто, чтобы через каждые полмили итальянских иметь
глубину. Придя на глубину [301] одной или двух
сажен, чем обозначится уже близость этих мелей, если бы и
не случилось их увидеть, поедет обратно к берегу с промером
же по румбу SO, или около того. В то же время другой карбас
точно таким же образом определит расстояние мелей от другого
пункта берега, например, от реки Алексеевки или Черной, чем
положение их обозначится уже довольно верно; но если бы удалось
широту одного или обоих пунктов, до которых достигнут карбасы,
найти по наблюдениям, в чем успеть всемерно надлежит стараться,
то положение Гуляевых Кошек определилось бы еще вернее. Так
как для подробной и точной описи их потребовалось бы гораздо
более времени и средств, то должно по крайней мере стараться
расспросить у сведущих людей, сколь далеко они простираются
к востоку. Само собой разумеется, что для поездок этих надлежит
выбирать время не бурное и не туманное.
12
Между тем как два карбаса будут таким образом употреблены,
третьему предпишите вы проехать с промером от устья Печоры
до реки Черной, держась от берега в расстоянии от 8 до 10
миль итальянских, бросая лот так, чтобы через каждую итальянскую
милю иметь глубину.
13
Но если вам удастся исполнить весною то, что предписано в
§§ 5 и 6 или хотя только в § 5, то со вскрытием вод переедете
вы с двумя карбасами от речки Куй или мыса Усть-Шара к западному
берегу и вдоль него спуститесь с описью к Костяному Носу;
от него переправитесь к Болванскому Носу и исполните предписанное
в § 10. В то же время один из помощников ваших на третьем
карбасе осмотрит восточный берег от мыса Усть-Шара вверх,
как изъяснено выше (§§ 2, 6 и 11); потом спустится вниз реки
вдоль восточного же берега и, проехав с описью сквозь Куйский
Шар, соединится с вами у Болванского Носа.
14
Собравшись после всего в реке Черной и отпустив один карбас,
отправитесь вы с другими двумя к востоку, описывая берег.
Достигнув Мединского заворота, или того мыса, где начинается
Хайпудырская губа, вы с сопутником вашим разделитесь, предписав
ему обойти эту губу и из нее пройти вдоль берега к Югорскому
Шару, где и соединиться с вами в назначенном от вас, известном
кормщикам вашим, месте; сами же вы, сделав на Мединском завороте
подробные наблюдения, переправитесь на южную оконечность острова
Долгого, которую определив, переедете на северную оконечность
острова Матвеева (описав между тем, сколько обстоятельства
позволят, берега этих островов); тут также сделаете наблюдения
и потом направите путь прямо к Югорскому Шару.
15
В этом месте, которое постараетесь вы определить вернее астрономическими
наблюдениями, разделитесь вы снова; один карбас пойдет с описью
по западную, другой по восточную сторону острова Вайгача,
привязывая к описи противолежащий берег материка, к северной
оконечности острова, где соединитесь вы опять.
[302]
16
Определив широту северной оконечности острова Вайгача, переправитесь
вы через пролив, разделяющий остров этот от Новой Земли, именуемый
Карскими воротами, на Кусов Нос, или юго-восточную оконечность
этой последней, для измерения глубины этого пролива и сыскания
широты Кусова Носа. Но если льды в Карских воротах или другие
препятствия не позволят переправиться на Новую Землю, в таком
случае надлежит вам стараться, по крайней мере, усмотреть
какой-либо приметный и известный пункт той земли и верным
пеленгом определить положение его от определенного вами места
на острове Вайгаче, где нарочно на этот предмет можете вы
остаться на несколько дней лишних. В то же время продолжайте
вы и от жителей тамошних узнавать, какую они полагают ширину
того пролива.
17
На северной оконечности острова Вайгача и на Кусовом Носе,
если туда достигнете, поставьте какой-нибудь приметный с моря
знак, снабженный шестом с флагом, под которым заройте или
заложите камнями спрятанное в бутылке или ящичке известие
о себе, в котором в кратких словах изложите: когда от того
места отправились и куда, найденную вами широту и прочее на
тот конец, чтобы я мог, если случится мне найти это известие,
по успехам вашим расположить свои действия.
18
Тут назначается предел вашему плаванию, и вы после этого можете
предпринять обратный путь в Пустозерск. Но если бы время года
было еще не позднее, запасы ваши не истощились, здоровье ваше
и прочие обстоятельства тому не препятствовали, то желательно
было бы, чтобы на обратном пути вашем проплыли в некоторое
пространство от Югорского Шара к востоку и определили положение
Мясного острова. Вообще же, достигнете ли вы назначенного
вам предела, или по каким-либо непредвиденным препятствиям
не достигнете, плаванием вперед должны вы располагать так,
чтобы возвращение ваше в Пустозерск в сентябре месяце было
во всяком случае обеспечено.
19
Если весною берег от Костяного Носа до Колоколковского оставался
неосмотренным, то приступите к этому по возвращении нашем
в Пустозерск, где по предварительному распоряжению вашему
будут между тем приготовлены на этот предмет чумы с оленями.
На них отправитесь вы ближайшим путем к Костяному Носу, от
него вдоль берега до Колоколковского, где остановитесь для
определения широты места, по крайней мере, двумя наблюдениями.
Вряд ли поездке этой встретятся великие препятствия, поскольку
известно, что самоеды и в летнее время переезжают тундры оленями
на санях".
Снабженный всеми нужными для описи инструментами и имея под
начальством своим штурманских помощников Рогозина и Пахтусова,
Иванов отправился из Архангельска 3 апреля и 17-го прибыл
благополучно в Пустозерск вместе с сельским заседателем, отправленным
с ним из Мезени для оказания помощи ему в договорах с крестьянами.
[303] Он немедленно занялся приготовлениями к
летней экспедиции, в которых из-за довольно позднего прибытия
в Пустозерск встретил немало затруднений. Он не нашел достаточного
числа карбасов и должен был посылать за одним в Усть-Цыльму,
слободку, лежавшую при впадении реки Цыльмы в Печору, в 200
верстах выше Пустозерска, где пустозерские жители все свои суда
строят. В этих приготовлениях прошло все весеннее время; Иванов
не мог употребить его на определение ширины устья реки Печоры
и обозрение Тиманского берега, по причине худости оленей, которых
в Пустозерске от болезней много падало, по недостатку оленьего
корма в тех местах и по весьма глубоким снегам. 1824
год июнь. В начале июня вскрылась река Печора. 5-го прибыл
с Усть-Цыльмы заказанный карбас, 12-го очистилось от льда
Городецкое озеро и мы могли(*1), наконец,
отправиться в путь. 15-го отрядил помощника Пахтусова с одною
лодкой для описи западного и части восточного берега реки,
а сам приступил к описи Куйского Шара, остававшегося в прежней
экспедиции неосмотренным. Окончив это дело к 19 июня, остановились
мы для отдыха на острове Конзере, в избах промышленников,
занимавшихся тут ловлею белой рыбы, т. е. сигов и омулей.
Этот промысел по реке Печоре и речкам за Болванскою губой
продолжается до 20-х чисел июня, когда промышленники отправляются
на поплавы и тони ловить красную рыбу, т.е. семгу. На следующий
день отправились мы к Болванскому Носу, но крепкий противный
ветер заставил нас остановиться на острове Глубоком. Мы надеялись
укрыться в стоявшей туг промышленной избе, но нашли ее полной
снегом.
23 июня сделалось тише. Мы продолжали путь и в тот же
день прибыли к Болванскому Носу и расположились у башни в палатках.
В Болванской губе было еще множество льда, а берега почти совершенно
были покрыты снегом. В двух верстах к SO от Болванского Носа,
в избе, называемой Крестовой, встретили мы четырех человек,
занимавшихся промыслом белуг.
Облачные погоды не позволили нам прежде 26-го числа приступить
к наблюдениям. Определив состояние и ход хронометра, отправились
мы вечером 29 июня к Костяному Носу, куда прибыли на другой
день к вечеру же. На этом переезде мы беспрестанно притыкались
к мелям оттого, что фарватер, особенно в западной части реки,
называемой Малой Печорой, узок, излучист и мало кому известен.
Наибольшую в нем глубину нашли мы 10 футов.
Июль. 1 июля присоединился к нам штурманский помощник
Пахтусов, исполнивший с успехом возложенное не него дело.
Он нашел, что от нижнего устья Городецкого Шара вверх по течению
восточный берег Печоры образует острова Бедовый и Большой
Сенокосный. От деревни Оксина, лежащей на северо-западной
оконечности последнего острова, в широте 67°35'45", река
направляется к S; в 7 милях отсюда находится верхнее или юго-западное
устье Городецкого Шара; протока эта в малые воды пересыхает.
41/2 мили далее находится деревня Пылемец,
от которой восточный рукав реки по мелководности своей принимает
название Сухой Печоры. Широта этого места 67°25'.
Левый, матерый берег реки, противолежащий деревне Оксина, называется
Малой Землей. Ширина реки в этом месте одна миля; рукав, идущий
вдоль Малой Земли, узок и по большей части мелок и потому [304]
называется Малой Печорой, для отличия от Большой Печоры, или
восточного рукава реки. До деревни Андех, лежащей в широте 67°54'
и от Костяного Шара по прямой линии в 27 милях, ширина реки,
т. е. расстояние между обоими матерыми берегами не более 9 миль.
Острова на этом пространстве лежащие, все прибрежным жителям
известны и по сказанию их положены на карту. Но ниже этого места
река расширяется вдруг до 24 миль, усеяна множеством островов,
между которыми по мелководию никакого проезда нет и которые
по этой причине жителям неизвестны. Последние все это пространство
называют совокупно: Усть-Шары. Некоторые из проливов между островами
имеют также особые названия, например, между островами Пусторадью
и Щелкуном пролив называется Мессинской Печорой; между Щелкуном
и Середовым Челозер-Печора и прочие. К NW в 4 милях от деревни
Андех находится устье обширной, но мелководной губы Голодной,
вдающейся к SW, почти параллельно к берегу на 19 миль и имеющей
ширины от 7 до 8 верст. В губе этой промышляют белую рыбу.
Острова, по реке Печоре лежащие, вообще все низменны, отмелы,
покрыты тундрой, травой и кустарниками.
Главнейшие жилья на этой реке следующие:
Пустозерская слободка лежит на западном берегу Городецкого озера,
на широте 67°32' и долготе 52°40' О от Гринвича. В ней 40 душ
государственных крестьян и четыре церкви. Городецкое озеро соединяется
с Печорой мелководной протокой, именуемой Городецким Шаром.
Расстояние от Болванского Носа, что при устье реки, 130 верст.
Деревня Устье в северо-восточной части озера.
Деревня Тельвиска, на правом берегу Городецкого Шара, в 16 верстах
по прямой линии от Пустозерска, и в 8 верстах от реки Печоры.
Крестьян 42 души.
Деревня Юкушца, в трех верстах ниже Тельвиски, на левом берегу
того же Шара. Крестьян 24 души.
Деревня Макарова, на острове того же имени, на левом берегу
Большой Печоры, в 5 верстах на NW от Юкушцы.
Деревня Никитца, на правом берегу Печоры, на широте 67°45'.
Крестьян 51 душа.
Деревня Куя, в 5 верстах ниже Никитцы. Крестьян 55 душ. В этом
месте главный фарватер реки уклоняется от матерого берега и
лежит между островов, а вдоль берега идет на 35 верст протока,
именуемая Куйским Шаром. Деревня Куя единственное место по всей
реке, где суда могут зимовать с некоторой безопасностью; все
прочие места подвержены весною ледоплавам, которые отрываются
и уносят большие части берегов.
Деревня Пойлово, на острове того же имени, по восточную сторону
фарватера в 7 верстах от Куй и в 70 верстах от устья реки. Крестьян
37 душ. Это последнее постоянное жилье на Большой Печоре. Ниже
есть в разных местах избы, где промышленники по временам укрываются.
Деревня Бедовая, на острове того же имени. Жителей 34 души.
Деревня Голубкова на острове Большом Сенокосном. Жителей 18
душ. Обе последние деревни лежат на мелкой протоке, отделяющей
остров Бедовый от Сенокосного.
Деревня Оксин, о которой выше говорили - 73 души.
Деревня Бушуево, на островке, в юго-западном устье Городецкого
Шара, - две души.
[305] Деревня Пылемец, о которой также упоминал
- 8 душ.
Деревня Сопка, на юго-западной оконечности острова Чуклина,
на Малой Печоре, на широте 67°42'30''. Крестьян 31 душа. Название
этой деревни происходит от островершинных, песчаных холмиков,
называемых сопками, которыми покрыт около того места матерой
берег.
Деревня Нарыга, на острове Нарыгинском, на Малой Печоре, на
широте 67°49'. Крестьян 57 душ.
Деревня Андех, на Малоземельном берегу, в 17 верстах от Нарыги.
Жителей 31 душа. Деревня Андех с этой стороны ближайшее к морю
жилье. Она лежит в таком же расстоянии от устья, как и деревня
Пойлово.
Всего жителей мужского пола, на пространстве 75 верст, слишком
500 душ. Все они государственные крестьяне, состоящие в подушном
окладе117,
но более никаких повинностей не несущие. Хлебопашеством они
не занимаются, но невзирая на то, не бедны, ибо и летом и зимою
имеют хорошие промыслы, как рыбные, так и звериные; первые составляют:
сиги, омули, пеляди, чиры, нельма, щука, налимы и семга; последние:
белые и лесные медведи, волки, лисицы, песцы белые и голубые,
моржи, зайцы, нерпа и белухи.
Сделав в этот день надежные для долготы и широты наблюдения,
отправились мы все вместе обратно к Болванскому Носу, куда и
прибыли вечером 2 июля. Здесь надлежало нам сыскать снова ход
хронометра, почему мы и не могли отправиться далее прежде 7
июля.
Наблюдения, сделанные на мысах Болванском и Костяном, показали
расстояние между этими пунктами 191/2
миль, по румбу NW и SO 861/2°. Эти мысы
составляют собственно устье реки; от них и начинается мелководный
залив, который можно бы назвать взморьем Печорским; но тамошние
жители считают его частью реки, полагая пределом ее низменный
мыс Русский заворот.
8-го поутру прибыли мы к Двойничному Носу. В тот же день отправил
я помощника Рогозина к северу для поисков Гуляевых Кошек на
меридиане этого места; помощнику Пахтусову предписал, отойдя
от берега от 9 до 10 миль, плыть с промером вдоль него до реки
Черной; а сам отправился в реку Алексеевку, чтобы начать исследования
мои от этого пункта. Я приехал туда вечером, а на следующее
утро пустился к Гуляевым Кошкам по румбу N; однакоже, так как
течение было от W, то настоящий наш курс, как после и наблюдения
показали, был NO. До двух часов пополудни глубина была от 14
до 30 футов (в одном только месте, в 8 милях от берега, нашли
9 футов). В два часа, переплыв 16 миль, нашли 10 и 7 футов,
потом опять 14 и 36 футов; и, наконец, в половине третьего пришли
к наружной песчаной банке, от которой в 300 саженях на глубине
31/2 футов стали на якорь. Мы в то же
время съехали на маленькой лодочке на эту банку. Она простиралась
от NW к SO на три версты; ширину имела несколько менее. К ONO,
в расстоянии от 7 до 8 верст, видна была другая банка, а между
ними и вокруг небольшими, высокими глыбами носящийся лед. Хотя
нам в этот же вечер удалось обсервовать две высоты солнца, решился
я, однакоже, остаться тут до следующего полудня, чтобы определить
положение банки еще вернее. Но поутру сделалось облачно, от
W задул крепкий ветер, которым развело большое волнение; карбас
наш стало бить о дно и заливать, почему я принужден был идти
обратно к берегу.
Банка эта по нашим наблюдениям лежит на широте 68°50', от реки
[306] Печора на NOtN в 12 милях, а от западной
оконечности острова Варандей - на NWtW в таком же расстоянии,
Прикладной час здесь 2Ч33', подъем воды 3 фута 3 дюйма. Прилив
идет от NO, а отлив от SW. Западными ветрами сгоняет воды весьма
много.
На обратном пути к берегу имели мы глубину от 18 до 35 футов,
грунт - посередине ил, а ближе к банкам и к берегу - песок с
илом. В 9 часов вошли мы в реку Черную, где уже нашли помощника
Пахтусова, а вскоре присоединился к нам и Рогозин.
Последний на пути от Двойничного Носа к N имел сначала глубину
от 20 до 34 футов; в 15 милях от берега стала она постепенно
уменьшаться, в 22 милях была 5 футов. Отсюда Рогозин плыл еще
5 миль к N; глубина менялась весьма стремительно от 2 и 3 до
20 и 30 футов. Отплыв всего 27 миль, стал он на якорь на глубине
31/2 футов для определения в следующий
полдень широты места, которая оказалась 68°53'. Сухих банок
он не видел; кормщик рассказывал ему, что около того места все
мели поемные; а что далее к W есть и осыхающие, и на некоторых
из них песчаные сопки (холмы). Эти мели соединяются с отмелью,
простирающейся от Тиманского берега; но в некоторых местах есть
между ними довольно глубокие проливы. Прикладной час на мелях
найден 2Ч39', подъем воды 2 фута 3 дюйма. Прилив
идет вообще от NO, но между мелями изменяется, смотря по положению
проливов; скорость течения от 1/2 до 11/2
узлов. Снявшись с якоря, Рогозин взял курс OSO. На расстоянии
7 миль глубина менялась от 48 до 21/2
футов, 5 миль далее от 9 до 18 футов, потом равномерно от 20
до 30 футов. Грунт был посередине ил, а к обеим сторонам - песок.
Помощник Пахтусов, производивший промер параллельно берегу,
имел ровную глубину от 25 до 40 футов. Грунт - синий, жидкий
ил.
В реке Черной, положение которой надлежало нам определить достоверно,
неблагоприятное для наблюдения время заставило меня пробыть
две недели. Чтобы не причинить остановки нашему делу, отправил
я 17-го числа помощника Рогозина с одним карбасом вперед для
описи берега, к востоку простирающегося. Один карбас оставил
при себе, а третий отправил обратно в Печору, поскольку в нем
более надобности не предвиделось.
Соседями нашими здесь были два самоеда и два русских, жившие
в чуме на берегу реки. Они занимались ловлей белой рыбы и ставили
тони для промысла семги.
24 июля, окончив все наблюдения, показавшие широту реки Черной
68°36'33", долготу 56°42' О от Гринвича и склонение компаса
9°03' О, отправился я к востоку, и на следующее утро, с крепким
от WSW ветром, приехал к западной оконечности острова Варандея,
где и остановился в рыбачьей избушке, чтобы поискать, нет ли
тут каких следов помощника Рогозина. Около полудня на одном
кресте нашел я рапорт его, которым он извещал меня, что описал
только южную сторону острова Варандея; почему я в тот же день
приступил к описи северного берега, которую оконча около полуночи,
остановился на матером берегу у избы, называемой Земляною, против
восточной оконечности острова Варандея. Мы нашли тут две старые
поврежденные лодки; не имея при карбасе маленькой лодочки, обрадовался
я такой находке и приказал одну из них исправить.
Окончив это дело, отправились мы при тихом северо-восточном
ветре далее, и в час пополуночи, чтобы дать отдохнуть людям,
утомившимся [307] от 10-часовой гребли, вошли
в реку Песчанку, отстоящую от острова Варандея в 81/2
милях.
В этой реке нашли мы часовню во имя св. чудотворца Николая,
две избы и три чума, в которых жило несколько самоедских женщин.
В отсутствие мужей своих, нанявшихся в работники к крестьянам,
ушедших на карбасах на морские промыслы, занимались они ловлею
в реке сигов и омулей. Все промышленники, как россияне, так
и самоеды, остаются у берегов моря обыкновенно до заморозков
и потом отправляются на оленях - первые в свои селения, а последние
в тундры.
Между немногими оставшимися тут самоедами был один старик лет
шестидесяти, по имени Югубей Таганич, который, как я услышал,
умеет предсказывать будущее. Желая посмотреть его искусство,
упросил я его загадать мне, дойду ли я с описью на Новую Землю.
Взяв бубны и палку, обтянутую шкурой оленьей лапы, сел он, зажмурясь,
на землю и посадил подле себя еще двух самоедов, вместе с которыми
стал кричать: "гой, гой, гогой", колотя в то же время
в бубны. Он сзывал этим подвластных себе духов. Когда они собрались,
стал он им предлагать нараспев разные вопросы, на которые они
ему его же устами и нараспев же давали ответы. В продолжение
этого допроса ассистенты его также что-то такое распевали. По
окончании комедии волшебник объявил мне, что при переезде с
острова Вайгача на Новую Землю задержан я буду льдами, из которых
освобожусь не ранее как через две недели, но на третью достигну
до Новой Земли, которой, однакоже, по причине льдов, описать
не успею, но возвращусь оттоле благополучно. Волшебство это,
которое у них называется: колотить кудес или пензер (отчего
и волшебники называются кудесниками) употребляют они при разных
случаях, например, перед началом промыслов; в случае покраж,
болезней и прочего.
[308] В 8 часов утра 29-го числа продолжали мы
наш путь и на следующее утро приехали на Мединский заворот,
где застали штурманского помощника Рогозина, который о произведенной
им описи донес мне следующее:
"Получив предписание ваше, 19 июля в 6 часов утра выехал
я из реки Черной; но когда удалился в море на глубину, достаточную
для хода карбаса, то берег, в этом месте весьма низменный, находился
от нас в таком расстоянии, что в некоторых местах его вовсе
не было видно, и так как он, сверх того, не имеет никаких приметных
мест, по которым бы можно было располагать курсы, то и принужден
я был возвратиться в реку для того, чтобы начать береговое описание,
поскольку этим только средством возможно этот берег описать
с некоторой точностью.
Мы в то же утро приступили к делу и, продолжая опись, то топкою
иловатой, то обсохшею мелью, то низменным, поросшим травой берегом,
то переплывая, то переходя в брод ручьи и речки (ибо лодки по
далеко простиравшейся отмели мы с собой взять не могли), к ночи
дошли до реки Грешной, которая отстоит от Черной, считая изгибы
берега, в 8 милях. Далее продолжать береговую опись не было
надобности, потому что берег шел отсюда приглубее. Мы пошли
обратно прямою дорогой через тундру к реке Черной, куда и прибыли
в 4 часа утра (20 июля). Берег между означенными реками покрыт
сплошь маленькими болотами, глубиною от 1 до 4 футов, которые
называются здесь курганами. Выкидной лес, сосновый, лиственничный,
березовый и ивовый, по большей части уже сгнивший, находится
во многих местах.
Вскоре после полудня отправился я на карбасе из реки Черной
и, придя против реки Грешной, продолжал морем прерванное тут
описание берега, который в этом месте образует губу Поганческую.
Берег этот и здесь так отмел, что к нему на карбасе, углубленном
не более 21/2 футов, нельзя подойти более
как на 1, 11/2, а в иных местах и на 3
версты. Невзирая на всю осторожность нашу, мы несколько раз
становились на мель. Приметными пунктами служили нам песчаные
сопки, во многих местах по берегу находившиеся, и несколько
гор внутри земли. Придя в Варандейский Шар (пролив, отделяющий
от матерого берега остров Варандей), обмелели мы совершенно
и должны были, оставив карбас на мели до полной воды, продолжать
опись на маленькой лодке. Самое узкое место этого Шара (шириной
не более 350 сажен), в большие отливы осыхает совершенно, так
что крестьяне переезжают его на оленях. Дойдя до юго-восточной
оконечности острова Варандея, остановились мы ночевать в палатке.
От самой реки Грешной до этого места выкидного леса по берегу
совсем нет, кроме мелкого ивняка.
По чрезвычайной отмелости этой стороны острова Варандея решился
я описать ее от того места, где мы находились, до западной оконечности,
береговою мерой. Мы приступили к этой описи поутру 22 июля и
на следующее утро ее кончили. Южный берег острова Варандея совершенно
подобен противолежащему матерому, как мы его выше этого описали.
Но посередине острова и вдоль северного берега простирается
песчаный хребет, высотою от двух до трех сажен, на котором во
многих местах возвышаются песчаные сопки, издали похожие на
камни. Возвышение это в 6 милях от западной оконечности прерывается
и уступает место низменному песчаному перешейку, через который
в большие приливы море переливается. В двух милях к SW от западной
оконечности острова лежит островок Чаичий, которого северо-западная
оконечность крута и имеет высоты до 21/2
сажен, а юго-восточная полога и низменна. Пролив, [309]
разделяющий оба острова, в большие отливы осыхает и бывает тогда
разделен двумя ручейками шириной от 3 до 8 сажен. На южном берегу
острова выкидного леса совсем нет, но на северном много лиственничного,
соснового и ивового, но по гнилости на строение не годного.
По всему острову множество болот, в которых вода соленая.
Мы нашли на западной оконечности острова Варандея две избы,
в одной из которых расположились отдыхать. Поблизости находится
болото свежей воды и несколько могил с телами самоедов. В 5
часов вечера отправились мы обратно к нашей палатке, куда и
прибыли в час пополуночи (24 июля). В полдень обсервовал я тут
высоту солнца, по которой широта вышла 68°43'.
После полудня продолжали на карбасе опись Варандейского Шара
к востоку, которое в тот же день кончили. Шар этот к восточному
устью своему несколько расширяется, но везде одинаково мелок.
В самом только устье есть глубина в некоторых местах 21/2
сажени, фарватер весьма излучист. Мы ночевали в палатке на низменном
песчаном мысу против северо-восточной оконечности острова Варандея.
В следующее утро (25 июля) продолжали мы наш путь вдоль матерого
берега, простирающегося к NO совершенно прямо, без всяких изгибов
и выдавшихся мысов. Этот берег низмен, песчан и в некоторых
местах покрыт булыжником. Против реки Песчанки застал нас густой
туман, принудивший в этом месте остановиться.
Река Песчанка выходит из озера, называемого Торовей. Ширина
ее около 250 сажен, но устье суживается до 40 сажен лежащим
посередине его низменным песчаным островком, или кошкой, в полную
воду покрывающимся. Западный берег реки низмен и песчан; а восточный
отрубист и состоит из тундры. В этой реке ловятся в июле и в
начале августа в достаточном количестве омули, но в другое время
года никакой рыбы в ней нет. Некоторые крестьяне отправляются
отсюда всякую весну на звериные промыслы, оставляя тут на зиму
карбасы и все свои припасы. 26 июля в 4 часа утра отправились
мы далее. Берег от реки Песчанки идет, как и прежде, прямой
и без всяких изгибов, так что даже нельзя было выбрать ни одного
приметного пункта для пеленгования, но отрубист, имея высоты
от 21/2 до 51/2
сажен. Осыпи в некоторых местах черные, тундренные, а в других
песчаные. Этот отрубистый берег, называемый тамошними жителями
Черным, кончается в 10 милях от Мединского заворота. Далее к
этому мысу идет берег опять низменный и песчаный, покрытый местами
булыжником; он называется Заворотским. Сего числа должны мы
были прекратить опись и стать на якорь, немного не доходя Мединского
заворота по причине нашедшего вдруг густого тумана. Весь день
видели мы лед, который около нас был довольно редок, но далее
в море по всему горизонту находился в большом количестве и становился
тем гуще, чем ближе мы подходили к Мединскому завороту. Выкидного
леса по всему этому берегу мы не видали.
Вскоре после того, как мы положили якорь, подул свежий от NO
ветер, которым развело волнение и стало нагонять на нас лед;
почему и принуждены мы были идти за Мединский заворот, куда
прибыли в 10 часов вечера и расположились ночевать в палатке.
27-го продолжался весь день густой туман, временно с дождем,
так что мы ничего не могли делать.
28-го поутру отправились к тому месту, где кончена была опись
26-го числа, но множество льда под берегом не позволило производить
[310] описи с карбаса, почему я тотчас начал опись
береговую, которую в тот же день довел до самой оконечности
Мединского заворота и, исполнив таким образом предписание ваше,
остановился для подождания вас".
Август. 2 августа помощник Рогозин был опять отправлен вперед,
с приказанием описать матерой берег до Югорского Шара и там
меня дожидаться. Сам же я с другим помощником должен был пробыть
на Мединском завороте еще пять дней, поскольку не прежде того
времени успел сделать все потребные для долготы и широты наблюдения.
Вывод их был следующий: широта 68°58'37", долгота 59°27'.
Склонение компаса 9°05'.
На Мединском завороте находятся две избы и два чума, в которых
при нас жили, подобно как и в реке Черной, одни самоедки, занимавшиеся
ловлей сигов и омулей. Один раз попалась им в невод нерпа.
7 августа рано поутру мог я, наконец, продолжать путь. Я взял
курс к острову Долгому, и с помощью тихого от SO ветра в 11
часов подошел к южной его оконечности на расстояние 3/4
мили. Я намерен был описать восточный берег острова, но лед,
его окружавший и во множестве по морю носившийся, не допуская
нас подойти близко к берегу и принуждая беспрестанно менять
курсы, сделал предприятие это невозможным; а так как в южной
части острова нет нигде для карбасов пристанища, то и пошел
я прямо к северной оконечности, где в небольшой закрытой бухте,
называемой Сибирское становье, нашел хорошее укрытие. Вскоре
после нас пришли туда два промышленных карбаса.
Происхождение названия Сибирское становье (по преданиям) следующее:
лет около 90 тому назад ходили на ладье из реки Оби в Соловецкий
монастырь по обещанию богомольцы, числом до 70 человек. Возвращаясь
тем же путем на родину, в позднюю уже осень, встретили они,
подходя к острову Вайгач, непроходимые льды, почему и решились
пристать к острову Долгому и там перезимовать. У северной его
оконечности нашли они безопасную гавань; но не готовые на зимовку,
от недостатка во всем и от цинготной болезни, все до одного
человека померли. Они похоронены на мысу, называемом Сибирское
кладбище; это место обозначено крестом.
В бухте этой карбасам стоять весьма покойно; но устье ее засыпает
орешником(*2), и потому входить в него должно
не иначе как с полной водой. На оконечности острова стоят три
избы.
На другой день погода наблюдениям не благоприятствовала. Мне
удалось обсервовать только близкие к полудню высоты и несколько
лунных расстояний. Пользуясь свободным временем, описали мы
мерою часть северного берега острова. Берег этот каменист и
окружен множеством острых луд. В некоторых местах встречаются
мокрые болота. От северной оконечности на W в l1/2
мили лежит небольшой каменный островок Голец. 9-го числа поутру
успел я, невзирая на облачную погоду, наблюдать высоты солнца
с хронометром; обсервовал также околомеридиональные высоты и
несколько лунных расстояний. Из всех этих наблюдений выходит
широта северной оконечности острова Долгого 69°23'14",
долгота 59°2'. Прикладной час найден здесь 4Ч35'.
Подъем воды в пролив 2 фута 11 дюймов.
Окончив это делю, отправился я в шестом часу вечера к острову
[311] Матвееву и, подойдя к южной его оконечности, пошел
с описью вдоль западного берега; но не успел еще сделать одной
магистрали, как задул от W крепкий ветер; карбас наш взял большой
ход, отчего лодочку, на бакштове118
у нас бывшую, опрокинуло и оторвало. Для спасения этой необходимой
вещи должны мы были оставить опись. Покуда мы справлялись с
лодочкой, развело большое волнение, которым нас стало прижимать
к каменистому берегу; почему, не помышляя более об описи, должны
мы были искать убежища под северным берегом острова, где в небольшой
открытой бухте, которой берега также омывались великими бурунами,
стали на якорь.
В полночь ветер сделался тише и отошел к SW. Погода была ненастная;
некоторое время продолжалась гроза с дождем. Около 9 часов проглянуло
солнце; бурун, им освещенный, показался мне не так велик, и
я решился выйти здесь для наблюдений на берег. Приняв это намерение,
отправил я вперед на лодочке работников, чтобы они успели сварить
себе пищу, располагая последовать за ними и сам. Но они встретили
под берегом жестокий бурун, которым лодочку в одну минуту залило
и опрокинуло. К счастью, взят был с нее на карбас конец веревки,
посредством которого успели мы притянуть к себе лодочку и людей,
но съестные припасы, посуда, словом сказать - все, что с ними
было, потонуло. Между тем ветер, отходя к W стал опять крепчать.
Не видя себе здесь никакой в случае бури защиты, решился я идти
к Югорскому Шару. Около полудня подняли мы паруса и к 4 часам
проплыли по Массееву лагу 14 миль на О. В это время ветер сделался
гораздо тише, почему и лег я на SO, чтобы приблизясь к берегу,
идти вдоль него с описью. Около 5 часов утра увидели мы землю
и взяли курс вдоль нее к NW. В 7 часов утра ветер от SW стал
опять крепчать. Мы старались держать как можно далее от берега,
но скоро заметили, что нас приметным образом прижимает к острым,
каменным скалам, его окружающим. Кормщика с нами не было; он
был отдан помощнику Рогозину, и потому мы, не зная где находимся,
между страхом и надеждой, продолжали идти вдоль берега, наблюдая
внимательно, не откроется ли где удобное к спасению нашему место.
В полдень дул крепкий ветер, с большим волнением и туманом.
Положение наше с каждой минутой становилось безнадежнее; если
б нас прижало к тому утесистому берегу, который был у нас под
ветром, то ни одному не было бы никакого спасения. В час миновали
мы в нескольких только саженях на ветре лежащий в полумиле от
берега конусообразный утес, называемый Парус Луда, и вслед за
тем, к общей нашей радости, открылась нам между двумя каменными,
крупными мысами, небольшая бухта, окруженная низменным песчаным
берегом. Мы тотчас в нее спустились и, не доходя до берега с
полкабельтова, положили на глубине 10 футов два якоря. Ветер
действовал уже не так сильно; однакоже волнение из-за мысов
приходило довольно большое; от сильной качки карбаса подорвало
в половине пятого один из наших якорей, а с другого стало дрейфовать.
Видя, что нам уже не миновать берега, поднял я якорь и, приподняв
паруса, пошел прямо на песчаную низменность, в которую скоро
и уперся носом. Мы тотчас принялись выгружать вещи и успели
все спасти без исключения; потом вытащили и карбас на берег
и расположились около него в палатках.
Мы были в совершенной неизвестности о том, где мы теперь находимся.
Идя вдоль берега, видели мы в некотором расстоянии чум, в ко[312]тором
по всей вероятности находились самоеды; почему и послал я в
ту сторону одного из работников. По возвращении его узнали мы,
что этот чум стоит на реке Пустынной, от которой мы находились
около 11/2 мили к NW.
12-го числа продолжался крепкий ветер между W и NW. Предвидя,
что наших сил недостанет спустить опять на воду карбас, послал
я в этот и следующий день находившегося у нас в работниках самоеда
в близлежащие чумы для того, чтобы собрать нам в помощь земляков
его, которых однако к 14-му числу собралось только шесть человек.
К счастью, около исхода третьего часа увидели мы карбас помощника
Рогозина, шедший мимо нашей бухты к N, который, увидев нас,
тотчас к нам присоединился. К 7 часам карбас наш был опять уже
на воде.
Исправные наблюдения, которые мне удалось сделать 12-го и 13-го
числа, показали широту этого места 69°30'10'', долготу 60°28'.
Мы в тот же вечер отправились опять в море и во втором часу
утра прибыли благополучно в Югорский Шар и расположились на
южном его берегу, при устье речки Никольской.
Рогозин доносит следующее об описи, произведенной им от Мединского
заворота до Югорского Шара.
"2 августа по причине противного ветра и течения невозможно
было производить морской описи; почему я пошел с мерою от самой
оконечности Мединского заворота по южному берегу этого полуострова.
Берег этот составляет северный предел губы Перевозной, которая
к югу ограничивается Перевозным Носом, лежащим от Мединского
заворота на SSO в 12 милях. В малую воду Перевозная губа почти
совершенно осыхает, пересекаясь тогда одною только рытвиною,
простирающеюся извилинами от устья реки Перевозной, в вершину
губы впадающей, к Мединскому завороту. Рытвина эта или промой,
обязанный вероятно происхождением своим течению, стремящемуся
из реки Перевозной, называется также Перевозкою речкой. Она
имеет ширину от 100 до 150 сажен. По ней можно проехать на карбасе
и в малую воду, имея по обе стороны сухие отмели. Река Перевозная
течет из озера Пимендуй, имеющего в окружности до 15 верст.
К вечеру дошли мы с магистралями да ручья, отстоящего от реки
Перевозной в двух милях, через который в брод перейти было невозможно;
почему и побрели мы через отмель, уже покрытую водой, к нашему
карбасу, который, между тем, прибыл к речке Перевозной. К полуночи
вошли мы на нем в реку и расположились ночевать в палатках.
На другой день поутру отправились к SO вдоль берега Перевозной
губы, имеющего высоту около одной сажени, покрытого травой и
весьма отмелого. Мы не могли держаться к нему ближе 3 и 4 верст,
но и в этом расстоянии несколько раз становились на мель, и
в исходе второго часа поутру обмелели совершенно и должны были,
укрепив карбас подпорками, дожидаться на нем прилива, ибо вязкий,
иловатый грунт не позволял перебраться на Перевозный Нос, находившийся
уже недалеко. В малую воду простиралась во все стороны от нас
на большое расстояние сухая отмель, а в одном кабельтове к S
видна была такая же речка, какая простиралась от устья реки
Перевозной. Речка эта была продолжением реки Пильно Горло, стекающей
в 11/2 милях к W от Перевозного Носа.
В час пополудни стянулись мы с мели и поднявшись несколько по
речке Пильно Горло, один изгиб которой подходит вплоть к Перевозному
Носу, пристали к последнему.
[313] Перевозной Нос составляет западное плечо
губы Хайпудырской, подобно как Синькин Нос восточное ее плечо.
Мыс этот покрыт тундрой, имеет высоты от двух сажен и издали
представляется в виде круглого холма.
Взяв отсюда потребные пеленги и определив широту места 68°46'45",
отправились мы поперек устья Хайпудырской губы к Синькину Носу.
Хотя мне и предписано было описать эту губу кругом, но я не
мог исполнить этого потому, что отмель, от берегов простирающаяся,
не позволяет подойти к ним с карбасом нигде ближе 8 верст. Для
береговой же описи потребовалось бы гораздо более людей и средств,
чем те, какими я мог располагать. По этой причине должен я ограничиться
сообщением об этой губе того, что мог узнать от нашего кормщика.
Название губы этой, равно как и реки Хайпудырской, в нее впадающей,
и леса того же имени, растущего в верховьях этой реки, происходит
от самоедских слов Хайвы - грех и Падра - лес. Самоеды считают
тот лес состоящим под влиянием злых духов, потому что невзирая
ни на какие приметы, всегда в нем блудят. По этой причине решили
они деревьев из него никогда не вырубать, а проезжая мимо, в
некотором определенном месте приносить всегда в жертву оленей.
В Хайпудырскую губу с западного берега впадают три реки; Сясега,
Сямаега(*3) и Хановайская, которые все в устье
очень узки и мелки, но далее вверх довольно глубоки. Река Хайпудырская,
впадающая, как выше сказано, в самую вершину губы, больше трех
первых. В нее идет с моря прямой фарватер, которым во всякое
время можно в нее въезжать на карбасе. На восточной стороне
губы, кроме незначащих ручьев, нет никаких рек.
Мы приехали к Синькину Носу в половине девятого вечера. В устье
Хайпудырской губы имели мы глубину от 3 до 6 сажен; один только
раз около середины устья встретили 9 футов. Синькин Нос от Перевозочного
лежит ОSO в 10 милях. Берег около него тундренный, отрубистый,
высотою от 3 до 4 сажен; у воды во многих местах есть каменные
луды.
На Синькином Носе стоит на одном возвышении самоедский идол:
шест длиною около аршина, с заостренными концами и прямоугольною
дырою в середине. Этот идол пригодился нам для пеленгов.
7 августа, дождавшись полудня для наблюдений меридиональной
высоты солнца, по которой широта Синькина Носа вышла 68°42'14'',
отправились мы в путь. Около 8 часов вечера, отъехав не более
13 верст, остановились, в связи с пасмурной погодой, ночевать
в палатках. Поутру продолжали путь, и в шестом часу пополудни
достигли реки Коротаихи, в устье которой налетел на нас жестокий
шквал от S с дождем и сильною грозой. Переждав его на якоре,
пошли мы далее в реку, где в девятом часу и остановились.
От устья реки Коротаихи простирается в море на четыре мили отмель,
по которой идет узкий фарватер между О и OSO на северное плечо
реки, отличающееся песчаным валом или сопкой, от 3 до 4 сажен
высотою, длиной от NtW на StO около 300 сажен и шириною 30 сажен.
Вал этот называется Лабагай. От него фарватер поворачивается
к S и потом идет вдоль южного берега реки к О.
В реке этой с половины августа начинается лов омулей, который
бывает весьма изобилен, но раньше того времени вовсе они не
ловятся.
[314] От Синькина Носа и до этого места простирается
низменный берег, окруженный отмелью, имеющей ширину от одной
до полутора верст. Выкидного леса по нему совсем почти нет,
кроме встречающегося местами мелкого ивняка.
В 7 часов утра вышли мы было из реки, чтобы продолжать нашу
опись, но скоро должны были возвратиться на старое место, ибо
отмель, простиравшаяся от берега, не позволяла подходить к нему
ближе 2 и 21/2 миль, а в этом расстоянии,
от свежего южного ветра ходила в море великая зыбь, делавшая
совершенно невозможным замечать румбы с некоторою точностью.
Остановкой этой воспользовался я, чтобы наблюдать у южной окрашенности
Лабагая меридиональную высоту солнца, по которой широта места
вышла 68°53'25''.
В следующее утро продолжали мы наш путь к N вдоль низменного
берега, от которого на большое расстояние простирается отмель,
и в одиннадцатом часу вечера пристали к низменному Бельковскому
Носу. Здесь следовало бы нам расположиться на ночь, но жестокая
зыбь, шедшая от W при тихом южном ветре, предвещала с той стороны
крепкий ветер. И так как от него не было тут никакой для карбаса
защиты, то и отправились мы в Бельковский Шар, где и остановились
в 3 часа утра. Ожидаемый от W ветер и действительно задул поутру.
Везде у берегов ходили такие буруны, что нам невозможно было
и подумать выехать из Шара. Итак, чтобы время не пропало даром,
решился я описать восточную сторону Бельковского Носа и отправился
для того на южную его оконечность. Придя туда незадолго до полудня,
определил я широту ее 69°06' и вслед за тем начал опись. Окончив
ее, возвратился я к вечеру в палатку нашу на Бельковском Шаре.
12-го продолжался прежний крепкий ветер. Не в состоянии будучи
с карбасом выехать в море, сделал я береговую опись западной
стороны Бельковского Носа.
Бельковский Нос - низменный полуостров, выдающийся к S на 6
миль. Восточная его сторона образует западный берег губы того
же названия, по которой и на карбасе можно проезжать только
в полную воду; ибо в малую она почти совершенно осыхает. От
вершины губы идет к NW мелководная протока, отделяющая Бельковский
Нос от матерого берега. Протока называется Бельковским Шаром.
Восточный берег Бельковского Носа болотист, а западный песчан
и покрыт мелким булыжником; на нем встречается немало выкинутого
морем соснового, мелкого лиственничного, а частию и березового
леса. Отмели у этого берега нет; но во многих местах встречаются
подводные камни. От оконечности Бельковского Носа простирается
к S отмель версты на две.
13-го ветер был гораздо тише, но от прежней бури ходила в море
такая зыбь и у берегов такие буруны, что нам из Бельковского
Шара нельзя было выехать.
14-го решился я отправиться в путь, хотя в море продолжалась
еще довольно сильная зыбь. От северного устья Бельковского Шара
шел берег утесистый, высотою от 4 до 7 сажен, окруженный наружными
и подводными рифами. Далее пошла каменистая пологость, также
окруженная рифами.
В час пополудни, миновав реку Пустынную, увидели мы в небольшой
бухте, усеянной рифами, вытащенный на берег карбас штурмана
Иванова. Полагая наверное, что его занесло сюда прошедшею бурей,
стал я на Якорь и послал лодочку осведомиться, не имеет ли он
надобности в нашей [315] помощи. Лодочка, возвратясь,
принесла мне приказание послать людей на берег для спуска карбаса.
По этой причине, оставив опись, пошли мы далее в бухту.
В седьмом часу, спустив карбас на воду, продолжали мы путь вдоль
берега, который до самого Югорского Шара окружен надводным рифом,
высотою от 2 до 4 сажен, лежащим от него от одного до двух кабельтовов.
В два часа пополуночи (15-го августа) прибыли мы в Югорский
Шар, где вскоре потом присоединился к нам и штурман Иванов".
Дав людям нашим после больших трудов, ими перенесенных, хороший
отдых, отправил я Рогозина описывать восточную половину Югорского
Шара и восточный берег острова Вайгача, намереваясь сам произвести
опись западной стороны. Но прежде надлежало мне определить точными
наблюдениями долготу и широту места, почему я и остался еще
на несколько дней в реке Никольской.
Эта река является главным сборным местом звериных промышленников,
как россиян, так и самоедов, приезжающих из тундр обыкновенно
около половины марта и остающихся здесь до заморозков. Их собирается
тут до 10 и более карбасов. Тотчас по вскрытии льда начинают
они свои промыслы, которые состоят главным образом из моржей
и зайцев(*4). Последние ловятся близ берегов,
в заливах, а иногда в реках; но первых ищут обыкновенно в отдалении
от земли, там, где есть носящийся лед, которым весьма часто
карбасы их затирает и носит по морю по нескольку недель. Подобный
случай был и в этом году с мещанином Иваном Протопоповым, с
которым я встретился на острове Долгом. Карбас его зимовал на
Мединском завороте. По вскрытии льда отправился он на промысел
с шестью человеками работников; но не успел еще миновать острова
Зеленца, как его окружило непроходимым льдом и южным ветром
понесло в море. Карбас свой он тотчас окарбасил (вытащил на
льдину и утвердил подпорками) и ожидал покойно своей участи.
Их пронесло мимо островов Долгого и Матвеева в расстоянии не
более двух верст, но они никак не могли пробраться к берегу.
Вскоре сделался ветер от SW, которым понесло их на вид острова
Вайгача, от которого отливом опять утащило в море. Через 10
дней, в продолжение которых стояли тихие ветры, не действовавшие
на льды, увидели они берега Новой Земли, к которой также не
могли пристать. Наконец, еще через 7 дней поднялся северо-восточный
ветер, которым льды рассеяло, и они под всеми парусами пошли
на S и на четвертый день прибыли к западной оконечности острова
Варандея. В продолжение странствования своего измеряли они часто
глубину; самая большая была 90 сажен. Однажды нашли только 6
футов, и по этому догадывались, что их переносило через Гуляевы
Кошки.
Не все, однакоже, промышленники возвращаются в тот же год из
тундры. Некоторые остаются зимовать на Новой Земле. В прошлом
году остался там самоед, по имени Магей, которого постигла самая
жалкая участь: он погиб со всем семейством своим, из пяти человек
состоящим, как полагали самоеды, от угара. Печальную весть эту
сообщил им, в бытность мою в Югорском Шару, ходивший на Новую
Землю самоед Воепта.
В реке Никольской есть часовня во имя чудотворца Николая и четыре
избы. Большая часть приезжих располагается обыкновенно в чумах.
[316] В реке этой, подобно как и во всех прочих,
в Югорский Шар впадающих, ловятся в летнее время сиги, омули
и кумжа.
Время продолжалось столь ненастное, что я в течение двух недель
едва успел произвести все нужные наблюдения, выводы которых
следующие: широта 60°39'30", долгота 60°40', склонение
компаса 10°8' О. Прикладной час 5Ч23', возвышение
прилива 1 фут 10 дюймов.
30 августа мог я, наконец, приступить к описи острова Вайгача.
От устья реки Никольской взял я курс прямо к Сухому Носу, от
которого и Рогозин должен был начать свою опись. При переезде
через пролив имели мы глубину от 5 до 16 сажен, которая к обоим
берегам постепенно уменьшалась; грунт по середине ил, а ближе
к берегам серый мелкий песок. Южный берег Вайгача, от Сухого
Носа простирающийся к W, состоит из каменного утеса, высотою
от 4 до 6 сажен, от которого во многих местах простираются каменные
рифы, как подводные, так и наружные.
В восьмом часу пришли мы к речке Красной, где за темнотою должны
были на сегодня кончить опись. Мы застали тут два карбаса. Река
эта весьма хорошее пристанище для малых судов.
На пути приставали мы к Болванскому Носу, куда с самых древних
времен самоеды собираются для жертвоприношений по два раза в
год, т. е. перед началом промыслов и по окончании их. Они приносят
в жертву оленей и других животных, которых мясо, однакоже, съедают
сами, оставляя божеству одни только рога и головы. Они жертвуют
ему также разные металлические и деревянные вещи, топоры, обрывки
цепей, гвозди, петли и рулевые крючья, сани, но только те, которые
им самим уже не годны. Жертв этих накопилось годами великая
груда, в которой валяются и идола, которым все эти жертвы были
приносимы. Идолы эти - деревянные разной величины обрубки, с
обоих концов заостренные, с несколькими насечками, изображающими
ребра. Некоторые болваны были металлические, другие деревянные,
но одетые в малицы (шубы), иные, наконец, со сквозными дырами,
и эти оказывают им особенные услуги во время промыслов.
Если самоеду нет удачи в ловле, то он полагает, наверное, что
или кто-нибудь его оговорил, или женщина перешагнула через его
добычу. Кудесник, посоветовавшись с духами выше этого описанным
образом, разрешает его недоумение, которой из этих причин приписывать
свою неудачу. Если он кем оговорен, то, сыскав один из таких
болванов, продевает сквозь дыру сначала кусок кожи какого-нибудь
морского зверя, а потом ухо оленя, принесенного в жертву этому
болвану, и остается уверенным, что заговор потерял свое действие.
Некоторые, однакоже, употребляют для этого гораздо более простое
и легкое средство: подкравшись к оговорщику, ударяют его, не
говоря дурного слова, по лицу и так сильно, чтобы откуда-нибудь
показалась кровь, и заговор уничтожен.
Но если кудесник объявил, что женщина перешагнула через добычу,
то самоед кладет на землю две горящие головешки, одну возле
другой и, положа на них кусок оленьего сала, окуривает им лоскут
какой-нибудь звериной шкуры, каркая все время по-вороньи, после
этого промысел его очищен.
На Болванский Нос собираются для жертвоприношения самоеды почти
всех родов, по Большой Земле обитающих.
Летковщина; живет к SW от острова Варандея, за горами, называемыми,
по имени некоего самоеда Питки, Питков камень.
[317] Вывучеи; около того же места, но далее внутрь
земли.
Тыгайский род, живет в чумах против острова Варандея, родину
свою называют они Сивседа.
Тайбарейский род; между Сивседой и Хайпудырской губой.
Вынаканы; между Хайпудырской губой и рекой Коротаихой.
Седуи; в вершине реки Коротаихи при озере Лиственничном, по-самоедски
Хорундо.
Ноготыгай; под Сибирским камнем (Уральским хребтом).
Род Лагейский, на реке Каре.
Ламдуи, за рекой Карой.
Карачея, за рекой Юрубеем.
По Тиманскому берегу обитают следующие поколения самоедов:
Седя Евсюгина, на Канинской Земле.
Въера, у Святого Носа.
Рубчевы, от Святого Носа к SO.
Лаптандеры Выручеи, на устье Печоры, недалеко от Костяного Носа.
Женщины у самоедов в большом пренебрежении, они считают их существом
нечистым: к чему женщина прикоснется, на что сядет, через что
перешагнет, то делается нечистым и должно быть непременно окурено
оленьим салом для очищения. Если женщина обойдет вокруг чума,
то волки передавят непременно всех оленей, и чум для того переносится
на другое место. Выдавая их замуж, не спрашивают вовсе их согласия.
Искатель условливается с отцом невесты в цене, за которую она
ему достанется, и назначает день свадебного пира и когда будущая
супруга ему вручится. В назначенное время жених является, ставит
свой чум подле чума отца невесты, сзывает гостей, и начинается
пир, после которого жених возвращается домой, в положенный срок
привозит условленное число оленей и получает невесту с приданым.
Приданое состоит обыкновенно из съестных припасов, посуды и
одежды и соразмеряется числу заплаченных за невесту оленей.
Десять оленей равняется одному возу приданого, но за 100 оленей
обязан тесть приготовить целый чум, со всем к нему принадлежащим.
Новорожденных младенцев моют в воде, нагретой со жженой березовой
губкой, а по отпадении пупа окуривают оленьим салом. Их пеленают
и кладут вместо люльки в корыто или корзину.
Умерших (когда бывают с чумами в тундрах) кладут на сани одетых
в полный наряд и отвозят на дальнее расстояние, оставляя при
них всю домашнюю утварь - топор, нож, чашку, ложку и хорей,
которым погоняют оленей, а при женщинах нитки и иголки. При
этом случае совершают тризну, убивая и съедая оленей, а зажиточные
оставляют тут и живых привязанных к дереву. На промыслах с покойниками
хлопот гораздо меньше. Их кладут в ящики и зарывают в землю,
наблюдая, чтобы тело лежало на левом берегу и лицом к востоку.
В пище самоеды весьма неразборчивы: как мужчины, так и женщины
едят все что попадется; и только с белыми медведями, к которым
самоеды имеют великое уважение, наблюдают некоторый особенный
обряд. Содрав с медведя кожу, кладут его на сани (которые прежде
окуриваются его же салом на случай, если садились на них женщины)
и, разрубив на части, варят в вымытых горячей водой котлах.
Голову варят не иначе как вне чума и едят ее одни только мужчины,
а женщинам и к костям прикасаться не позволяется. Кости съеденного
животного зарываются в землю. Губы сохраняют обыкновенно на
случай клятвы.
[318] Когда от самоеда нужно бывает отобрать какое-нибудь
показание под клятвой, то сначала режут собаку и дают ему съесть
сердце ее, а потом должен он, кусая медвежью губу, говорить:
"как я кусаю твою губу, так ты меня кусай, если я лгу".
Обряд этот показывает и причину уважения самоедов к белому медведю.
Этот род присяги, называемый по-самоедски рота, употребляет
и земский суд на следствиях, производимых между самоедами.
Самоеды остров Вайгач называют Хаюдей-я, Новую Землю Едай-я.
"Я" на их языке значит земля. Откуда происходит название
Вайгач, им совершенно неизвестно.
31 августа продолжали мы опись южного берега Вайгача к W. Вскоре
после полудня подул крепкий северо-западный ветер со снегом,
принудивший нас остановиться в Карповом становье. Небольшая
и мелководная бухта эта открыта от SW и W, потому при ветрах
с этой стороны на якоре в ней стоять невозможно, а должно карбас
вытаскивать на берег. Свежий противный ветер с туманом и снегом
продолжался беспрерывно двое суток и удержал нас в бездействии,
поскольку опись обширной Лемченской губы, простирающейся от
Карпова становья к N, можно произвести не иначе как с попутным
ветром, или по крайней мере в тихое и ясное время. Между тем
у работников моих оставалось пищи уже весьма мало, так что я
не мог долее ждать перемены погоды и ветра, и должен был 2 сентября
переправиться на старое наше место, в Югорский Шар. К помощнику
моему Рогозину отправил я в то же время на оленях самоеда с
предписанием следовать для соединения со мной туда же. Рогозин
прибыл к нам 6 сентября вечером и привез с собой маленького
моржа и белого медвежонка, промышленных им на пути. Действия
свои, со времени разлуки с нами, описывает он следующим образом:
"20 августа отправились мы от реки Никольской вдоль матерого
берега к О и в исходе второго часа пополудни пришли к реке Великой,
которая одна из всех, в Югорский Шар впадающих, не забрасывается
булыжником, защищена будучи лежащими перед устьем ее островами
сторожевыми. Кроме нее, все реки, не только на острове Вайгаче,
но и по матерому берегу от самой реки Коротаихи, бурями осенью
свирепствующими, забрасываются камнем и вскрываются не ранее
как весной, когда лед, во множестве по морю плавающий, препятствует
к ним волнению. В реку Великую во всякое время карбасы входить
могут, а в некоторых местах есть в ней глубина от 2 до 3 сажен.
От мыса Каменного переправились мы через пролив к Сухому Носу
острова Вайгача, где остановились уже поздно вечером. При переезде
через пролив самая большая глубина была 15 сажен.
На другой день (21-го августа) приступили мы к описи берегов
острова. Сухой Нос - каменный утес, высотой около 3 сажен, соединяющейся
с островом низменным перешейком и от этого кажущийся островком.
От него простирается к N утесистый берег, высотою от 2 до 5
сажен, окруженный каменными рифами. Опись в этот день кончили
мы не доходя верст двух до реки Пысловой, в которой остановились
на ночлег.
К утру (22 августа) поднялся крепкий ветер от N с пасмурностью
и снегом, с которыми невозможно было производить опись ни морем,
ни берегом. Следующие два дня продолжалась та же погода. Я пытался
продолжать опись берегом, но не мог пройти более 3 или 4 верст,
23-го было гораздо тише, но жестокий прибой у берега не позволял
нам оставить с карбасом нашего пристанища, почему и принялись
мы, чтобы [319] не терять времени, за береговую
опись, которую в этот день продолжали на 15 верст. Между тем
устье реки Пысловой от волнения засыпало совершенно мелким булыжником
(орешником), который образовал поперек него стену 11/4
сажени вышиной. Река была теперь ничто иное, как озеро, которого
с моря невозможно было и приметить. 26-го работали целый день,
чтобы перетащить карбас наш через эту плотину.
Реку Пыслову, как и все другие подобные ей реки, при всяком
морском ветре сколько-нибудь засыпает мелким камнем, и потому
она есть довольно ненадежное пристанище для карбасов. В самой
же реке глубина более 10 футов. Берега ее утесисты и имеют высоты
от 31/2 до 5 сажен. 27-го с тихим от SSO
ветром продолжали мы путь вдоль берега. Милях в четырех от реки
Пысловой утесы прекращались и до самой реки Фальшивой, которую
мы миновали около 6 часов вечера, шел берег пологий, высотой
от 7 до 8 сажен; а от этой реки начинались опять утесы. Рифы
делали весь этот берег совершенно неприступным. Меня весьма
заботило то, где мы укроемся на ночь, ибо ветер начинал крепчать,
а пройденная нами река Фальшивая была засыпана камнем. Мы должны
были, однакоже, идти к ней, как к единственному поблизости убежищу,
и, по счастью, нашли в засыпи прорыв, сквозь который, хотя и
с трудом, вошли в реку.
При самом входе увидели мы на берегу белого медведя, доедавшего
нерпу. Мы сделали по нему два выстрела из винтовок, оба неудачно;
от первого выстрела он отбежал сажен на 10 назад, но, посмотрев
с минуту во все стороны, возвратился к своей добыче; при втором
выстреле, вероятно, пуля просвистела близко мимо него, ибо он
бросился стремглав в реку. Мы пустились за ним с карбасом и
лодкой, скоро его догнали и убили носками.
28-го крепкий ветер и ненастное время удержали нас в бездействии
на месте. На другой день пустились мы вперед, но, не в состоянии
будучи выгрести против сильной противной зыби, возвратились
в реку Фальшивую и начали опись береговую, с которою в этот
день прошли около 61/2 верст.
30-го отправились в путь на карбасе, но, доехав до того места,
где кончена была береговая опись, увидели невозможность продолжать
ее морем, поскольку берег был совершенно неприступен, а с карбаса
по причине великой зыби, ни курсов, ни пеленгов замечать было
нельзя, ибо компас беспрестанно вертелся кругом. По этой причине
возвратился я на прежнее наше место и впредь уже вел только
береговую опись, взяв на этот предмет оленей у кочевавшего по
близости реки Фальшивой самоеда.
31-го, взяв с собой трех человек работников, палатку и необходимые
только материалы и инструменты, отправился я на оленях вдоль
берега, приказав остальным людям на карбасе через четыре дня
приехать в Болванскую губу.
3 сентября к вечеру прибыл я на Болванский Нос, составляющий
северо-восточную оконечность острова Вайгача. Вечером присоединился
ко мне и карбас, оставленный в реке Фальшивой.
Берег от этой реки до Болванского Носа идет каменным отрубом
высотою от 4 до 8 сажен, а в некоторых местах до 15 сажен. Для
судов он совершенно неприступен; кроме речек Волчьей и Узкой,
которые, однакоже, часто забрасываются булыжником, нет ни одной,
в которую бы карбасы входить могли. Рифы, как подводные, так
и наружные, встречаются во многих местах. Плавника в ручьях
не мало. Он состоит [320] из мелкого лиственничного,
соснового и частью березового леса, но более из мелкого ивового
валежника.
4-го описывали мы Болванскую губу, по восточную сторону Болванского
Носа находящуюся. От N губа эта совершенно открыта. Берега ее
окружены рифами. В вершину ее впадает речка Болванка. В полдень
обсервовал я на оконечности Болванского Носа высоту солнца,
по которой широта места вышла 70°27'55"; но на этот вывод
совершенно положиться нельзя, поскольку солнце, от довольно
густого тумана, было ???до окрашено.
5-го получил я предписание Иванова следовать для соединения
с ним в Югорский Шар, вследствие чего немедленно туда отправился,
переночевал в речке Фальшивой и 9-го уже поздно вечером прибыл
в реку Никольскую".
По соединении с Рогозиным хотел было я немедленно отправиться
по реке Печоре, но в наступившее осеннее время уже невозможно
было надеяться довершить опись острова Вайгача. Крепкие ветры
между W и NW, сопровождаемые дождем и снегом, продержали нас
на месте 13 дней.
В это время начинало уже по временам морозить. Промышленники
один за другим удалялись в тундры; и я весьма опасался, что,
наконец, зазимую в Югорском Шаре, ибо перевозка как нас самих,
так и всех работников в Пустозерск на оленях стоила бы казне
весьма дорого.
Мы начали также ощущать большой недостаток в съестных припасах;
сделанный в Пустозерске запас почти весь вышел; крестьяне, посланные
несколько раз в тундры за оленями, весьма редко их находили,
ибо стада оленьи удалились уже весьма много от берега. Я почти
не знал что делать; вся надежда наша была на крестьянина Житникова,
которого мне удалось уговорить, чтобы он не уезжал в тундру,
покуда решится участь наша, снабжал бы нас по временам провизией
и если мы, наконец, здесь зазимуем, то перевез бы нас берегом
в Пустозерск. Из такого затруднительного положения были мы выведены,
когда менее всего того ждали. 19 сентября вечером подул внезапно
от NO сильный шквал, после которого установился от того румба
такой крепкий ветер, что карбасы наши стало тащить с якорей.
Мы немедленно забрали на суда все, что было на берегу, подняли
якоря и пустились под всеми парусами в море.
В это время провизии как у работников наших, так и у нас самих
осталось только на три дня.
Выйдя из Югорского Шара, взял я курс севернее острова Матвеева,
чтобы в случае, если ветер перейдет к N, могли мы продолжать
наш путь. В 7 часов утра, миновав уже по счислению острова Долгий
и Матвеев, плыли мы на S, чтобы приблизиться несколько к берегу.
После полудня подул тихий, противный нам ветер; мы продолжали
идти на гребле; но в ?? часов, для отдыха людям, легли
на якоря.
В 5 часов утра пошли на веслах далее. В десятом часу задувший
NNW ветер избавил нас от этой трудной работы. Вскоре после полудня
миновали мы западную оконечность острова Варандея, на следующее
утро увидели Болванский Нос, а во втором часу вошли в Печору.
Не имея более ни куска пищи, спешили мы достигнуть деревни Тельвиски
и потому продолжали идти на гребле весь этот день и следующую
ночь; весьма часто становились на мель и, наконец, прозябши
до крайности (ибо термометр всю ночь стоял на 21/2°),
отощав и утомившись совершенно, принуждены были для отдыха остановиться
в деревне Куе. Следующим утром отправились далее по реке; у
деревни Юкушцы встретили лед, [321] сквозь который
прорубаясь, с помощью попутного ветра поднялись еще несколько,
но не доходя трех верст до деревни Тельвиски, должны были остановиться
и вытащить карбасы на берег. На другой день переехали на лошадях
со всеми инструментами в Пустозерскую слободку.
Теперь надлежало нам помышлять об описи Тиманского берега, которого
мы весной совершить не успели; и так как мне самому надлежало
пробыть некоторое время в Пустозерске для проверки хронометров,
то и решился я возложить эту опись на помощника Пахтусова; самому
же ехать туда после ближайшим путем для определения широты и
долготы окончательного пункта описи.
Октябрь. 1-го октября помощник Пахтусов отправился в свой путь,
а 6-го, сделав нужные наблюдения, оставили и мы Пустозерскую
слободку и в тот же день, переправясь на лодке у деревни Оксина
через реку Печору на Тиманский берег, поехали на оленях, которые
нас тут ожидали, прямым путем к Колоколковской губе. Первую
и вторую ночи оставались в чуме, который был нами взят с собой,
но 8-го числа, надеясь где-нибудь встретиться с самоедами, чтобы
избавиться от лишних хлопот и тяжести, оставили чум на месте
и продолжали путь с одними оленями. В 7 часов вечера наехали
мы действительно на чум самоедов; возвращавшихся с промыслов
от озер, находящихся близ русского заворота, в котором и провели
ночь.
Место ночлега нашего было весьма недалеко от берега Колоколковской
губы и не более 50 верст от самого Колоколковского мыса. Мы
пустились в путь в седьмом часу утра, и в 4 часа пополудни приехали
уже на этот мыс и расположились в одной из стоящих тут изб.
Оленей же наших, по недостатку в этом месте корма, отослали
в ближайший чум. На Колоколковском Носе стоят три избы, в которых
при нас жило восемь человек промышленников - трое русских и
пятеро самоедов, которые занимались промыслом нерпы и зайцев120.
Этот мыс составляет восточную оконечность губы Колоколковской,
вдающейся к SO на 50 верст и имеющей ширины до 25 верст. Вообще
губа это весьма мелководна, но в некоторых местах имеет глубины
до двух сажен.
Трое суток ожидал я тщетно появления какого-нибудь светила.
Погода становилась чем далее, тем ненастнее, и не было никакой
надежды, чтобы она скоро поправилась. И так как, с другой стороны,
присутствие мое в Пустозерске было необходимо для окончательных
расчетов с крестьянами и для приведения в порядок журналов и
карт наших описей, то и решился я туда возвратиться. 12 октября
отправились мы в путь прежней дорогой и 14-го прибыли к берегу
реки Печоры, к тому самому месту, против деревни Оксина, откуда
отправились 6-го числа. По реке несло уже густой лед, почему
и отправил я на небольшой, найденной тут на берегу, лодочке
помощника Рогозина в деревню Оксина за большими лодками для
перевоза людей и инструментов. Он возвратился уже к вечеру с
двумя лодками, на которых мы тотчас и стали переправляться,
где пробираясь между плывущим льдом, а где переходя через стоячий
лед и перетаскивая с собой лодки. Переправа эта была сколько
затруднительна, столько же и опасна. Из нас беспрестанно кто-нибудь
проламывался, и мы каждую минуту должны были спасать друг друга.
Я и сам один раз осел в воду до самых плеч, и с трудом был спасен
подоспевшими людьми. Добравшись, наконец, до деревни Оксина,
отправились мы на лошадях в Пустозерск, куда прибыли в ту же
ночь, чрезвычайно утомившись.
[322] 20 октября возвратился в слободку помощник
Пахтусов, донесший о произведенной им описи следующее:
"Отправясь 1 октября из Пустозерской слободки, прибыл я
через пять дней на Костяной Нос, от которого должна была начаться
моя опись и где между тем собраны были мещанином Протопоповым
нанятые у него на этот предмет 25 оленей.
Первое дело было определить скорость бега этих животных. Для
этого воспользовались мы знаком, поставленным при устье протоки,
истекающей из небольшого озера, к N от Костяного Носа лежащего.
Расстояние между этим знаком и самою оконечностью Костяного
Носа, которое весенней описью определено с точностью в 3 версты
и 361 сажень, олени наши по многократному испытанию ровным бегом
перебегали в 281/4 минут, откуда минутная
скорость из бега выходила 65,8 сажен. На извилины, которые они
делали на бегу, надлежало бы прибавить сажени по две на минуту;
но как они и во время описи делали такие же извилины, то и удержали
мы означенную меру.
7 октября в десятом часу утра приступили мы, наконец, к описи.
Костяной Нос составляет западную оконечность губы Средней, имеющей
в окружности до 10 миль. Берега ее низменны, песчаны, а впереди
есть во многих местах банки, на которых мы видели большие ледяные
торосы. В четверть третьего приехали мы на мыс Кутшарский, составляющий
восточную оконечность этой губы, и по причине густого снега
должны были прекратить опись. Отъехав на несколько верст в тундру,
поскольку у берега нет для оленей пищи, расположились мы в чуме.
В следующие четыре дня продолжали мы опись берега, который от
Кутшарского Носа простирается разными изгибами и бухтами к N
до Русского заворота. Берег этот называется Захарьиным. Он песчан,
весьма низмен и отмел. На расстоянии миль 25 от Кутшарского
Носа покрыт он множеством выкидного леса, годного даже и на
строение, но далее к N мы и на дрова не всегда могли его набрать.
Растений никаких на нем нет, так что мы каждый день по окончании
описи должны были уезжать, и иногда на большое расстояние, в
тундры. Погода все время не очень нам благоприятствовала, но
12-го числа, при крепком от NO ветре, продолжалась такая метель
с градом, что мы не ранее полудня могли начать опись и уже в
четвертом часу должны были опять ее прекратить. Мы в этот день
приехали к низменной, песчаной косе, называемой Русским заворотом,
которую местные жители почитают крайним пределом реки Печоры
к N. Я увидел совершенную невозможность описать южную ее сторону,
которая, будучи почти равна с водой и окружена льдом, нисколько
от него не отличалась и, сверх того, не имела ни одного приметного
пункта, по которому бы можно было располагать курсы. По этой
причине решился я описать одну северную сторону, определя только
несколькими переездами ширину этой косы; я считал это достаточным
потому, что она, как уверяли меня крестьяне, во всю свою длину
одинаковой ширины.
13 октября в 8 часов утра отправились мы вдоль северного берега
Русского заворота, и в начале четвертого часа приехали на оконечность
его. В трех местах переезжал я на южную его сторону и нашел
ширину его постоянно от 11/4 до 21/2
миль. По оконечности Русского заворота к О в одной миле начинаются
наружные Гуляевы Кошки, которые были покрыты льдом и снегом.
Между ними и Русским заворотом есть свободный проход.
[323] Отсюда возвратились мы ближайшим путем в
тундру. Мы должны были сделать это как по недостатку оленьего
корма, так и потому, что на низменной косе этой долго оставаться
без явной опасности невозможно, ибо при крепких с моря ветрах
вся она, за исключением небольшой продолговатой сопки Ходоварихи,
лежащей милях в трех от начала косы, покрывается волнами. Промышленники,
останавливающиеся на ней для ловли рыбы, нередко теряли таким
образом свои чумы и весь свой промысел, а сами спасались только
в лодочках.
14-го продолжали мы опись берега от Русского заворота к Колоколковской
губе, который идет совершенно прямою чертою на SWtW1/2W,
в некоторых местах прикрутостями, а в других песчаною низменностью.
Вечером приехали мы к реке Песчанке и остановились.
На следующее утро часа четыре переправлялись мы через реку Песчанку,
которая в устье была еще не ставшая; да и далее вверх едва нашли
мы место, где лед поднимал оленей, которых с большой опасностью
переводили одного за другим. В этот день остановились мы, отъехав
только 6 миль от реки Песчанки.
16-го продолжали наш путь и в полдень прибыли на Колоколковский
Нос, где густая метель заставила нас искать укрытия в промышленничьей
избе. На другой день продолжали мы опись до креста, стоящего
на берегу Колоколковской губы, и оттуда поехали ближайшим путем
в Пустозерскую слободу.
В продолжение всей описи проверяли мы несколько раз снова бег
наших оленей, и никогда не находили в минутной скорости его
разности более полусажени от прежнего вывода".
Пробыв в Пустозерске, покуда не установился по тундрам хороший
санный путь, отправился я потом со всей моей командой в Архангельск,
куда и прибыл 11 декабря.
Экспедиция эта, невзирая на все похвальное усердие участвовавших
оленей, оставила еще некоторые пустоты на картах. Множество
островов, в устье Печоры лежащих, остались неизвестными; Гуляевы
Кошки определены только в двух точках; Чешская губа, а частью
и остров Колгуев которые, впрочем, не входили в круг действий
этой экспедиции) еще не описаны. Все это пополнится в нынешнем
еще году через штурмана Нарежных, там уже действующего. С другой
стороны, Иванов продолжает так хорошо начатое им дело. Он уже
в начале весны отправился из Пустозерской слободки; описав по
пути остров Долгий, Хайпудырскую губу и западный берег Вайгача,
будет он продолжать свою опись от Югорского Шара к востоку до
реки Оби и потом далее до реки Оленека, где кончилась опись
капитана Анжу121,
и таким образом весь берег Ледовитого моря, России принадлежащий,
от Берингова пролива до границ Швеции, будет, наконец, описан
со всею точностью, какой только думать можно. Конец.
ПРИМЕЧАНИЯ
[303]
(*1) Отсюда следует рассказ в собственных словах Иванова.
[310]
(*2) Орешником называют в том краю мелкие камни, округлившиеся
от всегдашнего тренья в воде одного о другой.
[313]
(*3) Не от этой ли речки происходит название самоедов119.
[315]
(*4) Phoca Lepus Marinus.
Далее >>>
Вернуться к описанию
книги
|