И. Ф. УШАКОВ

МИНИСТЕРСТВО ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР. МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ. Под редакцией доцента А. М. Шнитмана, МУРМАНСК — 1960. Печатается по постановлению Ученого совета Мурманского государственного педагогического института. Председатель Ученого совета — доцент С. А. Смирнов.

КОЛЬСКИЙ ОСТРОГ

(1583 -1854)

Военно-исторический очерк

Более двух столетий основным опорным пунктом России на крайнем северо-западе страны стоял Кольский острог — деревянно-земляное укрепление, сооруженное русскими людьми в глубине морской губы, на мысе, образуемом при впадении в нее рек Колы и Туломы.

В первой половине XVI века здесь возникло небольшое русское поселение¹, о существовании которого свидетельствует летописное сообщение о постройке на устье реки Колы православной церкви (1532 год)². Церковная история связывает это событие с проповеднической деятельностью двух христианских миссионеров Феодорита и Трифона. Но, надо полагать, кольское поселение появилось в результате развития весеннего рыбного промысла на Мурмане как необходимая промежуточная база для ежегодно приходивших сюда поморов и монастырских людей. С 1565 года к устью Колы стали приходить суда голландских купцов, привозивших для продажи и обмена на сёмгу сукна, медь, олово, вина и другие товары³.

Постепенно Кола приобретает все большее значение для России. В 1570 году на голландских кораблях в Колу приехали итальянские ремесленники и мастера, которые отсюда на рус[4]ских судах через Соловки и Онегу отправились в Москву⁴. Выгодное положение Колы для сбора промышленников перед их выходом на Мурманский берег и для торговли с иностранцами обеспечили ей сравнительно быстрый рост. В 1574 году в Коле было уже 44 жилых двора, тогда как в ранее возникшей Кандалакше в это время было только 11 дворов⁵.

В ходе Ливонской войны (1558—1583 гг.) шведы и датчане, стремясь лишить Россию доступа к морским просторам, неоднократно предпринимали попытки изгнать русских с Кольского полуострова и Беломорья⁶. В 1571 году шведские корабли подходили к Соловецкому монастырю; через некоторое время шведы совершили нападение на Кемскую волость⁷. Соловецкие монахи при поддержке московского правительства в 1579 году построили вокруг монастыря деревянные острожные стены и башни с 9 пушками, а вслед затем приступили к сооружению Кемского и Сумского острогов⁸. Так складывалась система обороны Поморья, центром которой стал Соловецкий монастырь.

В 1581 году шведы захватили Нарву — важнейший опорный пункт России на Балтике. С потерей балтийского побережья значение северных портов — Колы и Холмогор — еще более возросло. Правительство Ивана IV стало принимать меры к расширению и упорядочению торговли на Севере. В 1582 году в Колу был послан для управления первый воевода Аверкий Иванович Палицын (впоследствии знаменитый келарь Троице-Сергиевской лавры, в монашестве — Авраамий Палицын), который устроил в Коле гостиный двор, торговые весы, ввел таможенные сборы (десятину) и т. п.⁹.

Англичане торговали с русскими преимущественно через Холмогоры. На Кольском же полуострове среди иностранных купцов преобладали голландцы. Северный морской путь имел для них то преимущество, что избавлял от стеснений и уплаты пошлины датчанам в Зунде. Однако режим свободного мореплавания был нарушен и в этом районе. Датский король[5] Фредерик II, как владетель Норвегии и Исландии, объявил все Норвежское море своим “проливом” и стал требовать от иностранных купцов за проезд в северные русские порты уплаты особой пошлины и получения у него проезжих грамот.

В апреле 1582 года Фредерик II отправил к Мурманскому побережью военную эскадру под командованием Эрика Мунка, повелев ей захватывать иностранные суда не только в так называемых “королевских водах”, но даже “в самой Кольской гавани”. Мунк захватил несколько голландских кораблей, причем в числе пострадавших оказались сын и зять царского медика Ивана Ильфа и другие известные в России купцы. Иван IV в июле 1582 года заявил решительный протест датскому королю, указывая, что он начал такое дело, которое к добру не поведет. Морская дорога “в Колу и другие морские пристанища, — писал царь, — не новая, приезжают к нам по ней английские и иных государств немцы по нашему дозволению... А к нам ныне с Колмогор и с Колы волости наши приказные люди писали, что приходили в наше государство, в Колское пристанище на Мурманском мори и х Колмогорам, твоих пять кораблей и розбойным обычаем... у всех немец всяких товаров туто поймали на пятдесят тысеч рублев”. Иван IV потребовал возмещения убытков пострадавшим купцам и соблюдения свободы судоходства на морских путях в Россию¹⁰. Одновременно царь послал английской королеве Елизавете грамоту, в которой, извещая о том, что датский король “называет наши искони вечные вотчинные земли волость Колу и Печенгу своею и вступаетца в них”, просил англичан приезжать с товарами к Холмогорам и Коле по его прежней жалованной грамоте “безо всякого сумненья” и чтобы королева “на море ходить велела с воинскими корабли, чтоб им проезжать от тех датцкого короля разбойников в нашу отчину во все пристанища морские и на Колмогоры и на Колу бесстрашно и их бы с моря согнати и дорогу очистить; а мы людей воинских в те пристанища посылаем и велим от датцкого короля людей от приходу береженье держать...”¹¹.

Так, в ответ на притязания датского короля Фредерика II, русское правительство решило укрепить Колу и послать сюда стрельцов. Задача сооружения укреплений в Коле была возложена на нового воеводу Максака Федоровича Судимантова, который весной 1583 года начал возведение стен вокруг Колы и превратил ее в острог¹².По-видимому, строительство острога продолжалось и в 1584 году, так как М. Ф. Судимантов не смог даже явиться в Вайдагубу на встречу датских представителей, которым 23 июня писал, что ему “ныне ис Колы ехати невозможно для государева дела”¹³. Когда датский посланник прибыл в Колу, она была уже укреплена. В ответ на его “удивление по поводу постройки крепости в Коле”, Максак Федорович Судимантов заявил, что “частокол поставлен вокруг Колы[6] для защиты от морских разбойников”¹⁴.

Таким образом, первоначальные укрепления Колы состояли из частокола — тына из заостренных сверху бревен — и рва вокруг него. Гарнизон же Колы насчитывал 30 стрельцов¹⁵. Вероятно, одновременно со стенами были построены и острожные башни. Но не исключено, что некоторые укрепления достраивались после отъезда М. Ф. Судимантова осенью 1584 года в Холмогоры.

Наряду с укреплением Колы, русское правительство решило более надежно защитить от нападения датских кораблей торг при устье Северной Двины. 4 марта 1583 года Иван IV повелел двинскому воеводе Петру Нащокину построить город на месте Архангельского монастыря. В 1584 году был основан Архангельск, который вскоре был обнесен надежными укреплениями, снабжен пушками и боеприпасами. В городе были построены два гостиных двора (один для русских, другой для иноземцев), дома, амбары, пристань, таможня и т. п.

В связи с постройкой Архангельска торговое значение Колы падает. Наоборот, военное значение Кольского острога — в связи с усилением притязаний Дании на Кольский полуостров и нападениями шведов — возрастает. 10 июня 1585 года Кольский воевода Г. Б. Ваcильчиков известил датского наместника в Вардё, что царь Федор торговым людям разных стран в Коле “никакими болшими товары торговати не велел, опричь троски, и полтасу и сала троскина и китова”, а учредил корабельную пристань “у нового города на Колмогорах”¹⁶. Датский король в грамоте от 17 декабря 1585 года настаивал на восстановлении торга “в Малмиюсе, то есть в Коле”. В ответной грамоте русского правительства ему было разъяснено, что торг со всего Поморья, “ис Колы и из иных мест, перевели[7] и учинили... у нового города у Двинского... А в Коле волости торгу есмя быти не велели, занеже в том месте торгу быти непригоже: то место убогое”¹⁷.

Действительно, как порт, Кола, по сравнению с Архангельском, была менее удобна, а главное, в обстановке конца XVI— начала XVII вв., находилась в одном из наиболее угрожаемых районов страны. Датский король, в нарушение мирного договора 1563 года, стал посылать в Колу своих людей для сбора “в поморских волостях десятины и пошлины”, называя, “те наши места своими”¹⁸.

Территориальные притязания датского короля и его попытки взимать подати с русского населения были решительно отвергнуты, но торговые ограничения для иностранных купцов в Коле, когда здесь были размещены достаточные вооруженные силы, были отменены; торгующим в Коле иноземцам гарантировалась полная безопасность. В царской грамоте, посланной в Данию в июле 1590 года, для сведения торговых людей, сообщалось, что они могут приходить “х Коле, и мы, их жалуя, велели им торговать в нашем государстве на всякой товар поволно, и береженье еcмя им велели держать великое, чтоб им насилства, убытков и бесчестья ни от ково не было”¹⁹. В феврале 1592 года снова было подтверждено, что не только у Архангельска, но “и у Кольского острога и во всем нашем государстве по всем городам торговати поволили есмя”²⁰.

Как выглядел Кольский острог в XVI веке, мы можем судить лишь по изображению его в книге голландца Геррита де Фера “Морской дневник” (плавания Баренца), изданной в Амстердаме в 1598 году (см. стр. 8), так как планов Кольского острога того времени не сохранилось²¹.

Автор книги — участник экспедиции Баренца — побывал в Коле в сентябре 1597 года и, видимо, сделал некоторые зарисовки острога с близлежащей горы Соловараки. На голландской гравюре Кольский острог изображен в виде прямоугольного укрепления с четырьмя башнями и деревянными стенами; внутренность острога разделена площадью на две части, обе из которых густо застроены. Среди построек выде[8]ляется церковь. Из острога устроен выход к реке Коле и переход на другую ее сторону, по-видимому, на монастырский остров, где, судя по пояснительному тексту под гравюрой, находился гостиный двор, тоже обнесенный бревенчатыми стенами²².

Изображение1. Кольский острог в конце XVI века (с голландской гравюры из книги Г. де Фера)

Подробное описание Кольского острога мы находим в писцовой книге Алая Ивановича Михалкова, основная часть которой была опубликована Н. Н. Харузиным в 1890 г. в виде приложения к его этнографическому исследованию “Русские лопари”.

Согласно этому описанию, сделанному в 1608 году, острог представлял из себя укрепление четырехугольной формы имевшее шесть башен — 4 угловых (Егорьевскую, Никольскую, Подгорную и Покровскую) и 2 настенных (Отводную и Середнюю), на которых установлены были пушки. Общая длина стен вокруг острога равнялась 510 метрам, огороженная площадь — 1,6 гектара. Все угловые и настенная Серед[9]няя башни трехъярусными. Артиллерийским огнем с этих башен защитники острога могли поражать противника на дальних подступах к селению.

Наиболее мощной по огневым средствам была Егорьевская башня, расположенная ближе других к морскому подходу к Коле, откуда могли появиться вооруженные корабли врага. На ней было два орудия в верхнем ярусе, в том числе одно “скорострельное”, заряжаемое с казенной части, по одному в среднем и нижнем “бою” и одна крупнокалиберная пищаль в станке на колесах помещалась на бруствере в так называемой “отводной огородне”, то есть на выдвинутой вперед дополнительной изгороди, защищавшей подступы к башне. Кроме того, на 106-метровой “городовой” стене, обращенной в сторону залива, “по окнам” находилось еще 5 затинных пищалей^23. Через ворота, устроенные в Егорьевской башне, поддерживалось сообщение с Нижним посадом и стрелецкой слободой. На другом конце 150-метровой стены, прилегавшей к реке Коле, находилась Никольская угловая башня с 2 артиллерийскими орудиями в верхнем ярусе (одно из них было “скорострельным”). Через Никольские ворота дорога шла в Верхний посад.

В сторону пристани от приречной стены был устроен в виде коридора отвод, заканчивавшийся башней, на которой стояло одно орудие, а внизу сооружены были “водяные ворота”; неподалеку от них, под башенкой, имелся “тайник” — скрытый ход к воде реки Колы.

На угловой Подгорной башне поставлено было 4 орудия, на Середней башне задней стены — одно орудие в среднем ярусе и на угловой башне, отстоявшей примерно в 200 метрах от реки Туломы, пользуясь которой в 80—90-х годах XVI века на Колу нападали шведы, находилось три орудия: два в верхнем и одно в среднем ярусе. Всего, таким образом, на башнях и стенах в 1608 году было 21 орудие, в том числе на стороне, обращенной к морскому заливу, — 13. Сверх этого в остроге[10] имелось 28 новоприводных и 3 шведских самопала (фитильные ружья) и 21 “снуровая” пищаль. Наконец, у многих жителей Колы было личное оружие, с которым ходили на промысел ²⁴. Огневые средства были в достаточной мере обеспечены боеприпасами. В остроге хранилось 3.834 артиллерийских ядра соответствующих калибров, более 140 пудов пороху, 40 пудов свинца, 5 комплектов заряда к скорострельным пищалям и т. д. Военная команда острога состояла из 5 штатных пушкарей и 63 стрельцов. В случае опасности на защиту острога могли стать посадские люди и другие жители Колы, в которой насчитывалось в это время 116 дворов²⁵.

Внутри острога в начале XVII века находились тюрьма, огороженная “тыном вострым”, два караульных помещения, съезжая изба (воеводская канцелярия), кабак, склады боеприпасов и амуниции, большое количество амбаров и чуланов, в которых хранились судовые снасти и продовольствие, две церкви — с южной стороны сложенная “клетски” церковь Николы чудотворца и с севера неотопляемая шатровая — Георгия страстотерпца, по имени которых получили свои названия угловые приречные башни острога. Кроме того, укрепления были созданы в торговой части Колы. Так, на Нижнем посаде были огорожены прочным и высоким тыном Гостиный двор для двинян, каргопольцев и “иных городов” людей, которые прибывали “в Кольский острог на лодьях в лете для торговли”, и другой такой же двор — “на приезд иноземцев”²⁶.

Кольский острог представлял из себя довольно сильный опорный пункт, небольшую, но хорошо оснащенную крепость, построенную с учетом достижений фортификации того времени и возможных масштабов и особенностей борьбы на крайнем Севере. Кола к тому же была достаточно удалена от открытого моря; с суши она защищена была труднопроходимой местностью (горы, болота, реки и озера), а с залива — мелко[11]водьем, не позволявшим крупным судам без знания фарватера подходить непосредственно к Кольскому мысу.

Уже вскоре после основания Кольский острог выдержал несколько ожесточенных приступов врага. В 1589/90 (7098) году крупный отряд “каянских немцев” (финнов) под командованием, Везайнена, полностью разоривший Печенгский монастырь, пытался захватить Кольский острог, но потерпел под его стенами полное поражение: враг потерял 60 человек убитыми и 30 человек пленными, в том числе одного военачальника (Кафти)²⁷. На следующий год шведы во главе с Хансом Ларсоном предприняли новую попытку взять Кольский острог. В опубликованном в 1951 году М. Н. Тихомировым “Соловецком летописце” второй половины XVI века об этом нападении рассказывается следующее: 13 августа 1591 года “приходили свийские немецкие люди на Мурманское морс х Кольскому острогу Туломою рекою в малых судах, воеводька Ганш Лерсон, а с ним заморских и каенских немец 1200 человек. И за два часа до вечера приступали к острогу с приметом и зажигати, и зажгли две башни, Егорьевскую башню да Покровскую, и на острогу против их выласки были многажды, и дело было с ними до пяти часов ночи. И божиею милостью и государевым счастием ис Кольского острогу в приступех из наряду (артиллерии. — И. У.) и на выласках побили и ранили 215 человек. И отшед немцы от острогу на остров, на Туломе реке, стояли три дня и три ночи и пошли в свою землю Туломою рекою во вторник на утренней зоре. А в Кольском остроге был государев воевода Володимер Федорович Загрязской, а с ним людей колских стрелцов 30 человек да иногородцов торговых людей и Кольских жильцов и казаков всякого человека²⁸ 1700 человек, а в остроге и на выласках и в приступех убили немцы осадных людей 25 человек да ранили 35 человек”²⁹.

В 1597—1598 годах датское правительство дипломатическим путем пыталось заставить Россию отказаться от всего Кольского полуострова. Не добившись никакого успеха, послы датского короля предложили Борису Годунову уступить полуостров за крупную денежную сумму — 50.000 талеров, на что русские представители на переговорах “с гордостью отвечали; “хотя у царя и много земель, но собственности своей он[12] не уступит королю, если бы тот предложил ему и пять раз 100.000 марок”³⁰.

В 1599 году датский король Христиан IV на 8 судах лично прибыл в Колу и. пытался склонить ее жителей на принесение ему присяги на верность и таким способом хотел обратить колян в своих подданных, но получил единодушный отказ³¹.

В начале XVII века особенно усиливаются агрессивные устремления Швеции. Карл IX всячески стремился отторгнуть от России территории, прилегавшие к балтийским и северным водам. Под видом помощи России в борьбе с польскими интервентами шведский король предоставил правительству Василия Шуйского отряд наемных войск во главе с Я. Делагарди (1609 год), за что выговорил себе передачу города Корелы с уездом; Делагарди был извещен, что “если ж у русских нет денег, то король согласен взять на себя уплату жалованья, но за это требует еще уступки Ладоги и Колы”³².

Когда этот план приобретения Колы провалился, шведское правительство снарядило крупный отряд для похода на Колу, который возглавил губернатор Вестерботнии Балтазар Бек. Выйдя в путь в феврале 1611 года, шведы совершили тысячекилометровый марш и подошли к Кольскому острогу с решимостью во что бы то ни стало овладеть им. Захватчики соорудили для штурма подвижную башню (“снаряд”) и “приступали накрепко, и хотели за щитом Кольской острог взяти”. Одной группе нападавших удалось ворваться внутрь острога. Однако защитники Колы — стрельцы и посадские люди — собрались с силами и выбили врага за ворота. Вслед затем русские совершили успешную вылазку и нанесли шведам серьезное поражение. Уходя, захватчики учинили беспощадный погром в пограничных русских волостях: “ и деревни пожгли, и людей секли, а иных в полон взяли”³³. Более всего от нападения шведов пострадали коренные мирные жители края — саами (лопари). В одной из челобитных они отмечали, что, когда в 1611 году “под Кольский острог свейские нем[13]цы приходили войною, лутчих многих людей побили и в полон побрали и в полону померли...”³⁴.

В 1613 году по указу царя Михаила Федоровича датским данщикам запрещено было являться и собирать налоги с саамского населения Кольского полуострова, так как датская сторона, нарушив исстари сложившийся обычай, перестала пускать русских налогосборшиков “в Варенской погост и за Варгав в Кончанскую лопь”³⁵. Этот акт означал ликвидацию прав Дании на русской территории, полный и окончательный переход саамов Кольского полуострова в подданство России.

После подписания Столбовского договора 1617 года, по которому Россия потеряла выход в Балтийское море, русское правительство придавало особо важное значение удержанию своих северных портов, в том числе и Колы. Получив в 1619. году сведения о том, что Дания готовит военно-морскую экспедицию на север, оно посылает в Соловецкий монастырь грамоту, обязывавшую в случае нападения датчан оказать помощь Кольскому острогу и то место “уберечь, а людей не потерять и себя не обезлюдить”³⁶.

В начале 20-х годов XVII века датское правительство пыталось пресечь торговые поездки голландских и немецких купцов к Коле и Архангельску. В связи с этим возросла опасность и для русских судов и рыболовов на Мурмане. В июле 1621 года два датских военных корабля захватили и разграбили у острова Кильдина корабль, шедший с разными товарами из Гамбурга, “и нашим людем, рыбным ловцом, починили грабеж и убытки”³⁷. Датчане хотели захватить в свои руки скупку всей рыбы, продаваемой на Мурмане. На следующий год к Кольскому заливу были посланы из Дании “воинские люди на трех кораблех да на дву витенгах”. Датчане “погромили” три голландских корабля, захватили и ограбили торговавших в Коле агентов двух других голландских компаний, запрещали русским промышленникам продавать рыбу “мимо себя”, сами же предлагали за нее непомерно низкую цену³⁸. Единственной надежной защитой для промышленников и торговцев служил в это время Кольский острог.[14]

В 1623 году, якобы в ответ на задержание в Кольском остроге имущества датского подданного Блуме, король Христиан IV отправил на Мурман военную эскадру из шести кораблей под командованием Яна Мунка. Датчане подходили к самой Коле, но, несмотря на то, что у них были “многие люди воинские и наряд многой”, начать военные действия против Кольского острога не решились, а ушли на море и стали захватывать суда русских промышленников и грабить рыбацкие становища. В царской грамоте от 28 августа 1623 года, направленной датскому королю, указывалось, что его корабли “пограбили и нашу казну, денги и ефимки, и лодьи с нашими хлебными запасы и с товары, которые были посланы от Архангелского города в Колской острог”, что Ян Мунк, разослав своих людей “по всем становищам.., велел наших людей грабить и... воинским обычаем... взяли болши пятидесяти тысеч рублёв”³⁹.

Учитывая опасность, которой подвергалось Мурманское побережье, русское правительство держало в Кольском остроге довольно значительный гарнизон. Так, в 1647—1648 годах здесь находилось под командою головы 5 сотников и 500 стрельцов, а также отряд пушкарей (9 человек). Заметим, что в таком крупном и важном экономическом центре XVII века как Вологда, гарнизон составляли 1 сотник и 149 стрельцов⁴⁰. В 80-х годах XVII века артиллерийское вооружение Кольского острога состояло из 54 пушек, 10 из которых стояли на Никольской башне, 7 — на Подгорной, 7 — на Ерзовской (бывшей Покровской), 9 — на Георгиевской (Егорьевской), 6 — на Водяной (Отводной) и 15 хранилось в зелейном погребе⁴¹.

В конце XVII века в России было 49 стрелецких полков. Один из них, численностью в 500 человек, нес гарнизонную службу в Коле. Стрельцы жили здесь вместе с семьями, занимались промыслами, ремеслом и торговлей. Стрелецкие начальники и особенно Кольский воевода Иван Воронецкий чинили безудержный произвол и беззастенчиво обирали не только гражданское население края, но и военнослужащих. В 1699 году против воеводы и его приближенных вспыхнуло возмущение стрельцов, не довольных сложившимися порядками. Так, воевода завел обычай принимать в праздничные дни себе “в почесть” приношения, обычно по 10 коп. с чело[15]века; при возвращении с промыслов все должны были являться на воеводский двор и, смотря по состоятельности, платить “в почесть” воеводе “осьмую” или “четвертую деньгу”, то есть от 12,5 до 25% стоимости выловленной рыбы. За всякую провинность и оплошность стрельцов наказывали кнутом и батожьём. Стрельбы неоднократно посылали челобитные в Преображенский приказ, но ввиду отдаленности Колы расследований по их жалобам не производилось, и дело ограничивалось воеводскими отписками на запросы из Москвы, Когда же стрельцы послали 6 человек ходоков во главе с Антоном Абрамовым, то последние были схвачены в Москве за самовольную отлучку со службы и целый год просидели в кандалах под караулом. После известного стрелецкого восстания, 26 декабря 1698 года указом Петра I стрелецкий полк в Коле был преобразован в солдатский полк. Это несколько изменяло порядок службы (предписывалось, например, ходить солдатским строем), а главное — ущемляло командный состав в материальном отношении, так как пятидесятники, получавшие жалованье по офицерскому чину, приравнивались теперь к унтер-офицерскому званию. Правительственный указ воевода объявил стрелецким пятидесятникам не в приказной избе, а у себя в хоромах. Стрельбы, усматривавшие во всех действиях воеводы его собственные своекорыстные выдумки, восприняли эту перемену как очередное злоупотребление И. Воронецкого. Хотя рядовые стрельцы, становясь солдатами, в материальном отношении ничего не теряли, но, возмущенные произволом и поборами воеводы, они примкнули к движению, начатому пятидесятниками. Для обсуждения создавшегося положения стрельцы собрались на сходку, похожую на казачий круг. Некоторые предлагали убить пятисотника Фому Дошкова за его согласие с воеводой. Решено было временно, до присылки решения из Москвы, не признавать указа и всех распоряжений воеводы. Неповиновение было прекращено лишь в конце 1699 года. Зачинщик движения Савва Новгородов был приговорен к смертной казни, его пособник Лев Пьяный умер в тюрьме до решения суда, Петр Щегорин был бит кнутом и сослан в Сибирь, другие активные участники выступления понесли сравнительно легкие наказания. Вместо Ивана Воронецкого в ноябре 1699 года воеводой в Колу был послан Григорий Козлов⁴². Указ 26 декабря 1698 года о переводе стрельцов в солдаты, как это видно из документов начала XVIII века, не был реализован.

Изображение 2. Воскресенский собор в Кольском остроге (рисунок Дмоховского из книги «Живописная Россия», том I, 1881 г.).

В течение XVII столетия, после описи А. И. Михалкова, [16]Кольский острог частично перестраивался и застраивался заново. Была уничтожена Середняя башня на западной стене, близ глухой Ерзовской башни был вырыт подземный ход в сторону реки Туломы; к концу XVII века этот “старой тайник” обвалился и требовал починки⁴³. Отдельные участки приречной стены были срублены тарасами⁴⁴, а береговой откос во избежание подмыва стены водой был укреплен “обрубами” — бревенчатыми клетями, заполненными камнем и глиной. Внутри острога появился воеводский дом, артиллерийский цейхгауз, “протопопов двор”, разные погреба. На площади, позади Отводной башни, в 1681—1684 годах был построен неизвестным мастером замечательный памятник русского деревянного зодчества — 19-главый, высотою в 37 метров, Воскресенский собор⁴⁵.

С началом Северной войны (1700—1721 годы) для Кольского острога возникла угроза нападения шведов. В декабре 1700 года шведские войска захватили Ребольский погост (северная Карелия), входивший тогда в Кольский уезд, “и пожгли церковь и дворы все без остатка и многих людей побили, протчих разогнали...”⁴⁶. Для усиления обороны Севера по приказу Петра I в Кемский городок, Кольский и Сумский остроги было послано 300 стрельцов, а в устье Северной Двины построена Новодвинская крепость⁴⁷. Двинскому воеводе боярину А. П. Прозоровскому велено было “наскоро” отправить в Кольский острог человека для осмотра состояния укреплений и вооружения, и, выяснив потребности, послать с Двины “оружие доброе”, порох, фитилей и всего прочего, что “в нынешнее военное время в тот город надобно”; предписано было также отремонтировать испорченное оружие, перекрутить пороховые заряды и налить из свинца пуль в запас “з доволь[17]ство и держать всегда в готовности, чтобы в том городе в военный случай ни за чем никакой помешки и мотчания (промедления. — И. У.) не было, а город, в которых местех попорчен, велено починить...”⁴⁸. Во исполнение этого указа в 1700 году Кольскими стрельцами были заново построены городовые стены у Егорьевской башни от реки Колы “с воротами, и с мостом, и с торасом в длину 3 сажени”, приведен в порядок [18]тайник у Ерзовской башни, поставлены были на стенах мосты и перила, устроены лестничные всходы⁴⁹. Командированный в Колу капитан Григорий Животовский в феврале 1701 года подал воеводе А. П. Прозоровскому описную книгу, в которой значилось следующее: “Город Колской острог, деревянной, стоячей, а на нем пять башен рубленые; меж башнями в стенах торасы рубленые ж, а позаде торасов острог стоячей в две стены кругом города мерою, опричь башен, девяносто семь сажен с полусаженью, ветхи, да четыре тараса, да два тайника; а в Колском остроге жилецких людей два человека подьячих, пять человек капитанов, пятьсот человек стрельцов, восмь человек пушкарей, двадцать девять человек посадцких людей...”⁵⁰.

В июне 1701 года шведская эскадра из пяти крупных кораблей под командованием адмирала Шабаланда подошла к устью Северной Двины и пыталась прорваться к Архангельску. Благодаря самоотверженности и геройству русских людей шведам не удалось осуществить свои планы. Потеряв у Новодвинской крепости два корабля, они ушли в Белое море, стали нападать на приморские селения и становища, сожгли несколько солеварен и десятки крестьянских дворов и, наконец, перенесли свои действия в район Святого Носа и Кильдина. Повсюду, где им удавалось, шведы захватывали и топили русские промысловые суда, отнимали у поморов рыбу, хлеб, одежду, снаряжение и деньги. В указе Петра I, запрещавшем жителям Поморья выходить на морские промыслы, указывалось, что “весною, будучи на море, на промыслех, двиняне от находу и взятья на неприятельские суды... в полон претерпели они многое мучение”⁵¹. Промышленники и купцы “во опасение от воинских воровских кораблей” вынуждены были укрывать свое имущество в Кольском остроге⁵². Жители Колы в эти годы жили, по их словам, “в великом опасении и осторожности”. Стрельцы, оставив всякие промысловые и другие хозяйственные занятия находились “в Кольском остроге на стенных и на береговых (по рекам и на заливе. — И. У.) и во все стороны от Кольского острога на отъезжих караулах и в посылках на Свейской и на Дацкой рубежи ради проведывания вестей, чтоб свейские неприятельские люди безвестно под Кольской острог и в Поморские волости ратью не пришли и разорения бы какова не учинили”⁵³. В наказе, посланном холмогорским архиепископом, печенгским мо[19]нахам 28 февраля 1702 года указывалось, что шведские военные корабли могут прибыть и “к вам в Колу”⁵⁴.

В такой тревожной обстановке правительство Петра I решило обновить постройки Кольского острога и усилить их новыми укреплениями. Указом 23 сентября 1701 года Кольскому воеводе Г. Н. Козлову было поручено привести Кольский острог в такое состояние, чтобы “в военный случай в том городе в осаде сидеть было надежно”. В строительстве должны были участвовать стрельцы, посадские люди, волостные и монастырские крестьяне, саамы и другие жители, даже приезжие иногородние торговые и промышленные люди, — “все безобходно”⁵⁵. Практически строительство велось силами одних стрельцов — “десятым человеком” (остальные 450 человек должны были неослабно нести караульную службу), все прочие жители Кольского уезда ежегодно платили “на городовое строение” по 7 гривен со двора. За эти деньги, по подряду, 50 человек стрельцов выполняли и ту часть работ, которая падала по раскладке на посадских людей, крестьян и саамов⁵⁶.

По замыслу строителей система обороны Колы должна была включать “город” Кольского острога⁵⁷ и две “отхожие крепости”: одну на 25 пушек на Кольском мысу, у устья реки Туломы, другую примерно в 7 верстах от острога, у Абрамовой пахты, где решено было соорудить “вновь крепость земляную, связывая деревянными связьми и складывая около и в середине дерном... и около той крепости зделать ров.., а величиною..., чтоб в ней мочно было сидеть 200 или 300 человеком с пушками и пушечными припасы и хлебными запасы, и посадить в тое крепость служилых людей 100 человек с ружьем... и поставить пушки с порохом и с ядрами, сколько пристойно, и учинив бойницы, да и против той крепости на горе или в иных крепких местах, где пристойно, посадить служилых же людей с ружьем”⁵⁸.

Вторым важным моментом, заключенным в плане перестройки Кольского острога, было совмещение его военного назначения с использованием в хозяйственных целях. Кола, играя роль складской базы для мурманских промыслов, нуж[20]далась в помещениях для хранения различных припасов, снастей и т. п. Поэтому строители, создавая более мощные стены, решили внутри их устроить амбары. Таким образом, если бы даже Кольский острог и не подвергся нападению врага, затраченные на его сооружение средства не пропали бы даром.

Изображение 3. Разрез стены Кольского острога (1737 г.) (по чертежу, опубликованному В. В. Косточкиным в «Материалах и исследованиях по археологии СССР», вып. 77, стр. 226).

В течение 1701 —1704 годов в Коле были проделаны большие работы: заново построены Егорьевская и Ерзовская башни, перестроены и починены стены города, углублены и укреплены обрубами рвы, вырыт колодец внутри острога, построена новая “сторожня” и т. д., у устья реки Туломы сооружена была “крепость древяная в две стены на 15 пушек”. Но первоначальный замысел не был до конца реализован. В декабре 1704 года Кольский воевода М. Г. Срезнев писал Петру I: “А на Кольской губе у Аврамовой пахты на Корге никакой крепости и по се числе не построено. А построено при прежнем воеводе при Григорье Козлове в наволоке меж дву рек крепость, и та ко отпору неприятельских людей не надежна и з дворами жителей в одной связи”⁵⁹. Однако распоряжения о продолжении строительства не последовало. Лишь в апреле 1720 года, ввиду угрозы нападения английского флота, Петр I сделал указание архангельскому вице-губернатору Лады[21]женскому о постройке упомянутой “земляной крепости”, предписав послать для этого опытного инженера и способного коменданта. Но вскоре опасность миновала, и распоряжение Петра I снова осталось невыполненным⁶⁰.

Из источников не видно, чтобы артиллерийское вооружение Кольского острога, или, как теперь его нередко стали официально именовать, Кольской крепости, было усилено по сравнению с концом XVII века. Весной 1720 года в крепости находилось 34 пушки и при них 8 штатных пушкарей⁶¹. По-видимому, в это число не вошли старые орудия, хранившиеся в подвалах. В 1726 году в Кольском остроге произошел пожар⁶², от которого пострадала часть военного имущества. Обревизование 1729 года дало следующую картину наличия вооружения и боеприпасов в Кольском остроге:⁶³.

Кроме того, в крепости имелось 1.797 ядер, калибр которых не соответствовал пушкам, 11 затинных пищалей, 7 малых горелых пушек (1-вершкового калибра) и много устарев[22]шего оружия (288 мушкетов, 429 фузей, 295 шпаг, 35 копий и т. д.). В двух зелейных погребах хранилось (круглым счетом) 679 пудов пороха, 126 пудов свинца (в том числе 29 пудов горелого), 80 пудов свинцовых пуль, 10 пудов фитиля и более пуда горючей серы.

Благодаря разысканиям В. В. Косточкина недавно стали известны некоторые чертежи и планы, дающие возможность ясно представить себе устройство Кольского острога в первой половине XVIII века. На основе опубликованных В. В. Косточкиным материалов, с учетом характера местности и типа построек того времени, мурманский художник Н. П. Быстряков довольно точно воссоздал вид Кольского острога и его башен в 1737—1738 годах.

Изображение 4. Кольский острог в середине XVIII века (с рисунка художника Н. П. Быстрякова).

Острог и после ряда перестроек в основном сохранил ту форму и размеры, которые он имел в начале XVII века. Четыре угловые башни по своей архитектуре мало отличались друг от друга. Все они были трехъярусными, рубленными шестериком, высотой 7—8¹/₂ сажен, внутри делились бревенчатыми перекрытиями и настилом на пять этажей, считая чердак третьего яруса и смотровую вышку. В каждом ярусе были устроены окна для стрельбы — бойницы. Третий ярус делался более широким, и выступы его (обламы, или напуски) на балках междуэтажного перекрытия, выпущенных наружу,[23] нависали на уровне 6—7 метров над двумя нижними ярусами. Это расширение давало некоторое увеличение площади “верхнего боя” для установки пушек и позволяло с большим удобством вести огонь по врагу. Башни, обращенные к морскому заливу, были более высокими (по 18 метров); Никольская и Чепучинная имели по 15 метров высоты. Обе приречные башни имели ворота, а башни западной стороны были глухими, вторые этажи их сообщались с боевым ходом примыкавших к башням стен, в нижнем этаже был устроен вход из острога. Внешние стены башен, как правило, были двойными, пространство между ними засыпалось хрящём.

Изображение 5. Разрезы Ерзовской (слева) и Чепучинной (справа) башен Кольского острога (по чертежу, опубликованному В. В. Косточкиным).

Главной по боевому назначению и вместе с тем парадной башней Кольского острога была Егорьевская: через нее осуществлялся въезд в острог со стороны главной улицы Колы, а над башней было укреплено изображение государственного герба Российской империи. (см. рис. на стр. 24).

Особую конструкцию имела Водяная башня, сооруженная на небольшом полуостровке, возможно, насыпи. Она была двухъярусной. Нижний этаж был устроен ниже уровня берега. Артиллерия размещалась только в среднем ярусе и верх[24]нем этаже.

Со стеной крепости Водяная башня соединялась широким, двухэтажным 15-метровым переходом, частично стоявшим на сваях. Рядом с ним, с южной стороны, в городовой стене были сделаны так называемые Водяные ворота — для тех, кто приезжал в Кольский острог “водою”, то есть на судах. У ворот вдоль берега было устроено причальное приспособление в виде земляной насыпи с каменными откосами, которые во время ледохода отбрасывали лед на каменный бык Водяной башни⁶⁴.

Изображение 6. Егорьевская (слева) и Никольская (справа) башни Кольского острога в середине XVIII века (с рисунка художника Н. П. Быстрякова).

Городовые стены, в зависимости от уровня местности, имели неодинаковую высоту, но чаще всего она равнялась 3,5 саженям (около 7,5 метра) при толщине в 2 сажени (4,26 м).| В стенах было устроено 53 амбара, некоторые из которых имели по нескольку отделений. Поверх амбаров, по мостовому настилу, шел боевой ход высотой в одну сажень, прикрытый с наружной стороны так же, как и амбары двойными стенами, в которых через каждые 2 метра были сделаны горизонтальные щели для стрельбы из ружей. Ширина боевого хода в стене равнялась трем метрам, что позволяло защитникам острога свободно размещаться и передвигаться вдоль[25] стены во время боя. Стена был покрыта двускатной кровлей, более чем на метр нависавшей с обеих сторон, что предохраняло стену от намокания и преждевременного гниения.

Вокруг стен тянулся сухой ров глубиною более двух метров и шириною до четырех метров. Откосы его были укреплены сваями и слегами. За рвом находилось открытое пространство, свободное от построек. Оно обеспечивало прострел подступов к стенам острога и предохраняло последний от огня в случае пожара на посаде. За воеводским двором, у Чепучинной башни, для вылазок был вырыт “потаенный выход из крепости за город” ⁶⁵.

Изображение 7. Разрез Водяной башни (по чертежу, опубликованному В. В. Косточкиным).

Во внутренней планировке острога сколько-нибудь существенных изменений не произошло: появились две сопредельно построенные церкви — Спасская и Благовещенская, несколько складов, а в юго-западном углу возникли “воеводские огороды”⁶⁶. (См. план города Колы 1737 — 1738 гг. на стр. 26).

В результате победы в Северной войне наша страна получила широкий выход в Балтийское море. Основной грузопоток товаров, отправляемых морем за границу, пошел к портам Балтики и в первую очередь — к Петербургу. Этот фактор оказал серьезное влияние на исторические судьбы русского Севера. Значение Колы как торгового пункта стало ничтожным. Тем не менее, учитывая реваншистские помыслы Швеции, русское правительство считало необходимым держать в[26] Коле значительный военный гарнизон и время от времени обновлять и даже усиливать крепостные укрепления. Это обеспечивало мир и безопасность русскому и саамскому населению края. Как показали события, именно благодаря наличию здесь достаточных вооруженных сил и укреплений шведы в период Северной войны не посмели напасть на Колу. В перечне крепостей, которые по указу 3 марта 1731 года следовало “починивать, исправлять и в доброе состояние и безопасность приводить”, числилась и Кольская крепость⁶⁷. В 1740 году для возобновления укреплений Кольского острога был послан “Ладожского канала майор Витинг”⁶⁸. Когда в начале 1741 года специальная комиссия изучала вопрос, “какие крепости в Российском государстве действительно содержать надлежит” и не следует ли некоторые исключить из штата, было признано необходимым и впредь содержать[27] Кольскую крепость с артиллерией на 4 полигона⁶⁹. Решено было, кроме пушек среднего калибра, иметь в Коле 4 чугунных мортиры 5-пудового и 4—двухпудового калибра, а также дать на вооружение 20 шестифунтовых “мортирцов железных горного манира”. Артиллерийская команда должна была при этом состоять из 71 служителя⁷⁰.

Изображение 8. План города (Колы (опубликован В. В. Косточкиным в «Материалах и исследованиях по археологии CСCP», вып. 77, стр. 223).1737— 1738 гг.

Личный состав военной команды, по сравнению с концом XVII века, несколько сократился, но не намного. Во время Северной войны, в 1710—1714 годах, около 250 человек военнослужащих и жителей Колы было взято в создававшийся Петром I Российский флот; часть стрельцов была отозвана в Петербург⁷¹. На 1 ноября 1729 года в трех подразделениях Архангелогородского гарнизонного полка, размещавшихся в Коле, состояло 470 человек, в том числе:

Военнослужащие вооружены были фузеями со штыками и шпагами⁷². Согласно исповедной книге Кольского Воскресенского собора в 1733 году в Кольском остроге находилось: майоров — 1, обер- и унтер-офицеров — 13, писарей, капралов и рядовых солдат —468, итого —482 человека. Офицерский состав и большинство остальных военнослужащих жили в Коле с семьями. На исповедь они должны были являться с женами, которых числилось 313 человек⁷³. В 1728 году военнослужащих и взрослых членов их семей, подлежащих по[28] церковному обряду приходить на исповедь к священнику, числилось 900 человек⁷⁴.

В июле 1741 года Швеция объявила войну России. В связи с этим Кольская крепость была приведена в боевую готовность На взморье, в Погань-наволок, и к острову Кильдину на четырех 6-весельных лодках было послано 17 солдат в караул “на заставы для проведывания швецкого неприятельского войска”; усилены дозоры по р. Туломе, установлены батареи⁷⁵. В Кольский залив была послана русская эскадра из судов, которая зимовала в Екатерининской гавани. Под руководством лейтенанта Винькова было сделано гидрографическое описание Кольской губы⁷⁶. Приняты были меры к обеспечению артиллерии всем необходимым. В Коле в это время, согласно донесению начальника артиллерии секунд майора Перского, было 32 пушки; 2 — полуторафунтовых, 6 — двухфунтовых, 10 — трехфунтовых, 13 — пятифунтовых и 1 — шестифунтовая. Для указанных орудий по нормативам того времени, на 200 выстрелов, требовалось 290 пудов пороха. В действительности в наличии было 570 пудов пороха. Больше, чем полагалось, имелось и ядер. Так, для трехфунтовых пушек сверх установленной нормы было 1.472 ядра, полуторафунтовых — 335 и т. д. Только для пятифунтовых пушек не хватало 908 ядер. Зато в остроге имелось 767 ядер полуфунтового и фунтового калибра, из которых можно было “связать картечи”. В сентябре 1742 года из Архангельска в Колу было отправлено 1000 штук пятифунтовых ядер 77 пудов “дроби железной, сеченой на картечи”, и 98 пудов различной артиллерийской амуниции и снаряжения. Пополнилась людьми и артиллерийская команда, которая, однако, к исходу 1742 года еще не была полностью укомплектована и насчитывала всего 26 человек (1 сержант, 1 капрал, 9 канониров и 15 фузилеров) ⁷⁷.

В ходе русско-шведской войны 1741—1743 гг. боевых действий на Кольском полуострове не развернулось. Обе стороны ограничились обороной своих рубежей. Но Россия и дальше, вплоть до конца XVIII века, должна была держать в Коле военные силы, хотя и в меньшем количестве.

В 1760-х годах Кола явилась местом базирования двух[29] научных экспедиций — морской под начальством бригадира флота капитана В. Я. Чичагова, которой поручено было “учинить поиск морского проходу Северным океаном в Камчатку”, и астрономической, руководимой профессором С. Я. Румовским, которая по заданию Российской Академии наук наблюдала 23 мая 1769 года прохождение Венеры по диску Солнца. В связи с этим в Колу неоднократно посылались суда специального назначения, артели строителей, военные и морские служители⁷⁸. Эскадра Чичагова (суда “Чичагов”, “Панов” и “Бабаев”) дважды, в 1765 и 1766 годах, совершала плавание в район северо-западнее Шпицбергена⁷⁹. Приготовления к постройке трех обсерваторий на Кольском полуострове начались весной 1767 года. Одна из них сооружена была на горе Соловараке близ Кольского острога. Караульную службу при обсерватории Румовского несла воинская команда из 31 человека⁸⁰.

В период работы указанных экспедиций военные силы в Кольском остроге то увеличивались, то сокращались. Так, указом Государственной военной коллегии 17 апреля 1765 года предписано было артиллерию вместе с обслуживавшей ее командой (80 чел.) из Колы перевести в Новодвинскую крепость. В Кольском остроге была оставлена лишь гарнизонная команда из 60 солдат⁸¹. Однако вскоре правительство снова нашло нужным разместить в Коле артиллейрийскую команду. В июне 1768 года в Кольском остроге, кроме 91 человека (2 капралов и 89 рядовых) гарнизонной команды, было 59 человек нижних артиллерийских чинов⁸². В 1774 году в крепости находилось 22 человека гарнизонной команды и 49 артиллерийских служителей⁸³. Кольская артиллерия имела 34 орудия, в том числе: чугунных пушек с лафетами и колесами —

[30]В крепости хранилось 5.251 пушечное ядро, 3.006 ручных гранат, 30 гаубичных бомб, 25 пудов картечи, 515 пудов пороха и другие запасы⁸⁴.

Изображение 9. План Кольского острога. 1780 г. (Архангельский областной Государственный архив, фонд 1638, опись 1, дело 6): А — Кольская крепость, В — церковь, С — колокольня, D — присутственные покои, Е — караульня, F — пороховые погреба, G — «провианские магазейны», Н — винный подвал, + — казенные и партикулярные амбары, К — питейный дом и пивоварня, L — обывательские строения, М — портовая застава, N — комендантский дом, Р — ротный дом.

Некоторое представление о Кольском остроге этого времени дает план его, представленный комендантом Б. И. Ернером в Вологодское наместническое правление 16 декабря 1780 года Устройство “города” оставалось прежним. Заметно изменилась лишь внутренняя застройка острога. Снесен был старый воеводский дом и большинство амбаров, исчезли Спасская и Благовещенская цер[31]кви (возможно, в связи с ликвидацией в 1764 году Кольско-Печенгского монастыря), неподалеку от Воскресенского собора построена была новая колокольня. Внутри острога остались некоторые казенные склады — “провиантские магазейны”, пороховые погреба, винный подвал — и “присутственные покои” (административные помещения). Дом коменданта, казарма (“ротный дом”), артиллерийская мастерская с кузницей и “светлица” (помещение артиллерийской команды) находились вне стен острога⁸⁵.

В 1780 году Кола по распоряжению Екатерины II была причислена к разряду уездных городов и получила свой герб[32] (изобр. 10). 15—19 ноября в честь открытия города была устроена торжественная церемония с троекратной пушечной пальбой и выборы городских чинов⁸⁶. “Всемилостивейшая государыня” проявила особую “заботу” о самом северном российском городе —пожаловала 8.000 рублей на строительство новой каменной церкви⁸⁷ и распорядилась соорудить в Коле тюремный замок, так как прежняя “караульня” уже не могла вместить большого числа ссыльных колодников⁸⁸. “Кольская крепость” формально была упразднена. Арсенал и боевые припасы были перевезены в Екатерининскую гавань, которую правительство намерено было превратить в военный порт, но замысел этот не был осуществлен⁸⁹. Поэтому Кольский острог продолжал еще сохранять некоторое военное значение. В нем размещался гарнизон, состоявший из Кольской штатной команды из 34 человек (1 прапорщика, 1 сержанта, 3 капралов, 1 барабанщика и 28 рядовых; 25 чел. принадлежали к пехоте, а 9 — к “коннице” и имели 20 казенных “оленей со всею к ним принадлежащею упряжкою”⁹⁰), 22 батальонных солдат и 23 человек артиллерийской команды (в том числе 18 канониров)^9I.

Изображение 10. Герб города Колы. В верхней части изображен герб Архангельской губернии — золотое поле, на котором летящий Архангел Михаил поражает пламенным мечом низверженного дьявола; внизу — голубое поле, на котором изображен кит в знак того, что жители Колы прежде занимались китовым промыслом.

Когда летом 1788 года Швеция вероломно начала войну против России, Кольскому коменданту полковнику Ернеру было предписано принять меры к “защите военного рукою границы и селений тамошнего края”. В течение всей войны 1788—1790 гг. военнослужащие Кольского гарнизона, кроме “предохранения города”, несли сторожевую службу на заставах и форпостах: в Сонгельском погосте (команда прапорщика Стародворского), на реке Туломе при впадении в нее речки Улиты (отряд сержанта Ипата Латкина), на острове Медведок у входа в Кольскую губу (группа Петра Куроптева из 5 человек) и в других местах. В ноябре 1788 года шведы имели намерение идти в село Кандалакшу и “разорять оное”, для чего “из крепости Каянбурга наряжены были 60 человек ландмилиции”. Некоторая активизация действий неприятеля наблюдалась весной 1790 года. Но перейти русскую границу шведы так и не решились⁹².

Изображение 11. Вид Кольского острога в 1797 году (рисунок из «Атласа Архангельской губернии», опубликованный В. В. Косточкиным).

[33]После русско-шведской войны 1788—1790 гг. царское правительство уже не придавало серьезного значения укреплениям Колы. Стоявший много лет без починки Кольский острог обветшал, что можно видеть даже на рисунке, сделанном с натуры в 1797 году. В 1800 году, в период разрыва отношений с Англией, когда эскадра адмирала Нельсона подошла к Финскому заливу и возникла угроза нападения англичан также и на Севере⁹³, Павел I приказал перевести артиллерию из Колы в Соловецкий монастырь. В августе 1801 года, когда отношения с Англией уже были нормализованы конвенцией о дружбе, находившиеся в Кольском остроге “старинные пушки разных калибров с принадлежащими к ним запасами” были вывезены и сданы “для хранения” артиллерийскому офицеру соловецкого гарнизона⁹⁴. С этого времени Кола осталась фактически безоружной. В распоряжении городничего для поддержания внутреннего порядка и несения сторожевой службы при казенных складах находилась лишь небольшая инвалидная команда. Обосновавшаяся в Екатерининской гавани (ныне гор. Полярный) Беломорская промысловая компания в ноябре 1805 года просила использовать постройки Кольского острога, угрожавшие “совершенным разрушением и падением”, на уголь для [34] своего салотопенного заведения. Кольский городничий Логин Ашемов подтвердил губернскому начальству, что острог пришел, “в крайнюю ветхость” и “ныне по вывезенной совсем артиллерии, вместе с нею служителей, служит только обитающим жителям к совершенному отягощению, ибо в случае пожара... от него и все основание города может истребиться”. Губернское правление не согласилось на слом острога, в башнях которого хранился хлеб, а стены служили оградой для 8 казенных амбаров, но и не приняло никаких мер к обновлению его⁹⁵.

Беззащитностью Колы при первом же подходящем случае воспользовались английские захватчики. В период присоединения России к континентальной блокаде, объявленной Наполеоном I, английское правительство направило к берегам Мурмана военную эскадру под командованием Андреу Веллса. 7 мая 1809 года английский корвет напал на Екатерининскую гавань, разграбил все находившееся здесь имущество Беломорской компании и стал обстреливать из пушек суда поморов, занимавшихся рыбной ловлей. В тот же день Кольский городничий Иван Владимиров, получив первые известия о появлении англичан на Кильдинском взморье, отправил донесение в Архангельск, в котором сообщал, что у него нет никаких средств к обороне города: “жители все разъехались на морской промысел..., команда же воинская здесь самая малая, в коей и служители все престарелые и увеченые”, к тому же и вооружены они “ветхими ружьями, к употреблению не годными”⁹⁶. 11 мая к Коле подошли три военных катера “без флагов, со многим количеством вооруженных солдат и матросов при двух пушках”. Местное население — женщины, старики и дети — при приближении врага бежали в горы. В опустевшей Коле остались только городничий с чиновниками и солдаты инвалидной команды. Высадившись, англичане отобрали у шести чиновников шпаги, а у команды — ружья и амуницию, которые тут же были брошены в воду. 80 британских моряков, почувствовав себя полными хозяевами в городе, рыскали по острогу, осматривая казенные склады и присутственные места. Затем они разгромили питейное заведение, в котором хранилось 7 сорокаведерных бочек вина, горланили песни, стреляли в воздух. Англичане забрали весь скот, оставшийся в дворах Кольских жителей — 50 голов, преимущественно овец и телят, — две лодьи, “немалое число казенного и обывательского лесу, а притом и все с обывательских при городе стоящих судов якоря и снасти [35] обрали” и 13 мая увезли в Екатерининскую гавань, где награбленное имущество погрузили на 8 русских лодей и под конвоем отправили их вместе с захваченными в плен командами в Англию⁹⁷.

В первой половине XIX века Кольский острог как военное укрепление утратил свое значение. Кольская инвалидная команда в 1815 году состояла из 39 человек (1 обер-офицер, 4 унтер-офицера и 34 рядовых)⁹⁸. Старинные крепостные постройки уже ни в коей мере не удовлетворяли требованиям фортификации. В 1849 году В. Верещагин в “Очерках Архангельской губернии” отмечал, что когда-то вокруг Кольского острога “выкопан был глубокий ров, наполнявшийся водою. Теперь этот ров высох, тройные стены мало-помалу разрушаются, но башни еще целы и заменяют амба[36]ры или магазины для хранения хлеба и прочего⁹⁹. Время от времени местные власти производили починку приходивших в ветхость построек. Так, по смете городского бюджета на 1851 год было ассигновано 20 рублей на “поправку дома, занимаемого городовою тюрьмою и караульнею, устройство плацформы и мостов против двух башен”¹⁰⁰. О возведении новых оборонительных сооружений царское правительство не помышляло, хотя как административный центр края, расположенный поблизости от границы, Кола, конечно, должна была иметь необходимые боеспособные военные силы. Царские сановники смотрели на Кольский полуостров как на окраину, не представляющую для России особой ценности¹⁰¹, и не заботились об охране края. На Мурмане не было ни одной защищенной бухты, где бы русские суда могли укрываться в случае нападения неприятеля.

Изображение 12. План уездного города Колы. 1801 год. (Архангельский Областной Государственный архив, фонд губернской строительной и дорожной комиссии (№ 14), опись 4, дело 17, листы 7—8).

Неслучайно, что Крымская война 1853—1856 годов застала край неподготовленным к обороне. Еще до официального вступления в войну Англии, 2 марта 1854 года, Кольский городничий Шишелов в рапорте архангельскому военному губернатору Боилю писал: “...По настоящим военным обстоятельствам, если неприятель вознамерится направить часть своего флота к северным берегам России, то в этом случае и город Кола... может также не ускользнуть из его внимания легкостью взятия и к распространению в Европе эха побед. Для достижения этой цели неприятелю в настоящее время по беззащитному положению города Колы не предстоит, никакой трудности, ибо к сопротивлению нет ни оружия, ни войска, кроме местной инвалидной команды в самом малом числе при одних ружьях, из коих к цельной стрельбе могут быть[37] годными только 40, при самом незначительном количестве боевых патронов; пушек вовсе не имеется”. Для обеспечения безопасности Колы, удобно расположенной в глубине залива, требовалось не так уж много сил. Городничий, участник боев с французами в 1812 — 1814 годах, считал, что при вооружении местных жителей — колян и саамов, “отличающихся чрезвычайною меткостью в стрельбе из винтовок”, нужно “по крайней мере роту егерей и восемь орудий... При этих силах, устроив батареи по Кольской губе на мысах Дровяном и Елове, также на оконечности Монастырского острова, где в тесном проходе для плавания всегда бывает сильное действие[38] воды, особенно во время прилива и отлива, и на оконечности городской земли, близ соляного магазина, то при этих предосторожностях город был бы безопасен. Со всех сих упомянутых по предположению батарей можно смертельно действовать на неприятеля при проходе его не только из орудий, но и из ружей”¹⁰².

Изображение 13. План (Кольского острога (фрагмент плана города Колы 1801 года). 1 — Благовещенская каменная вновь строящаяся церковь; 2 — деревянный Воскресенский собор с колокольнею; 4 — городовая крепость с башнями; 5 — дом, в коем помещены присутственные места; 6 — провиантские магазейны; 7 — пороховые погреба; 8 — артиллерийский цейхгауз; 9—винный подвал; . 10 — тюремный острог; 11—дом городничего; 13 — ротный дом; 16 — питейные дома; 18 — торговые лавки.

10 марта 1854 года жители Колы на общем собрании выразили готовность стать на защиту родного города, но просили прислать им оружия и боеприпасов, а также воинскую команду с пушками.

Первоначально военный губернатор Р. П. Боиль обещал доставить в Колу “на судах и орудия и порох по возможности”, но затем вместо пушек прислал к колянам... капитана Пушкарева, которого аттестовал как необыкновенного храбреца, умного и распорядительного руководителя. “В настоящее время, — писал Боиль 23 марта 1854 года, — не представляется возможным отправить в г. Колу пушек и воинской команды в добавок к тамошней инвалидной команде, но за всем тем я уверен, что Кольские горожане с таким молодцом, как капитан Пушкарев, который к ним посылается, сделают чудеса и непременно разугомонят неприятеля, который осмелится к ним показаться”. Одновременно в Колу было послано для раздачи жителям 100 кремневых ружей с принадлежностями, 2 пуда пороха, 6 пудов свинца и 22 дести бумаги на патроны¹⁰³. Из 100 ружей, полученных колянами, 15 оказались неисправными и их пришлось отправить снова в Архангельск. По отзыву капитана Пушкарева, “кремни были отпущены из Морского Арсенала необитые свинцом” и при ввертывании в ружье ломались, “в других вовсе не было огня, а иные совсем не годны были”¹⁰⁴. На каждое ружье приходилось лишь по 20 штук боевых патронов. Этого считалось вполне достаточно не только для отражения врага, но и для уничтожения его. “После этого надеюсь, — писал Боиль, — что при сих средствах удалые Кольские обыватели защитят свой город, к которому неприятелю подойти не так легко, потому, что ему надобно будет плыть на гребных судах под крутым берегом, где можно перестрелять их с легкостью и с удобностью¹⁰⁵.

Капитан А. И. Пушкарев по прибытии в Колу сформировал из местных жителей отряды стрелков, которым были роз[39]даны кремневые ружья, но никаких учений проведено не было. Весною коляне разъехались на промыслы. В конце июня 1854 года капитан Пушкарев был ранен “каким-то злоумышленником”. Единственным человеком, немного знавшим военное дело, был старик-городничий. С помощью населения удалось найти два старинных орудия — одну 6-тифунтовую пушку с искривленным стволом и другую — 1-фунтовую пушку с отбитым краем дульной части, из которых на берегу реки Колы, близ Егорьевской башни, устроили “батарею”¹⁰⁶.

Изображение 14. План Кольского острога. 1839 г. (фрагмент с копии высочайше утвержденного плана города Колы. Архангельский областной Государственный архив, фонд строительного отделения Губернского правления (№ 75), оп. 3, д. 30, л. 1—4). План доказывает, что Водяная башня уже была снесена; использовавшиеся под склады Егорьевская и Никольская башни были закрыты для проезда, а примыкавшие к ним стены частично разобраны под дорогу. Внутри острога оставались два церковных здания и дом уездных учреждений.

Между тем, в июне 1854 года в северных русских водах появилась англо-французская военная эскадра и начала боевые действия против мирных селений Кольского полуострова и Беломорья. Два английских корабля были замечены у Сеть-наволока, примерно в 60 верстах от города Колы¹⁰⁷. По решению местного начальства было приступлено к эвакуации в Мурмаши казенного имущества. В течение июля и начала августа были вывезены некоторые ценности, училищная библиотека и архивы¹⁰⁸[40].

В конце июля 1854 года “для обозрения местности и усиления обороны” в города Онегу, Кемь, Колу и в Соловецкий монастырь был командирован адъютант военного губернатора лейтенант флота Андрей Мартьянович Бруннер. 2 августа он прибыл в Кандалакшу, уже частично разграбленную англичанами, а 5 августа приехал в Колу и приступил к организации обороны города. Он осмотрел залив на расстоянии 12 верст от Колы, делал промеры фарватера и решил на мысе Елове “устроить небольшой окоп для действия из-за него ружьями и небольшими медными орудиями, предложенными на этот предмет здешним купцом Шабуниным”. Неудачно поставленную 6-тифунтовую пушку велел перенести к устью реки Туломы и поставить вблизи соляного склада. 8 августа к Брукнеру явились местные жители с просьбою “учредить из нанятых ими и вооруженных лопарей на заливе караул”. Городские чиновники собрали меж себя 30 рублей серебром и предложили их Бруннеру “на издержки по вооружению города Колы”. Решено было соорудить костровой телеграф, посредством которого город “может быть извещен, когда неприятель будет еще за 18 верст...¹⁰⁹. В Коле имелось 129 ружей, но из них годных к употреблению было только 96¹¹⁰. Кроме инвалидной команды, удалось вооружить некоторое количество успевших вернуться с промыслов жителей. Приступлено было к постройке бруствера. Но времени было мало.

9 августа, в 10 часов утра, трехмачтовый английский паровой корвет “Миранда”, вооруженный двумя бомбическими пушками двухпудового калибра и 14 пушками 36-фунтового калибра, показался у Абрамовой пахты, не далее 10 км от Колы. Здесь англичане догнали шедшую с рыбного промысла шняку крестьянина Ивана Пайкачева, в которой вместе с ним ехал дворовый человек полковницы Игнатьевой, Федор Иванов, сосланный в Колу “за бродяжничество, буйство и кражи”. Угрожая колом, он заставил Пайкачева пойти навстречу вражескому корвету. При этом Ф. Иванов избил одну из женщин, находившуюся в шняке и требовавшую пристать к берегу и убежать в горы. Оба Кольских жителя, взятые англичанами на корвет, были “люди ненадежные и хорошо знающие фарватер”. Федор Иванов перешел на сторону врага и помог ему провести корабль. По-видимому, англичане не особенно доверяли перебежчику. Чтобы не посадить корвет на мель, они затратили почти полторы сутки для определения пути; разъезжая на трех катерах, делали промеры глубины залива[41] и расставляли бакены для обозначения подхода к городу. При наличии артиллерии в Коле эти суда нетрудно было потопить и воспрепятствовать корвету приблизиться к кольскому мысу. Позже лейтенант Бруннер объяснял: “Я не решился открыть пальбу по неприятельским шлюпкам, делавшим промер, потому что имел только одно поврежденное орудие с покривленным каналом и на него 8 дурно изготовленных зарядов, полагал ненадежной стрельбу на расстоянии версты, а между тем ответственность в начатии дела падала бы на меня”¹¹¹.

Надежды военного командования на то, что англичане не сумеют подойти на крупных, хорошо оснащенных артиллерией кораблях непосредственно к Коле, не оправдались. 10 августа 1854 года, в 6 часов вечера, “Миранда” под переговорным флагом вошла в устье реки Туломы и остановилась “близ соляного магазина, не более как в 60 саженях от берега”¹¹². Отсюда ей была открыта лишь одна сторона города. Высокий берег реки Туломы прикрывал другую часть селения, так называемую “Верховскую слободку”. До острога “Миранду” отделяло расстояние всего лишь в 400 метров¹¹³.

Поставив корвет на якорь, командир “Миранды” Э. Лайонс отправил к берегу шлюпку с парламентером, который вручил лейтенанту Бруннеру письменное требование на английском языке о “немедленной и безусловной сдаче укреплений, гарнизона и города Колы со всеми снарядами, орудиями, амунициею и всеми, какими бы то ни было предметами, принадлежащими Российскому правительству”; гарнизону предлагалось сложить оружие и сдаться в плен. “Если эти условия, — говорилось в ультиматуме Лайонса, — будут в точности исполнены, то город будет пощажен и частная собственность останется сохраненною, но укрепления будут разорены и все правительственное имущество будет или разорено или взято”. В противном случае — через час англичане откроют по городу стрельбу из артиллерийских орудий¹¹⁴.

Лейтенант Бруннер сразу же, при встрече с парламентерами, в устной форме отклонил требования англичан. Жители поддержали это решение, изъявив “готовность пожертвовать своим имуществом, но отнюдь не сдаваться врагам ни на каких условиях”¹¹⁵. Отряды стрелков, сформированные из слу[43]жителей инвалидной команды, в которой насчитывалось 53 человека ¹¹⁶, и горожан, заняли укрытые позиции по туломскому берегу и на острове Монастырском. Сам Бруннер с 15 человеками расположился у соляного склада, где был построен бруствер, “в тот день только что оконченный, и поставлено древнее орудие”¹¹⁷. Вскоре однако позиции по берегу реки Туломы пришлось оставить: воспользовавшись приливом, английский корвет сделал промеры глубины устья реки Туломы и избрал более удобное для обстрела положение. Небольшие земляные и бревенчатые завалы, за которыми помещены были стрелки, не могли служить надежной защитой при действии артиллерии с такого близкого расстояния. “Выйдя за мыс, — рассказывает А. М. Бруннер, — неприятель мог бы всех нас, расположенных вдоль берега, уничтожить одним выстрелом. К вечеру с остальными я тоже перешел в другое, к сожалению, более отдаленное место от неприятеля”¹¹⁸.

Изображение 15. а) Первая страница английского ультиматума о сдаче Колы; б) Изображение на филигранной бумаге, на которой был написан текст английского ультиматума (фото на просвет); в) Последняя страница английского ультиматума (фото на просвет). (Архангельский областной Государственный архив, фонд 2, опись 1, дел 5582, листы 174—175).

Весь вечер 10 августа английский пароход стоял под переговорным флагом, направив пушки на город, а на следующий день, в 2¹/₂ часа утра, спустив белый флаг, “начал осыпать город бомбами, гранатами, калеными ядрами и коническими ружейными пулями с прикрепленным к ним горючим составом”. Единственное русское орудие сделало по врагу один выстрел, после которого оно было сбито со станка английским снарядом, а вскоре новым попаданием была оторвана дульная часть, вдоль орудия сделалась трещина¹¹⁹. При этом один из находившихся при пушке (рядовой Горбунов) был легко контужен, а другой (рядовой Филиппов) — ушиблен [44] осколком станка, остальные были осыпаны землей и головнями горевшего поблизости соляного склада. Лишившись орудия и “видя, что пули наши по, дальности расстояния не могут вредить неприятелю”, команда решила оставить “батарею”, Во время отхода еще двое рядовых получили ушибы.

Один из отрядов, укрывшись за выступом берега, в подходящие моменты, когда кто-либо из англичан оказывался на виду, вел огонь из ружей. Смельчаки стреляли “в людей, находившихся на марсах и салингах”. Трое англичан при этом “было убито или ранено, один из них уронил зрительную трубу”. Особенно отличились в бою унтер-офицер Ксенофонт Федотов и рядовые Ефрем Емельянов, Федот Федотов, Козьма Марылев, Максим Яркин, Александр Козлов и лекарский ученик Балашов.

На каждый выстрел русских противник отвечал залпами из орудий картечью и ядрами большого калибра. После длительного обстрела, во время прилива, англичане попытались высадить десант на Монастырском острове. Около 60 человек на гребных судах направились к берегу. Небольшой отряд стрелков, находившийся до этого на затопляемой части острова, в связи с подъемом воды отошел на другое, незащищенное место. При приближении врага стрелки решили “действовать на десант” с городской стороны, из-за берега реки Колы, но как только они вышли на луг по пути к укрытию, с парохода был дан сигнал к отступлению и открыта стрельба картечью. Уже вышедший на берег десант, успев лишь поджечь хлебный склад и караульный дом при нем, быстро возвратился к баркасам и отошел от острова.

В 10¹/₂ часов вечера канонада прекратилась. “Миранда” вышла из устья реки Туломы и стала поодаль, против Кольского мыса, вне досягаемости ружейного огня.

В результате непрерывной 20-часовой бомбардировки большая часть города выгорела. Враг сжег 92 дома Кольских жителей, 4 церковных постройки, в том числе старинный Воскресенский собор — главную архитектурную достопримечательность Колы, казенные склады (соляной, винный и хлебный). В огромном пожаре закончил свое существование и деревянный Кольский “острог с четырьмя по углам башнями, из коих в одной помещались провиант и цейхгауз инвалидной команды”¹²⁰.

Поздним вечером 10 августа, когда английский корвет, готовясь к бомбардировке, стоял в устье реки Туломы, трое[45] русских патриотов — Кольский мещанин Немчинов и двое ссыльных — отставные канцеляристы Мижуров и Васильев, жившие в Коле под надзором полиции, — добровольно изъявили желание “снять поставленные неприятелем бакены, и для того, перенеся на руках карбас на расстояние более четверти версты и искусно спустив его на воду, сняли 10 бакенов, а захваченную неприятелем и поставленную им на фарватер в виде створного знака раншину свели с места и поставили на мель”¹²¹.

Утром 12 августа англичане вынуждены были снова заняться промерами залива и отысканием выхода на глубоководье. Повидимому, интервенты и на этот раз воспользовались услугами предателя. По словам И. О. Пайкачева, который на второй день после бомбардировки Колы был отпущен с корабля, Федор Иванов получил от англичан 200 рублей и, “переговорив на польском языке с находившимся у неприятеля переводчиком, остался на корвете”. На списке ссыльнопоселенцев, живших в Коле, против фамилии Иванова стоит помета: “Ушел за границу на английском корвете”¹²². И. Пайкачев заключен был в тюрьму, но в своем пособничестве врагу не сознался.

Уже с рассветом 12 августа англичане возобновили обстрел Колы, пытаясь поджечь оставшуюся часть города. Некоторые постройки загорелись, но дружными усилиями инвалидной команды их удалось отстоять от огня. В 11 часов дня английский корвет, сделав еще несколько залпов, снялся с якоря и ушел в море¹²³. Вскоре английские газеты затрубили о “славной победе”, одержанной над “русским портом Колой”¹²⁴.

Между тем англичане не могли захватить почти безоружный город, который защищала горстка неопытных в военном деле людей. За смелые действия организатор обороны г. Колы лейтенант А. М. Бруннер был награжден орденом св. Владимира 4-й степени, а остальные отличившиеся в бою — серебрянными медалями на георгиевской ленте. Ссыльным Ми[46]журову и Васильеву было разрешено, кроме того, “жить, где пожелают”¹²⁵.

Кольский острог при обороне города уже не играл никакой роли.

Нападение англичан в 1854 году является самой трагической страницей в дореволюционной истории Колы. Правда, убитых не было, но город был варварски разрушен. В нем осталось лишь 18 жилых домов. Большинство жителей лишилось средств к существованию и вынуждено было переехать на временное жительство в Кемь я другие поморские селения. В марте 1855 года во всей Коле насчитывалось “13 душ обоего пола крестьян, считая и малолетних, да и те готовились к выезду”¹²⁶. Посетивший Колу в 1856 году К. Соловцов писал: “Город выжжен почти весь; в самой середине его, на площади, одиноко стоят обгорелые стены каменной церкви; площадь эта есть правильный квадрат, она окружена обвалившимся рвом и признаками земляного вала (остатки бывшего Кольского острога). Позади, церкви уцелели от разрушения единственный во всем городе каменный дом уездного казначейства и три обывательские деревянные дома. Этим строениям церковь служила защитою от неприятельских зажигательных снарядов. Уцелел еще правый конец города, называемый Верховье, состоящий из 12 или 15 ветхих лачуг, которые от действия неприятельской артиллерии защищены были выдающимся в виде мыса берегом реки. По обширным пожарищам в беспорядке разбросаны в разных местах наскоро сделанные вежи (землянки) и избушки, где нашли первый приют разоренные неприятелем бедные семейства. Лежащие в разных местах кучи бревен, срубы и начинающиеся постройки показывают, что Кола начинает поправляться после постигшей ее катастрофы”¹²⁷.

Долгое время пустовавшее место, на котором находился Кольский острог, в конце XIX века, было занято гражданскими постройками.

***

В течение двух с лишком веков — с момента возникновения в 1583 году до Верельского мира со Швецией в 1790 году — Кольский острог играл важную роль в защите русских земель от многочисленных посягательств иностранных захват[47]чиков. Особенно большое значение укрепления Кольского острога имели в конце XVI — начале XVII веков, когда русским людям приходилось отстаивать свои северо-западные рубежи от шведской и датской агрессии.

Изображение 16. Силуэт Кольского острога. 1797 г. Вид с северо-востока (по рисунку, опубликованному В. В. Косточкиным).

Вместе с тем, опираясь на военные силы Кольского острога, царское правительство держало в повиновении и эксплуатировало трудящееся население края, облагало его различными налогами и сборами. В Кольском остроге имелась тюрьма и присутственные учреждения, где производились суд и расправа, чинились “правежи” над недоимщиками, содержа[48]лись под караулом всякого рода “ослушники” и бунтари. Ерзовская башня в XVIII веке стала официально именоваться “Пытальной”. Целям подчинения и подавления классового протеста со стороны трудового народа служили несколько церквей, обосновавшиеся в ограде Кольского острога.

В начале XIX столетия царское правительство отказалось от размещения на Мурмане боевых вооруженных сил, вывезло из Кольского острога артиллерию для охраны Соловецкого монастыря. Это привело к захвату Колы англичанами в 1809 году. Но и после этого правящие круги не приняли мер к защите Кольского полуострова от возможных нападений врага. В 1854 году англичане, пользуясь почти полной безоружностью Колы, подвергли ее беспощадной бомбардировке. Оставленное без должной помощи местное население самостоятельно отразило нападение до зубов вооруженного неприятеля. В необыкновенно тяжелых условиях оно выполнило свою задачу до конца.

Изображение 17. Вид на центральную часть поселка Колы в наши дни (снимок сделан 2 апреля 1960 года). Место бывшего Кольского острога указывает восстановленная после пожара каменная церковь.

“Крымская война, — отмечал В. И. Ленин, — показала гнилость и бессилие крепостной России” ¹²⁸. Разрушение Колы явилось результатом преступного отношения царизма к обороне края и было одним из наиболее ярких показателей общей слабости страны в период кризиса феодально-крепостнических отношений.

Примечания

1 До недавнего времени возникновение Колы относили к XIII веку,указывая при этом 1264 год. Эта дата появилась а нашей литературевследствие неправильного прочтения текста договорной грамоты тверскогокнязя Ярослава Ярославича (так в тексте) с Новгородом 6772 (1264—1265) года, где пер-вая часть слова “Колоперемь” (означавшего, по-видимому, ближнюю, илималую, вычегодскую Пермь в отличие от Перми Великой) была попята какКола (“Древняя Российская вивлиофика”, изд, 2-е, ч. I, M., 1788, № 3,стр. 7). В 1949 году под ред. С. Н. Валка было осуществлено научное из-дание этого документа (“Грамоты Великого Новгорода и Пскова”, № 1,стр. 9), позволяющее устранить эту досадную ошибку.
2. Полное Собрание русских летописей, т. VI, стр. 289, т. XIII, первая половина, стр. 63, т. XX, первая половина, стр. 415.
3. “Сообщение Симона ван Салингена, 1591 о земле Лопии” (“Литературный вестник”, т. I, кн. III, СПб., 1901, стр. 298—300). Писцовая книга Кольского острога (Н. Харузин, “Русские лопари”, М.,' 1890, стр.421).
4. В. А. Кордт, “Очерк сношений Московского государства с республикой Соединенных Нидерландов по 1631 г.” (Об. РИО, т. 116, СПб., 1902, стр. XXV).
5. Писцовая книга Кольского острога, стр. 416, 458.
6. А. А. Савич, “Соловецкая вотчина в XV—XVII вв.”, Пермь, 1927. стр. 55—56.
7. “Летописец Соловецкий на четыре столетия...”, изд. 3-е, М., 1833, стр. 38—39.
8. Досифей Немчинов, “Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря...”. М., 1836; стр. 81—82, 86.
9. Указанное “Сообщение Симона ван Салингена”, стр. 305.
10 “Русские акты Копенгагенского государственного архива”, извлеченные Ю. Н. Щербачевым (РИБ, т. 16, СПб., 1897), ст. 201—204; его же,
“Датский архив”, М., 1893, стр. 120—121, №№ 439, 441. В. А. Кордт, указ. соч., стр. XXVI, LI—LIII.
11. Cб. РИО, т. 38, СПб., 1883, стр. 8—10 (подчеркнуто мною. — И. У.).
12. “Русские акты...”, № 50, стр. 207 (грамота М. Ф. Судимантова от 7 мая 15S3 года о присылке его на зоеводство и др.). Указанное “Сообщение Симона ван Салянгена”, стр. 305.
13. “Русские акты...”, № 51, стр. 209.
14. “Датский архив”, стр. 124—125.
15. “Соловецкий летописец второй половины XVI в.” (“Исторический архив”, выя. VII, стр. 232).
16. “Русские акты...”, № 52, стр. 213—214.
17. Там же, № 57, стр. 235—236.
18. Там же, №№ 54, 55, стр. 215, 223.
19. Там же, № 60, стр. 246.
20. Там же, № 61, стр. 253.
21. В “Росписи чертежей розных государств”, составленной в Посольском приказе в 1614 году, отмечалось: “В коробье: чертеж Колскому острогу и волостям... ветх, роcпался” (“Чтения в имп. Обществе истории и древностей Российских при Московском университете”, 1894, кн. 3 (170), раздел IV, № 5, стр. 15). Возможно, планы Кольского острога сохранились в шведских архивах (см. “Исторический архив”, № 6, 1959, стр. 122—123).
22. Русское издание: Л., 1936 Г. де Фер, “Плавания Баренца 1594—1597”,
23. Затинные пищали — орудия малого калибра, служившие для прицельной стрельбы свинцовыми или железными кованными ядрами. Находившиеся на Кольских острожных башнях станковые пищали были установлены на колесах. С помощью особого приспособления — железной векши и канатов — они могли сниматься с башен и ставиться на другое место. В соответствии с размером пищали именовались “семипядными”, “восьмипядными”, “девятипядными” (пядь равнялась 8 дюймам или 20, 32 см) и “полуторными” (стреляли полуторафунтовыми ядрами). Они отлиты были в конце XVI века известными в то время мастерами Кашпирем и Богданом из меди и железа (см.: Н. Е. Бранденбург, “Исторический каталог С.Петербургского Артиллерийского музея”. СПб., 1877, стр. 58, 137). Семипядные пищали стреляли 2-фунтовыми ядрами, девятипядные — 3—4 фунтовыми (Н. И. Фальковский, “Москва в истории техники”, М., 1950, стр. 68).
24. Некоторые из колян ходили на морской промысел в конце XVI-начале XVII вв. вплоть до Новой Земли и Шпицбергена (см.: В. Ю. Визе, “Русские полярные мореходы XVII—XIX вв.”, М.-Л., 1948, стр. 7).
25. В. П. Пятовский в статье “Некоторые вопросы исторического прошлого Кольского полуострова” (“Ученые записки Мурманского Государственного педагогического института”, т. II, 1958, стр. 12) отмечает, что в 1580 году в Коле было 226 дворов. Автор взял эту цифру из источника, не внушающего доверия, — записок шведа Якова Перссона, никогда не бывавшего в Коле. По его словам, Кола — крупнейший центр солеварения на Севере: в ней “226 дворов и в каждом дворе по два солеваренных чана”; такие же неправдоподобные и путаные сведения относительно и других мест. Между тем, в листовой книге А. И. Михалкова даны подробные и точные сведения о числе жителей и дворов в Коле за 1574 и 1608 гг.
26. Писцовая книга Кольского острога, стр. 409—416.
27. А .А. Савич, указ. работа, стр. 58. А. Чумиков, “О походе шведов к Белому морю в 1590—91 гг.” (“Чтения...”, № 4, стр. 12—15). Н. Голубцов, “К истории города Колы Архангельской губернии” (“Известия Архангельского общества изучения Русского Севера”, 1911, № 1, стр. 4, 8). Досифей, указ. работа, стр. 92.
28. Казаками на Севере называли прихожих наемных работников.
29. “Исторический архив”, выл. VII, М., 1951, стр. 232.
30. Г .В. Форстен, “Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях...”, т. 2, СПб., 1894 (“Записки историко-филологического факультета имп. С.Петербургского университета”, часть 34), стр. 97.
31. Там же, стр. 98. Н. Голубцов, указ. работа, стр. 5. 32 Г. В. Форстен, указ. работа, стр. 83 (письмо от 26 мая 1609 года).
32. Г .В. Форстен, указ. работа, стр 83 (письмо от 26 мая 1609 г.)
33. Досифей, указ. работы, стр. 115. Акты, собранные в библиотеках и архивах Археографической экспедицией Академии наук, т. II, № 195, стр. 224. И. П. Шаскольский, “Шведская интервенция в Карелии в начале XVII века, Петрозаводск, 1950, стр. 86—87. Г. А. Замятин, “Походы шведов в Поморье в начале XVII века (“Ученые записки Молотовского Государственного педагогического института”, вып. II, 1941, стр. 62—63).
34. “Сборник материалов по истории Кольского полуострова в XVI—XVII вв.”, Л., АН СССР, 1930, стр. 158.
35. Там же, № 27, стр. 56. “Русские акты...”, № 98, стр. 423. Варгав — современный Вардё. До 1602 года русские собирали дань с саамского населения далеко за Варгав, вплоть до погоста Мала (указанный “Сборник...”, стр. 60).
36. А. А. Савич, указ. работа, стр. 78. Соловецкий монастырь в это время представлял из себя мощную крепость с каменными стенами, артиллерией и сильным гарнизоном.
37. “Русские акты...”, стр. 580.
38. Там же, стр. 585.
39. Там же, стр. 589—590. “Сообщение” Салингена, стр. 306.
40. Ф. Ф. Ласковекий, “Материалы для истории инженерного искусства
в России”, ч. I, СПб., 1858, стр. 216—217.
41. “Материалы и исследования по археологии СССР”, № 77, М., АН СССР, 1958, приложения к статье В. В. Косточкина “Деревянный “город” Колы”, № 1, стр. 237—238 (в дальнейшем: В. В. Косточкин).
42. M. Д. Рабинович, “Стрельцы в первой четверти XVIII века, (“Исторические записки”, т. 58, стр. 273—305).
43. (В. В. Косточкин, приложения, № 6, стр. 243.
44. То есть отдельными звеньями, в которых для прочности продольные бревенчатые стены связывались поперечными; пространство между венцами (простенками сруба) наполнялось землею и камнями. Участок деревянной ограды между двумя поперечными стенами и составлял собственно тарасу, или торас; длина его обычно равнялась 3—4 саженям (Ф. Ф. Ласковский, указ. работа, стр. 83).
45. Архангельский областной государственный архив (в дальнейшем — ЛОГА), ф. 29 (Архангельская духовная консистория), оп. 36, д. 88, л. 19,41. Н. Голубцов, указ. работа, “ИАОИРС”, № 5, отд. оттиск, стр. 4. Из специалистов “церковного строения” последней четверти XVII века на Кольском полуострове известен “плотник Федор Герасимов” (Ф. Харчевич, “Акты и материалы, собранные в Холмогорском Спасо-Преображенском соборе”, — “Труды Архангельского статистического комитета за 1865 год”,Архангельск, 1866, стр. 38), но считать его строителем Воскресенского собора пока нет никаких оснований.
46. АОГА, ф. 1 (арханг. губернатора), оп. I, д. 1370, л.4.
47. “Очерки истории Карелии”, т. I, Петрозаводск, 1957, стр. 185.
48. Ф. Харчевич, указ. публикация, стр. 58-59.
49. В. В. Косточкин, приложения, № 6, стр. 243.
50. Ф. Харчевич, указ. публикация, стр. 59.
51. Там же, стр. 64. Досифей, указ. раб., стр. 177.
52. Ф. Харчевич, указ. публикация, стр. 51.
53. В. В. Косточкин, приложения, № 3, стр. 239.
54. Ф. Харчевич, указ. публикация, стр. 64.
55. Там же, стр. 59. В. В. Косточкин, приложения, № 6, стр. 243.
56. “Сборник материалов по истории Кольского полуострова...”, стр. 149. В. В, Косточкин, приложения, №№ 2—7, стр. 238—246.
57. Термин “город” означал огороженное или тыном или приспособлен кой для обороны ртеною место. Городом в административном смысле слова Кола стала с 1780 года (у В. В. Косточкина, на стр. 212, на этот счет допущена ошибка).
58. Б. В. Косточкин, приложения, № 2, стр. 238, № 7, стр. 245.
59. Там же, № 5, стр. 241, № 7, стр. 246.
60. Ф. Ф. Ласковский, указ. работа, т. II, СПб., 1861, стр. 497.
61. Там же, стр. 499.
62. АОГА, ф. 1367 (арханг. военного губернатора), оп. I, д. 686, л. 26 об.
63. Там же, ф. I, оп. I, д. 764, л, 273.
64. В. В. Косточкин, указ. работа, стр. 223—230.
65. Там же, стр. 215.
66. Там же, стр. 223.
67. Ф. Ф. Ласкосвский. указ. работа т.III Спб,1865, стр. 19.
68. Там же, стр. 159
69. Там же, стр. 824—828.
70. АОГА, ф. I, оп. I, д. 3047 “О усилении артиллерии в Кольском остроге”, л. 40—46.
71. Там же, ф. 1367, оп. I, д. 686, л. 26 об.; “Архангельские губернские ведомости”, 1872, № 69; А. Ф. Шидловский, “Библиографический указатель литературы о Севере”, Архангельск, 1910, стр. 84.
72. АОГА, ф. I, оп. I, д. 764, л. 277—283.
73. Там же, ф. 1025 (канцелярия архиепископа Архангельского и Холмогорского), оп. 5, д. 998, л. 19.
74. Там же, д. 788, л. 13.
75. Там же, ф. I, оп. I, д. 3259, л. 15 об., 17, 20.
76. М. Ф. Рейнеке. “Гидрографическое описание Северного берега России”, ч. II, СПб., 1843, стр. 4.
77. АОГА, ф. I, оп. I, д. 3047, л. 62—63 об., 76—77. Калибр пушек обозначался тогда по весу снарядов. Трехфунтовая пушка имела диаметр ствола около 70 мм.
78. Там же, д. 6545, л. 1, 4; д. 6543, л.4-5.
79. “Русские мореплаватели”, М.. 1953, стр. XIII, 113.
80. АОГА, ф. 1, оп.1, Д. 7319, 7825, 8400.
81. Там же д. 6543, л. 3. .
82. Там же д. 7319 (листы в деле не нумерованы)
83. Там же, д. 11718 “О выдаче жалованья Кольской команде”,
л. 3, 19 об.
84. Там же, д. 9749, л. 5—11 (1772 год).
85. Там же, ф. 1638 (Вологодское наместническое правление), оп. 1, д. 6. Большая часть новых построек внутри острога была возведена в 1759— 1760 годах; ротный дом был построен в 1755 г., дом коменданта — в 1763 году (К. Молчанов, “Описание Архангельской губернии”, СПб., 1813, стр. 234).
86. АОГА, ф. 1638, оп. I, д. 5, л. 1—2.
87. Каменная Благовещенская церковь была построена рядом с Воскресенским собором в 1804 году (там же, ф. 29, оп. 31, д. 2062, л. 1; ф. 51 (арханг. казен. палата), сип. 4, т. 6, д. 30).
88. Там же, ф. 1638, оп. 1, д. 23, л. 5 об.; ф. 51, оп. 9, т. 1, д. 318, 1781г.
89. А. П. Энгельгардт, “Русский Север”, СПб., 1897, стр. 90.
90. ЛОГА, ф. 1, оп. 2, д. 968, л. 42.
91.Там же, оп. 1, д. 12709, л. 88-об., 177—178.
92. АОГА, ф. 1, оп. 2, т. 1, д. 85 “По Кольской границе”, л. 1—2, 9,
22—23, 29, 32, 131 — 132, 260 об., 270.
93. Там же, ф. 2 (канцелярия архангельского военного губернатора), оп. 1, д. 265 “О секвестре английских кораблей”.
94. Досифей, указ. работа, стр. 192—193.
95. АОГА, ф. I, oп. 9, д. 96, л. 1—5 об.
96. Там же, оп. 2, т. 2, д. 65, л. 25—об.
97. Там же, л. 52—53, 76, 99 об.
98. Там же, ф. 2, оп. 2, д. 37, л. 1—2.
99. В. Верещагин, “Очерки Архангельской губернии”, СПб., 1849, стр. 132.
100. АОГА, ф. 2, от. 1, д. 4732, л. 6.
101. Особенно наглядно это проявилось при разграничении района Печенги в 1825—1826 годах полковником Галяминым (см.: В. Верещагин, указ. работа, стр. 121 — 124; Н. Ф. Корольков, “Трифоно-Печенгский монастырь”, СПб., 1908, стр. 102—103; Н. Голубцов, “К истории разграничения России с Норвегией” (в “Памятной книжке Архангельской губернии на 1910 год”); Мурманский областной Государственный архив (МОГА), ф. 87-И (Трифоно-Печенгский монастырь), оп. 1, д. 16, л. 28—34) и при попытке учреждения на Мурмане в 1842 году Полярной компании для рыболовства, звероловства и мореходства. В первом случае без всякого основания Норвегии было уступлено более 800 кв. км русской территории, во втором — была отклонена просьба купцов Архангельской, Вологодской и Вятской губерний об устройстве порта в Печенгской губе. При этом архангельский губернатор маркиз де-Траверсэ собственноручно написал на прошении купечества нелепую и глупую резолюцию: “Там могут жить только два петуха да три курицы” (МОГА, ф. 87-И, оп. 1, д. 16, л. 21 об. — 22).
102. Г. 3. Кунцевич, “О защите г. Колы от неприятеля в 1854 году” (документальные материалы из рукописного фонда СПб. Публичной библиотеки), М., 1906, стр. 3—5.
103. АОГА, ф. 2, от. 1, д. 6030, л. 172; Г. 3. Кунцевич, указан, работа,
стр. 7.
104. АОГА, ф. 2, оп. 1, д. 6030, л. 177, 189 об.
105. Г. 3. Кунцевич, указ. работа, стр. 7.
106. Н. Голубцов, указ. работа, стр. 10; АОГА, ф. 2, оп. 1, д. 5582, л. 123.
107. АО.ГА, ф. 1, оп. 4, т. 11. д. 3085, л. 57, 101, 152 об.
108. Там же, л. 167, 188—189, 233 об.
109. Там же, ф. 2, ое. 1, д. 5582, л. 93, 123—124 об.
110. Там же, л. 239.
111. Там же, ф. 1, оп. 4, т. 11, д. 3086, л. 81, 95—96, 174; ф. 2, от. 1,
д. 5582, л. 177 — об.
112. Там же, ф. 1, оп. 4, т. 11, д. 3086, л. 1 (донесение Кольского город
ничего Шишелова от 13 августа 1854 года).
113. Там же, л. 9 (по рапорту А. М. Брукнера).
114. Там же, ф. 2, оп. 1, д. 5582, л. 174—176.
115. Там же, ф. 1, оп. 4, т. II, д. 3086, л. 12.
116. Там же, л. 11 об. Приводимые в литературе цифры 70, 72 и 78 человек определяют списочный состав команды весною 1854 г.
117. Там же, ф. 2, оп. 1, д. 5582, л. 170 об.—171.
118. Там же, л. 178 (письмо от 22 августа 1854 года).
119. Там же, л. 170—173 (рапорт А. М. Брукнера от 13 августа 1854 го
да). Во многих работах встречается неверное утверждение о том, что единственная пушка Кольской батареи “после первого же выстрела разорвалась, контузив двух русских солдат” (см., например, статью И. С. Миславского “Оборона Северного русского Поморья от англо-французских захватчиков в период Крымской войны” в журнале “Вопросы истории”, № 6, 1958 г.. стр. 115). Пушка эта долгое время хранилась в Коле как историческая реликвия. В описании посещения города Колы великим князем Владимиром в 1885 году говорится: “В ограде Собора его высочество изволил осматривать пушку, которая была подбита во время (бомбардировки города Колы английским фрегатом “Миранда” в 1854 году” (МОТА, ф. 21-И (Кольского уездного исправника), оп. 1, д. 4, листы без нумерации). В настоящее время обе пушки находятся в экспозиции Мурманского краеведческого музея.
120. АОГА, ф. 1, от. 4, д. 3086, л. 1 об.
121. Там же, л. 10. Рассказы о русском патриоте Гагарке, посадившем английское судно на мель (см., например, “У карты Кольского полуострова”, Мурманск, 1957, стр. 85), являются не более как художественным вымыслом их авторов. Раншина — легкое двухмачтовое судно для раннего выхода на морской промысел.
122. ДОГА, ф. 1, оп. 4, д. 3086, л. 81-об., 95—96, ,174.
123. Там же, л. 9—12 (копия донесения военного губернатора о нападении англичан на г. Колу).
124. С. Б. Окунь, “Очерки истории СССР. Вторая четверть XIX века”,
Л., 1957, стр. 270—271.
125. АОГА, ф. 2, оп. 1, д. 5582, л. 183, 185—187, 277.
126. Там же. д. 5791, л. 9 об. (из ответа кемского окружного начальника от 25 марта 1855 года).
127. К. Соловцов, “Очерки Архангельской губернии” (“Архангельские губернские ведомости”, № 29 от 22 июля 1861 года, очерк “Кола”).
128. В. И. Ленин, Сочинения, изд. 4-е, т. 17, стр. 95.

ПН00461 от 6/IX-60 г. Цена 1 р. 70 к. Объем 3 п. л. Зак. 1554, тир. 1000
Типография Метроснаба, Бауманский пер., 23а.

© Текст Ушаков И., 1960 г.

© OCR и HTML Воинов И., 2010 г.

© Кольские карты, 2010 г.

Дополнительный материал:

• О нападении англичан на Колу. Донесение, Соколов, 1854 г.
• Винтовой пароход-фрегат "Миранда" уничтожает город Кола в Русской Лапландии, 1854 г.
• К истории города Колы Архангельской губернии, Голубцов Н. А., 1911 г.
• В. В. Косточкин Деревянный “город” Колы
• Восемнадцатиглавый храм в Коле, двадцатипятиглавый в Вытегре и двадцатидвухглавый в Кижах — созданы одним зодчим, Ополовников А.В., Ополовникова Е.А., 1998 г.
• Крылатый Собор, В. Сорокажердьев, 2008 г.