Письмо Джеймса Олди к почтенному Майклу Локу, агенту «московской компании» в Лондоне, относительно торговли, которую следует организовать в Лаппии, написанное в 1575 году

Я держу в памяти, милостивый государь, тот разговор, который состоялся, когда я был с Вами, относительно торговли в Лаппии, и был несколько удивлен, что за все это время Ваша весьма уважаемая Компания не распорядилась о том, чтобы могло состояться какое-то краткое совещание между Вами или кем-нибудь другим и мною по поводу тех краев, если считать, что ей, по-видимому, известно, что я находился там больше года, а это, безусловно, может означать, что я должен был бы кое-что узнать. Но причина того, почему они (члены правления Компании. — К. В.) не пожелали посовещаться со мной, как я полагаю, заключается только в одном из следующих четырех обстоятельств: либо они считают себя настолько хорошо осведомленными об этой торговле, что о ней нет необходимости больше говорить, или что у них нет больше никакого желания действовать в том направлении, или что они считают меня настолько недостойным их доверия, что они не решаются открыть мне свои мысли из сомнения или опасения, что я проявлю большее расположение к другим и так раскрою их секреты, или же они считают меня настолько тупоголовым, что со мной не стоит говорить об этих делах. Относительно этих четырех обстоятельств я отвечаю следующее. Во-первых, если они считают себя настолько хорошо осведомленными, что больше не о чем говорить, то я несколько удивлен, от кого это могло бы исходить: зимой прошлого года там находились только пятеро англичан, а именно Кристофер Колт, Роджер Лич, купец Адам Танстол, еще один прислужник и я, так как Генри Кокнедж находился всю зиму в Москве. А из этих лиц, если говорить о Колте, то я считаю его, да будет мне дозволено сказать то, что я думаю, самым недалеким человеком из тех, кто был там (если говорить о купеческой сообразительности), хотя, впрочем, не принес ли он очень много вреда и себе и другим, так как он вел себя не как купец, не проявил усердия как достойный слуга или фактор, а всю зиму лежал в бездействии в некоей каморке, имея на руках товары, которые он никак не использовал, хотя имелись разные способы, посредством которых он мог превратить свои товары в наличные деньги с прибылью и без большого риска. Причем по весне эти деньги принимались бы бедными лаппами и рыбаками охотнее, чем любые товары; но хотя он и читает евангелие как никто другой, его глупая голова не раз побуждала его к действиям, противоречащим разуму; а люди, убедившись в этом, не только перестали давать ему советы, но некоторые из них, по возможности, утаивали от пего сведения о торговле, которую можно вести в той стране в зимнее время и которая без сомнения лучше, чем большинство людей думает. Поэтому если Колт написал или рассказал что-нибудь относительно этих краев, то сомнительно, чтобы это было чем-то дельным, если учесть, что он пролежал праздно всю зиму, не берясь ни за какое дело. Что же касается Генри Кокнеджа, то говорю с уверенностью, поскольку я это твердо знаю, что он весьма честный молодой человек, очень аккуратный в исполнении своих обязанностей и в этом отношении достоин всяческих похвал. Но так как прошлой зимой он был в отсутствии, то не мог ничего узнать иначе как понаслышке, так что его сообщения могут вызывать некоторое недоверие. И подобно тому как ничего нельзя узнать от прислужника, а я совершенно уверен, что с Танстолом Купцом еще не беседовали, пока верные знания о тех краях можно почерпнуть только от Роджера Лича, от которого, безусловно, можно заимствовать знание, так как действительно среди ныне здравствующих нет ни одного англичанина, который обладал бы такой же осведомленностью о тех странах, как он, и который умеет так ладить с тем народом, как он. Зимой он наездил разными дорогами около 300 миль: он из малого извлекал что-то и узнал не только обычаи этого народа, но узнал и о всяких товарах тех краев, как их можно купить с наибольшей выгодой, чтобы извлечь из них прибыль. Так что я признаю, что если бы почтенная «Московская компания» получила сведения именно от него, то им не надо было бы говорить со мной или с кем-нибудь другим, чтобы разузнать о тех странах (разве что, чтобы услышать мое мнение, которое, безусловно, я всегда им охотно сообщу). Но у него следует выспросить об использовании выгодных секретов той страны, и, по моему мнению, это стоит узнать, разве что если, как во втором случае, они больше не желают вести дела таким образом. На это я отвечаю, что если они так не поступят, причем быстро, то рискуют не помешать другим, которых я упоминал, не англичанам, вести там торговлю; пусть они тогда больше не рассчитывают на сколько-нибудь прибыльную торговлю в России, так как большую часть этой выгоды у них отберут сразу или за последующие 5 лет, как я убедительно докажу, если мне зададут такой вопрос. Поэтому если они желают вести торговлю с Россией с пользой, то им следует позаботиться об этом вовремя, и в этом случае они смогут сохранить торговлю с Россией такой, как сейчас, а также сделать торговлю с Лаппии еще более доходной, и, следовательно, это нужно учесть, а не препятствовать торгу англичан в Ведагубе. Если же они не позаботятся об этом, причем своевременно, то их можно будет сравнить (не примите это за оскорбление) с двумя собаками, которые устремляются к кости, в то время как третья уже с ней убегает. И тем не менее я думаю именно так, а не иначе, поскольку не только англичане, но также голландцы, брабантцы и другие могут быть справедливо и полностью отстранены от торговли в Лаппии, а Компания сохранит все торги для себя без вмешательства кого бы то ни было, к своей большой пользе, которой я желаю ей от всего сердца, как если бы желал добра себе самому. Итак, извините меня за третий случай, на котором я остановился. А что касается четвертого, то, по моему разумению, он не очень серьезный. Поэтому я благодарю бога, что не совсем лишен разума, хотя и беден, и может быть вследствие этого имею хорошую репутацию; но Господь распределяет свои дары как ему угодно. В свое время я видел умных людей бедными, а глупых — богатыми, и некоторые мужи имеют больше знаний, чем могут выразить в речи — недостаток, в котором однажды меня упрекнул великий муж этого государства. Но все же как бы ни был слаб поток моего красноречия, мои намерения заслуживают доверия к честны, и в моем сердце к желаю Вашей достойной похвалы Компании всей прибыли, которая возможна, и еще я молю Господа проклясть меня, если я лживый лицемер. Мне грустно видеть, как недавно их (членов правления компании. — К. В.) ввели в большие расходы по старой пословице — загребая жар чужими руками. В прошлом году, как мне, между прочим, сообщили, имея в Лаппии 2 компанейских судна, на них обоих доставили в Англию не многим более 300 бочек ворвани; однако я знаю, что другие купцы приобрели у русских, корел и лаппов 1183 бочки ворвани, не считая 27 бочек, которые Колт продал голландцу Якобу, — по две бочки за пару зимних брюк из домотканого сукна. И, однако, появляется одно большое затруднение, которое, пусти оно более глубокие корни, станет, как я опасаюсь, слишком серьезным, чтобы его можно было устранить, о чем я из любви и наилучших побуждений (бог мне свидетель) как раз и пишу. Желаю вам, как моим близким друзьям, вовремя принять меры, если вы намерены продолжать торговлю с Россией или Лаппией. Итак, любовь побудила меня написать это заявление, которое я хочу, чтобы было принято как доброе дело, так как я написал его по доброй воле.

Текст приводится по изданию: Ценный источник о торговле англичан на Мурмане в XVI веке // Вестник ЛГУ, вып. 1 (№ 2). 1990 г.

© перевод Вальдман К. Н., 1990 г.