А. А. Жилинский. КРАЙНИЙ СЕВЕР ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ. 1919 г.

[175]

Самоеды обитают в восточной части Мезенского уезда.

Несмотря на свою сравнительную немногочисленность, самоеды широко распространились по европейско-сибирской тундре, от самой Хатангской бухты на восточном побережье Таймырского полуострова и до самого Белого моря.

[174] В прежнее время они занимали большие пространства и на юге, а на северных склонах Саянских гор по притокам Енисея, Кану и Мане, до сих пор уцелело маленькое обособленное племя самоедов, так называемых “комашинцев”, которые говорят на самоедском наречии.

“Существующие о происхождении самоедского племени многочисленные гипотезы, — по словам Ф. Нансена, — равноценны высказанной одним ученым монахом, вручившим Кастрену рукопись, где он доказывал, как дважды два — четыре, что самоеды происходят из израильтян, так как им известны 10 заповедей.

Обычно принято считать, что этот народ, раздробленный на племена, первоначально обитал в Алтайских и Саянских горах.

Китайские историки упоминают в VII веке о народе дубо, жившем на нагорьях Алтая и частью на восточном берегу озера Коссогола. Они не занимались ни скотоводством, ни земледелием, а были рыбаками и охотниками.

Упоминаются и еще два родственных им племени. На ногах у них были деревянные кони (лыжи), опирались они руками на подпорки (лыжные посохи), и каждый шаг их был во сто раз больше шага обыкновенного человека, а по ночам они занимались кряжами и разбоем.

Д-р Вильгельм Радлов утверждает, что эти племена дубо — те же дубинцы-тубинцы, которые часто фигурируют в истории Сибири XVIIвека и которые вместе с двумя соплеменными народами, маторами и комашинцами, отличались воинственным нравом и долго противились русскому владычеству, пока в половине XVII века не сложили оружие и не начали платить ясак. Эти три племени были, должно быть, самоеды-охотники, которые необыкновенно хорошо стреляли из луков. В настоящее время, за исключением немногих комашинцев, племена эти совершенно исчезли и слились с тюрками и татарами.

С Алтая самоеды, по мнению некоторых ученых, переселились на Север, спасаясь от новых завоевателей Алтая, Хионг-ну и других тюркских племен. Миддендорф полагает даже, что самоеды бежали в таком паническом страхе, что не решились остановиться ни Барабинской степи, ни в дремучих лесах между Енисеем и Обью, и, только оставив позади себя широкий пояс лесов и снова добравшись до степных пространств, почувствовали себя, как дома, и осели в тундре среди финских племен, — главным образом, среди остяков на западе и тунгузов, населявших более гористые местности на юго-востоке. Подобные гипотезы, по мнению Ф. Нансена, решительно не выдерживают критики. Своеобразная культура, обусловливаемая кочевой жизнью в тундрах, создалась не в один день, не в год и даже не в два-три столетия, но является результатом медленного развития, в котором принимали участие одно за другим многие поколения в продолжении многих веков, если только не тысячелетий.

[175] Народ, бежавший с Алтая на север и совершенно не приспособленный к жизни в тундре, неминуемо должен был погибнуть голодной смертью, если бы не столкнулся там с другим народом, культура которого создавалась применительно к местным условиям, и не усвоил бы себе его культуру, покорив этот народ.

Для того, чтобы вести кочевую жизнь в тундре, им нужно было хотя бы научиться приручать оленей и пользоваться ими как домашними животными, а это дается не сразу.

Своеобразная культура кочевников потребовала для своего развития не мало веков.

Кроме того, о древних алтайских племенах самоедов упоминалось, что они занимались скотоводством, а охотились и ловили, — следовательно, были совершенно чужды культуре кочевников, требовавшей оленеводства. Впрочем, нам известны и в настоящее время такие племена самоедов, которые занимаются как раз охотой и рыбной ловлей и не держат оленей. То же самое часто наблюдается среди самоедов-остяков, живущих в лесах между Обью и Енисеем и пользующих собаками в качестве упряжных животных.

Ф. Нансен склонен думать, что как упомянутые, так и многие другие теории о внезапных и далеких переселениях целых племен в Азии в значительной степени обязаны своим возникновением влиянию аналогичных теорий о переселениях народов Европы. Так лестно перемещать с востока на запад, с юга на север целые племена, словно фигуры на шахматной доске!

Да, если бы речь шла о воинственных полчищах, которые покоряли бы и грабили населенные места, — это еще куда бы ни шло; но упомянутые теории теряют всякий смысл, когда дело идет о переселении с юга на север, в дикую тундру, где пришельцам предстояло создать себе новую культуру для обеспечения самого существования своего, пусть даже охотничье племя и могло рассчитывать пробавляться на новых местах рыбной ловлей и охотой по берегам таких больших рек, как Обь и Енисей.

Бесспорно, среди ученых существовала тенденция считать колыбелью большинства племен Центральную Азию, откуда они будто бы рассеялись веерообразно во все стороны. Однако, не совсем понятно, почему собственно колыбелью стольких народов непременно должна быть Средняя Азия.

Не следует забыть и того важного обстоятельства, что обычное деление народов на племена, как-то: угро-финское, самоедское, тюрко-татарское, монгольское, тунгузское, манчжурское и т.п., всецело основывается на различии языков и имеет мало общего с действительными расовыми отличиями и происхождением этих народов. Народ, попавший в зависимое положение по отношению к другому или просто вступивший в тесное общение с последним, легко перенимает его язык и культуру, хотя бы и не имел с ним ничего общего по своему происхождению.

[176] Таких примеров у нас много. Наши норвежские горные финны говорят на языке, родственном финским наречиям — квенскому и карельскому, между тем отнюдь не родственны этим племена по происхождению. Другим примером служат болгары, народ финского племени, говоривший на финском языке еще в IX веке, но перенявший во время своих странствий по России славянский язык и осевший на устье Дуная уже в качестве ославянившегося племени.

Если на Алтае встречаются небольшие племена или остатки древнего населения, говорящие на самоедском языке, и у нас нет никаких доказательств того, что эти племена когда-то переселились туда, где мы их находим в настоящее время, то, во всяком случае, может вывести из этого заключения, что в давно-минувшие времена самоедский язык был распространен значительно шире к югу, чем в настоящее время, а также, что на этом языке говорили различные племена, обитавшие на пространстве от самого Алтая до северной тундры, главным же образом, вероятно, вдоль больших водных путей Оби и Иртыша с их притоками, а возможно — и по Енисею с притоками. Этим, впрочем, отнюдь не доказывается, что народы, говорящие на самоедском языке, переселялись к северо-западу и к северу от Алтая; скорее же переселение их шло в обратном направлении: из больших лесных и речных районов, где условия благоприятствовали охоте и рыбной ловле — на юго-восток, к Алтаю, и в другом направлении — на север, в тундру.

По мнению К. Доннера, самоеды в те времена, когда говорили на одном общем языке, обитали значительно западнее, нежели можно предположить, судя по их нынешнему расселению. Родина угро-финских племен находилась к западу от Урала, и это наводит на мысль, что и родина самоедов — в уральских областях, откуда они уже впоследствии расселились в разные страны, при чем к Ледовитому океану попали лишь в позднейшие времена. Об этом говорит, между прочим, то, что на их собственном языке не имеется слова для обозначении моря. Исходя из этого, приходится допустить, что родина самоедов находилась значительно западнее, нежели вообще предполагалось; такая большая и богатая рыбой река, как Обь, могла обеспечить подобному народу как средства к существованию, так и к размножению и распространению.

Принадлежали ли различные племена, говорящие на самоедском языке, первоначально к одному племени — вопрос этот трудно разрешить. По Миддендорфу, так называемые таваги и авамские самоеды являются низкорослым (154 сантим.) финского типа племенем. Есть, однако, и другие племена, например, на Ямале, а также по р. Енисею, представители которых достигают значительного роста и по внешности скорее подходят к “монгольскому” типу.

Название “самоед” объясняется различно. “Самоед” — родовое название всех племен, говорящих по-самоедски, и по смыслу выходит, что самоеды самих себя поедают, хотя среди туземцев зарегистрированы [177] подобные случае. Летописи, упоминая о “самояди”, именуют самоедов нередко “сыроядцами”. Слово “самоед” производится иногда также от слова “саомо” (болото) или от “хазово” — “хаз” (сам) и “ово” (един). По другим токованиям, слово “самоед” произошло от слова “Саме-Эднам”, как называлась страна обитаемая самоедами.

В настоящее время принято делить самоедов на пять главных племен: тавги, или таймырские самоеды, живущие на Таймырском полуострове, к востоку от Енисея. Это кочевники-оленеводы, хотя на ряду с оленеводством занимаются и рыбной ловлей в реках и озерах и охотою на зверя; енисейские самоеды, расселившиеся по Енисею. Они также держат оленей, нов меньшем количестве, и живут, главным образом, рыбной ловлей и охотой. Юраки, — рассеянные от Енисея до самого Белого моря. Это собственно кочевники-оленеводы, но также занимаются и охотой, и рыболовством. Четвертое — самоеды-остяки, населяющие северный сибирский район Тобольской губ. к югу от тундры. Более северные остяки-самоеды держат оленей, более южные — промышляют исключительно охотой и рыбной ловлей. Комашинцы живут по северному склону Саянских гор, изолированно от прочих самоедских племен.

Эти главные племена говорят на разных языках и подразделяются на более мелкие, говорящие опять-таки на различных наречиях. Финский ученый Кай Доннер, посетивший рр. Обь и Енисей и изучавший остяко-самоедское наречие, отметил у самоедов двадцать различных наречий. Принимая во внимание, что самоедские племена разбросаны на столь огромных пространствах и разделились, по свидетельству Доннера, самое меньшее две тысячи лет тому назад, — не приходится удивляться ни такому обилию различных наречий, ни бытовым отличиям самых племен. То обстоятельство, что самоедский язык менее распространен теперь к югу, нежели в было время, объясняется влиянием других культур и языков, которые ввытеснили более ранние. Возможно, что народы, говорившие по-самоедски, были оттеснены к северу, но возможно также, что они понемногу переняли чужой быт и язык, так как некоторые самоедские племена, — например, тубинцы и маторы, — переняли тюркский или татарский языки и теперь считаются тюрками и татарами.

Обитающие на крайнем севере в тундре Канинского полуострова самоеды называются канинскими; живущие в Тиманской или Малой Земле, по левой стороне Печоры, близ ее устья — тиманскими и в Большеземельской тундре — большеземельскими. Послдение еще разделяются на несколько частных названия (по местам): пустозерские, устьцилемские, югорские, карские.

Самоеды впервые упоминаются в русской истории еще в XI в., когда летописец говорит о Югре: “…людие есть язык нем и седят с Самоядью на полуночных странах”…

[178] В летописи Ипатьевского списка под 1114 г. говорится: “… еще мужии старии ходили за Югру и за Самоядь”…

Печорца издавна платили дань новгородцам. По падении Новгорода все эти земли, в том числе и самоеды, вошли в состав владения Русского царства. В 1545 году Иван Грозный утвердил права самоедов на тундру и промыслы их в Болванской губе.

В 1688 году цари Иоанн и Петр Алексеевичи особою грамотою подтвердили бесспорность прав самоедов на владение тундрами и упомянули о дани “5 алтын с лука”.

С 1822 года самоеды, в числе прочих инородцев, пользуются некоторыми особыми правами: освобождены от воинской повинности, управляются через своих родоначальников по прежним обычаям и собственным законам. Иногда самоеды собираются на сходы (сугланы).

В 1835 году впервые был издан закон — проект устава об управлении самоедами в Архангельской губ., хотя на практике он оказался непригодным. Численность самоедов в Архангельской губ. в 1913 г. достигала 6.217 человек.

Самоеды малого роста, широкоплечи, коротконоги, лица имеют круглое и плоское, изжелта-смуглого цвета, узкие глаза, волосы черные и жесткие.

Язык самоедов отличается краткостью, бедностью. О письменности самоеды не имеют понятия, хотя архимандрит Вениамин во время своей миссии в северных тундрах и написал для них грамматику.

Самоеды ведут преимущественно кочевую жизнь. За последнее время, в связи с заселением Канинско-Чешеких побережий выходцами, добровольными колонистами, преимущественно из Мезенского уезда, следует отметить значительную ассимиляцию самоедов в этом районе. Чум — жилище самоеда — и олень — вот его главное богатство.

Устройство чума очень просто: несколько длинных шестов, заостренных с одного конца, скрепленных в общее гнездо, ставится конусообразно на землю. Сверху, смотря по времени года и достатку хозяина, шесты покрываются хворостом, берестою и оленьими кожами. Внутри на чугунной доске раскладывается огонь. Для выхода дыма оставляется сверху небольшое отверстие; на земле по сторонам чума кладутся плетенка из березовых прутьев, а сверху их несколько рядов оленьих шкур. В чуме обыкновенно невыносимо тяжелый воздух. Самоеды — народ чрезвычайно неопрятный. Одежда самоедов состоит из оленьих кож “малицы” и “паницы”. За последнее время самоеды постепенно стали привыкать к носке нижнего грубого холщевого белья. Обувь называется “пима”. Все нижнее платье шьется шерстью внутрь, а верхнее наружу. Щегольство мужской одежды составляют ременные пояса, с медными пуговицами и всевозможными побрякушками, у женщин — разноцветные лоскутки.

Пищу самоедов составляет оленина и рыба, в случае нужды — мясо и жир морских зверей. Хлеб получают от русских наравне с вином, до которого самоеды большие охотники. И с того момента, когда водка про[179]никла в тундры, началось форменное разложение жизни самоедов и их вырождение. Этому также страшно способствует распространение среди самоедов венерических болезней. Самая грубая эксплуатация самоедов, обман, доходящий решительно до какой-то виртуозности — вот что внесли русские в тундру при своих торговых сношениях. Глубокая жалость к самоедам и отвращение к условиям их жизни — овладевает при столкновении с ними. Племя самоедов, несомненно, вырождающееся, и главными причинами вырождения являются исключительно экономическо-бытовые условия их жизни.

Значительная часть самоедов исповедует православие, но все они в то же время идолопоклонники, а крест носят, как говорится, только для того, чтобы начальству показывать¹. Держатся самоеды древне-шаманской веры, признают Бога верховным существом, творцом неба и земля и называют его “Нум”. На ряду с последним особенно почитают Николая Чудотворца, “Николу”, о чудесах которого, особенно на море, часто слышат от русских. Самоеды стали из страха поклоняться и ему. Нум — источник всего доброго, милостив, любит людей, за что они должны произносить его имя только в случае крайней нужды. Источник зла, — “Тадепции”, злые духи, имеющие большое и вредное влияние на людей, против воли Нума. Самоеды изображают их в виде людей, часто в виде простого заостренного кола с двумя пли тремя зарубками, иногда берут даже дикий камень, какой-либо особенной формы. Самого Нума самоеды считают неизобразимым.

Второстепенными богами для самоедов являются домашние “хеги”. Их наряжают в суконные и оленьи одежды и хранят в особых санях. В известных случаях “хегам” приносятся жертвы. Им обмазывают головы салом и свежей оленьей кровью. В случае каких-либо неудач самоеда, “хеги” нередко терпят и жестокое наказание.

До обращения значительной части самоедов в христианство, главными местами сосредоточения их богов были: Болванский мыс, роща Кузьмин Перелесок, в 20 вер. от г. Мезени.

Шаманское учение передавалось самоедами из рода в род и содержало много чистых и нравственных правил, исчезающих от соприкосновения с русскими. Вот некоторые из них: „Веруй в вышнего Нума, исполняй обет, данный Нуму, и слуге его, дедку Николе (последнее присоединилось позже). Веруй в чорта и умилостивляй его. Веруй в тадепциев, призывай их и молись им, чтобы не было тебе зла. Веруй в хегов, которых чорт при чудесах велит ставить, и почитай их. [180] Не скачи через санки, в которых хранятся хеги, не реви и не шуми поздно вечером, тадепции не любят крика по вечерам и ночам. Почитай отца и мать. Не убивай, не дерись, не воруй" и т. д.

Звание жреца “тадибея” у самоедов было наследственное. Тадибеи, или шаманы, являются посредниками между богами и людьми, по понятиям дикарей, имеют непосредственное сношение с духами, могут предвидеть будущее, наводить и исцелять болезни. Это обстоятельству породило много суеверных обрядов, более или менее выгодных тадибеям, при рождении, браке и погребении.

Свадьбы самоеды справляют сначала по старинным обычаям, и только впоследствии, когда случай приведет, идут в церковь, да и то как бы бессознательно.

Невесту самоед покупает у ее отца, он платит за нее оленями и мехами, а за последнее время и водкой. За невестой, в свою очередь, дается приданое, состоящее из оленей, саней и чума. Родные жениха и невесты и гости собираются в невестин чум. Пьют водку, едят сырую или вяленую оленину, рыбу, поют песни. Содержание песня берется из самой обыденной жизни. Монотонна и грустна песня самоедина, как окружающий ландшафт тундры; бессмысленна и нелепа, как их жизнь — льется она в унисон полярной вьюге и завыванию волков. Но в этом скорбном завываний дикарей Севера слышится вся окружающая современная обстановка холодной тундры. Поют, напр., о том, кто сколько выпил вина, съел за один раз много сырых рыб, о волке, который губит оленей и т.п. После пиршества невесту сажают в сани, покрывают одеялом из разноцветных сукон, и как можно скорее везут вокруг чума ее отца. Кругом чума стоят родственники жениха, и гости приветствуют молодую криком.

Обряды погребения у самоедов чрезвычайно оригинальны. Мертвеца одевают в лучшую одежду и выносят из чума в особое отверстие, устраиваемое против того места, где самоед умер. Тело отвозят на лучшем олене умершего к заранее приготовленной могиле. Подхватив покойника за голову и за ноги, опускают в землю. Могилу закрывают досками, засыпают землей, устанавливают на ней того оленя, на котором привезено было тело. Несколько самоедов дубинами единовременно поражают оленя в голову. Если животное умрет от сильных ударов без всякого движения, самоеды радуются, но если оно подымет голову, начинают бегать и в страхе кричать, считая движения оленя признаком скорой смерти кого-либо из членов племени. Около могилы нередко разводят костер, убитого оленя режут на части, при чем кровь от него из горла собирают в какую-нибудь посуду и пьют. Окурив себя и оленей, собравшиеся один за другим, под предводительством тадибея, переходят через могилу и отходят от нее, пятясь назад. Тем и кончается похоронный обряд.

[181] Занятая самоедов — рыболовство, охота на зверей и птицу, но главное их занятие — оленеводство. Эти промыслы могли бы дать самоеду немало дохода, но, благодаря самоедской простоте и неумению вести свои дела, все это уходит от них в чужие ловкие руки.

За последнее время, в связи с падением у самоедов оленеводства, самоеды начинают заниматься морским прибрежным промыслом зверя и рыбы. Самоеды отличаются хорошими качествами промышленников и недурные стрелки из ружья.

Золото северных тундр — оленеводство, составляющее, несомненно, огромное национальное богатство всей России, до сих пор ведется крайне нерационально и оставляется, положительно, без всякого внимания.

В последнее время появилось много обездоленных самоедов, которые, потеряв свое единственное богатство — оленей, должны или служить в пастухах, или просить милостыню.

Русские и зырянские купцы пользуются простотой самоедов и обирают их. К тому же водка делает здесь свое гибельное дело. Сперва подносится самоеду даровое угощение, а следующая бутылка за деньги или на “вымен”. За бутылку водки идут олени, оленьи шкуры, дорогие меха. Но торговцы навязывают самоедам еще в долг предметы, в которых нет особенной надобности, напр., посуду, лакомства, наряды, и т. п., зная, что самоеды честны и за ними ничто не пропадет. Были случаи, когда самоедов рассчитывали за купленный от них промысел светлыми медными грошами взамен золотой монеты. Доверие самоедов эксплуатируется в самом ужасной виде, начиная с мелкого скупщика до администрации края, которая приучила самоедов трепетать пред собой при виде, кажется, одной светлой пуговицы иди кокарды. Незаконные поборы администрацией от самоедов на “похороны Царицы-матушки”, подарки “Царю-батюшке”, “устройство” разных дорог и т. д. — составляло в тундре хроническое явление. Самоеды постепенно попадают в неоплатные долги у купцов. В тундре за последнее время появились русские и зыряне, владеющие огромными стадами оленей. Сами они не привыкли заниматься оленеводством и нанимают себе в пастухи тех же самоедов, которые кочуют по тундре уже со стадами чужих оленей. Обездоленный самоед часто всю жизнь мечтает о том счастливом времени, когда будут у него опять олени, и он будет снова кочевать по своей широкой беспредельной тундре “матушке”.

Самоеды кочуют в летнее время в северной части тундр около океанского побережья. Обилие в южной части в летнее время комаров, ос, слепней, составляет, поистине, бич для оленей. Некоторые насекомые размножаются в шкуре животного и причиняют ему страшное мучение. На зимнее время самоеды перекочевывают в леса и ближе к ним для защиты оленей от сильных холодов и для более доступного добывания ягеля, который составляет пищу оленей и добывается ими копытами из-под снега.

[182] В летнее время, в реках и озерах самоеды добывают в большом количестве прилетную птицу — гусей, лебедей, уток, истребляя их хищнически во время линяния, когда птица не может летать. Для этого самоеды расставляют в узких местах рек и озер сети, заголяют в них птицу и бьют палками, а то просто рвут головы.

Воспрещение повсеместно продажи водки сразу же отразилось и на жизни тундр. Самоеды стали внимательнее охранять стада оленей, выше ценить свой труд и как бы некультурны ни были они, сознали истинную цену для себя водки.

Печорский край занимает восточную часть Архангельской губернии и раскинулся на 284.433 кв. вер.

Печорский уезд самостоятельно существует с 1891 г., а до тех пор составлял второй запечорский стан Мезенского уезда. Северо-восточная часть уезда представляет собою громадную тундру, покрытую изредка мелколесьем, а частью лишаями, и мхом, мелким ивняком и полярными травами. Южнее начинается уже ель с тощей березой, еще южней появляется сосна, а там уже дремучие леса, “тайболы”, которых насчитывается до 10 миллионов десятин. Печорский край издавна славился своими минеральными богатствами, но недостаточно исследован. По реке Ижме производилась прежде разработка серебряной руды. По реке Суле встречаются небольшие залежи свинцового блеска, содержащие серебро и углекислую окись меди. Северо-восточные склоны южной части Тиманского хребта изобилуют серным колчеданом; здесь же находится горючий сланец-доманик, слюда и черный аспид (по р. Пижме). На реке Усе встречаются железные руды, а по течению Оранца и Вонлы известны пласты угля. Железистую охру, колчедан и аметисты находят по р. Ижме, Цильме и Ухте; в горах Пай-хой много яшмы. Первые попытки положить начало горной промышленности в крае относятся еще к концу 15 века.

В 1491 г. на р. Цильме и в горах между ее притоками делались разведки, и некоторое время разрабатывалась серебряная и медная руда.

При Иване Ш-м Васильевиче были найдены на р. Цяльме медь, серебро и золото и с того времени начали добывать и чеканить здесь монету из серебра. Об этом событии летописец говорит: “…В лето 6999 (1492) марта 2 дня отпустил Великий Князь Мануила Илариева, сына грека, да с ним своих детей Боярских Василия Болтина, да Ивана Брюха Коробина, да Андрюшку Петрова с мастера с фраз — два немца Иван и Виктор, вывезенные Боярином Трахониотом из Германии, серебра делати и меди на р. Цыльме, а деловцев с ними руду копати, с. Устюга 60, с Двииы 100 и с Пинеги 80…”

В 17 веке иностранец Миллер завел медноплавильный завод, прекративший свое действие со смертью заводчика. Воспоминания об имевшихся здесь некогда разработках руды повсюду подтверждаются остат[183]ками старинных шахт, кирпичных фундаментов и шлаков медной руды, разбросанных во многих местах среди непроходимых печорских лесов.

В 1869 г. в Печорском крае было открыто местонахождение графита по р. Сыне — притоку Усы. Анализ этого графита: углерода — 36,78%, примесей — 62,45%, влажности — 0,77%.

По р. Ухте, а также по рр. Мылве и Песочной существуют месторождения нефти.

Существование нефти на р. Ухте известно с очень давних времен, благодаря тому, что она обильно выходит здесь прямо на поверхность земли. На нее обратил внимание еще Петр Великий. Слабые попытки к разработке нефти производились уже в царствование Елизаветы Петровны. В 1864 г. известный деятель по Северу России М. К. Сидоров задумал начать ее разработку и произвел разведки, подал требуемые законом заявки и просьбу в Архангельскую казенную палату об отводе ему заявленных площадей под разработку нефти. Вместо разрешения, палата отвечала ему чрез 2 года отказом на том основании, что “относительно разработки нефти никаких законоположений и правил в горном уставе не существует, и она не может быть разрешена до утверждения нового устава”, а также, что “поставленные им знаки в местах залежей нефти и поданные им заявления не должны иметь никакого значения” и так как разрешение промыслов завесит от соглашения министерства финансов с министерством государственных имуществ, то он должен туда обратиться, если не желает ожидать утверждения нового горного устава”.

Кроме того, палата запретила крестьянам добывать нефть, которую они собирали, как лекарство, в размере 25 пуд., а также и доманик, из которого выделывали подносы, столешницы, линейки и т. п. вещи, что все составляет собственность казны.

Со смертью И. К. Сидорова попытки к нефтяной разработке на Ухте опять прекратились.

В начале девяностых годов с наследниками Сидорова вошел в соглашение, на правах арендатора, екатеринбургский купец А. М. Галин. Он произвел на Ухте некоторые разведочные работы, на чем дело прекратилось, вследствие отсутствия путей сообщения и невозможности привлечь лиц, которые рискнули бы вложить средства на предприятие.

В 1899 г. инженер А. Г. Гансберг, бывший сам нефтяным деятелем в Баку, изучив предварительно пути сообщения от нефтяных источников по направлению к Архангельской, Вологодской и Пермской губерниям и прожив несколько лет на Ухте для изучения условий, могущих иметь значение для будущей промышленности, также произвел подробные разведочные работы и убедился, что ухтинские нефтяные источники весьма богаты. А. Г. Гансберг обратился к министру финансов С. Ю. Витте и просил оказать ему содействие для развития новой промышленности в Печорском крае. Встретив отказ, А. Г. Гансберг вошел в переговоры с гр. Канкриным и предлагал ему составить компанию для [184] разработки ухтинской нефти. Гр. Канкрин, осведомленный о богатстве Ухты, от составления компании отказался и в скором времени сам сделался единственным обладателем всей нефтеносной площади, получив исключительное право на ее эксплуатацию, сроком на 5 лет.

Во владении гр. Канкрина находилась площадь до 2.000 кв. вер. Следовательно, была прекращена возможность развития частной предприимчивости на Ухте, хотя самим Канкриным решительно ничего не было предпринято. А. Г. Гансберг упорно продолжал заниматься дальнейшими исследованиями нефтеносной площади и определенно решил вопрос о богатствах местности нефтью.

В научном отношении на ухтинскую нефть впервые обратил внимание горный инженер гр. Кайзерлинг. В своем исследовании он указывает, между прочим, что московский купец Набатов построил здесь при Елизавете Петровне (1745 г.) небольшую химическую фабрику. Управляющий ею Сараев добывал чистую прозрачную “нафу” посредством дистиллировки горного масла. По смерти Набатова, дочь его продолжала заниматься этим делом; но, по несчастному случаю, управляющий замерз, что и положило конец промыслу. Остальные жители сожгли все постройки и покинули местность. За гр. Кайзерлингом последовали другие исследователи, а в 1889 г. была снаряжена особая экспедиция, которая, под руководством академика Ф. Н. Чернышева, тщательно исследовала область Ухты и вполне подтвердила и доказала присутствие здесь нефти.

Наиважнейшие открытые места залегания нефти расположены по бассейну р. Ухты (приток Ижмы), но естественные выходы ее встречаются в многочисленных местах, как по самой Ухте, так и по ее притока, на весьма значительном протяжении. Есть места, где нефть выступает на поверхность земли на несколько аршин выше горизонта воды в реке, вытекая в виде ключей и образуя целые лужи густой смолистой массы; на поверхности воды в реке она появляется в виде крупных капель, всплывающих снизу и быстро расплывающихся по воде, уносимых течением.

“Не вдаваясь, говорит в своей записке А. Г. Гансберг, в подробности высчитывания того количества нефти, которое потребовалось бы для того, чтобы пропитались эти громадные массы миллиардов кубических саженей сланцев (сланец содержит 40- 46% летучих веществ), — нельзя не видеть, что это количество нефти было колоссально и, так как все еще продолжается с большой интенсивностью выступление нефти в многочисленных ее выходах на Ухте, то надо допустить, что подземные ее запасы должны быть грандиозны, но тщательно закупорены твердыми породами”. Относительно качества ухтинской нефти, согласно анализу, произведенному А. Г. Гансбергом, она является первой в России. Значительный удельный вес ухтинской нефти — 0,883 — приближает ее к так называемым тяжелым сортам бакинской нефти 0,880-0,885, [185] а по выходу осветительных масл ее можно причислить к пенсильванской нефти. Однако, для исследования были взяты образцы с незначительной глубины и значительно окислены.

Взятая из скважины, глубиною в 35 фут., нефть представляет собою не густую довольно подвижную жидкость бурого цвета с обычным запахом нефти, удельного веса при 15⁰С — 0,883 со вспышкою газов при 1⁰24⁰С и барометрическим давлении 765 m/m. Температура загорания 28⁰С. 1,000 грамм. обезвоженной нефти при анализе дают следующие результаты:

После отгона дестилляров и приведения перегонного прибора к нормальной t⁰ в 15⁰С в нем оказались нефтяные остатки, весом в 550 гр., что составляет по отношению к взятой в перегон нефти 55% мазута.

Присоединение же вышеполученных перегонов получилось :

1. Соединение погонов № 1, 2, 3 дало бензин весим при 15⁰С 0,733, количеством выхода 6%.

2. Соединение погонов № 4, 5, 6, 7, 8 и 9 — керосиновый дестилят уд. в. при 15⁰С 0,817, количеством 36%.

3. Погон № 10 — соляровое масло уд. в. при 15⁰С 0,851, соединен к керосиновому дестилляту или же оставлен в нефтяных остатках для понижения их удельного веса.

4. Мазут, или нефтяные остатки темно-бурого цвета, оказались удельного веса прин 15⁰С 0,950, количеством 55%.

[186] Анализ, приводимый академиком Ф. Н. Чернышевым, дает цифры почти тождественные, но он добавляет: “полученные перегоны подходят ближе всего к нефти кубанской и грозненской”...

В 1911- 1913 гг. велись казенные разведочные работы В. И. Стукачевым. Заложено было 4 буровых скважины:

1-я скважина на левом берегу Ухты, в районе Сидоровой казармы, заложена на 200 саж. на глубине 151 фут. В сером мергеле обнаружен приток нефти 5-7 пуд. в сутки (уд. в. нефти 0,913); на глубине 180 фут. — приток нефти такого же удельного веса до 8 пудов в сутки. На глубине 270 фут. — в сер. Кварцев. глинист. песчанике приток нефти уд. в. 0,386 — до 28-35 пудов в сутки. Уже с глубины 45 фут. началось обильное выделение горючих газов. Анализ газов: металл (СН₄) — 99,2%, углекислота (СО₂) — 0,6%, кислорода (О) — 0,2%.

2-я скважина заложена на Лыа-Иоль на 150 саж. Обнаружены лишь капли жидкой нефти, незначительное выделение газов и битулинозные песчаники.

3-я скважина — на правом берегу р. Чуши, в 8 в. от первой скважины, до глубины 70 саж. 3 фут. На глубине 245 футэ обнаружены газы и незначительный приток нефти. Выделение газов перешло в газовый фонтан с соленой водой (3⁰ Боме) и нефти. В течение 5 месяцев дебит скважины с 5 пудов в сутки поднялся до 18 пудов в течение 2 месяцев, затем, стал падать и под конец продуктивность откачивания дошла до нуля.

4-я скважина заложена в Лун-Бож — доманике, на 452 футе встретила нефтеносный глинистый сланец и доведена до 836 фут. В доманиковом горизонте обнаружен сильный приток пресной воды (более 60.000 вед. в сутки) с резким сероводородным запахом.

Перегонка 670 грамм. нефти уд. в. 0,881, произведенная И. Д. Аваловым, дала следующие результаты:

От — до 150⁰С — 4% уд. в. 0,7499

.. 150⁰ .. 270⁰С — 21% .. .. 0,8050

.. 270⁰ .. 380⁰С — 14% .. .. 0,8350

.. 380⁰ .. 425⁰С — 51% .. .. 0,8600

По перегонке А. В. Алексеева пробы о р. Чуши уд. в. 0,779: бензинов — 11,61% с уд. в. 0,7330; керосина — 21,84% с уд. в. 0,8037; керосина разложен. — 41,54% с уд. в. 0,8400.

Парафина определено 1,25% от сырой нефти.

В результате всех исследований можно утверждать, что при современных условиях состояния края, — при отдаленности и отсутствии путей сообщения, — месторождение имеет практическое значение.

Население Печорского уезда состоит: 1) из русских (89%), занявших верховья и низовья Печоры, 2) зырян, от границы Пермской и Вологодской губ. до впадения в Печору реки Усы, 3) Ижемских зы[187]рян, 4) самоедов, населяющих тундры. В 1913 г. население уезда составляло 46.693 человека.

Первые исторические сведения об обитателях Печорского края относятся к XI в. Летописец Нестор, перечисляя народы, живущие в Европе, упоминает о народе “Печоре”, по-видимому, одном из племен Чуди-Югры; живущем на р. Печоре, в отличие от Югры, обитающей за Уралом.

Народные предания на Печоре указывали на Чудь или Югру, как на исконных обитателей Печоры. Самое слово Печора, как утверждает г. Европеус, югорского происхождения: “Пече” значит сосна, частица же “ра” часто встречается в названиях Югорских рек.

Уже в отдаленные времена обитатели Печоры были данниками новгородцев. Под 1132 г. летописец отмечает, что новгородцы “дали дани Печорские” Великому Князю Ярополку Владимировичу.

Но Югры не всегда были покорны новгородцам и не раз отказывались платить дань новгородцам и даже избивали данщиков.

При Мстиславе Давидовиче в 1184 г. были отправлены из Новгорода данщики за мехами в Печору и Югру, но все они была избиты туземцами, югорские не дошли даже до Югры и положили головы на Печоре. В 1357 г. новгородец Самсон Кован был убит с дружиной в Югорской земле.

Новгородцы предпринимали походы для усмирения непокорной Югры и Печоры.

При таком отношении туземцев к русским заселение этого края русскими было затруднительно. В 1499 г. московские воеводы, князь Ушатов-Курбский и Заболоцкий-Бражин, проникшие с дружинами в низовья Печоры, срубили здесь укрепленный городок — Пустозерский острог и отсюда ходили воевать за Урал с Югрой. Пустозерск расположен при заливе р. Печоры (“Пустое озеро”) под 62⁰32' с. ш.

Со времени основания Пустозерска места эти стали более безопасны для заселения, чем не преминули воспользоваться новгородцы, издавна знакомые с краем и его богатствами.

Знакомство с краем помогло новым поселенцам быстро захватить все рыбные и звериные угодья не только по р. Печоре, но и по берегу Большеземельской и Малоземельской тундр и по рекам, впадающим в Ледовитый океан. В жалованной грамоте Ивана Грозного, помеченной 7053 г. (1545) говорится: “что били челом самоеды Леско да Апица, во вся самоеди места Канинские и Тиунские, что отцы их и деды, да я они сами свои угожаи ведали и рыбные ловли и зверя всякого били от Толстые тундры, самоедскую тоню, да против тех тоней по тундру берегу, да Волонгу реку до Пеши, да Индегу реку до Железные реки, чем владели самоедцы Малкей да Торчило, да Емба и те де их рыбные ловли и звериные угожаи отнимали у них Печеряне и Перняни за себя, а мелкая де их тоня отдана к Преображению Спасову, да Введению Пречистые, да к Николаю Чудотворцу в дом”.

Та же грамота кладет некоторый предел захватам новых колонизаторов.

[188] “И аз, Великий Государь — говорится далее в грамоте — самоедов Канинских и Тиунских всех пожаловал. Печеряпе и Пермяки в их рыбные ловли и звериные угожаи не вступаются, а ведают они свои рыбные ловли и звериные угожаи по старине... а мелкая тоня отдана к Преображенью Спасову и к Введению Пречистые да к Николе Чудотворцу в дом”.

В XVII и ХVIII веке Пустозерск был укрепленным местом для защиты против набегов воинственного самоедского племени карачей, жившего у Лукоморья, по р. Каре, и только в 1902 г. была срублена одним крестьянином ель, на которой было, по местным преданиям, перевешано все это племя до последнего человека. По тем же преданиям, карачеи отличались необыкновенно высоким ростом и имел головы необычайных размеров. Мыс, на котором вешали их, и до сей поры сохранил свое название — “Мыс Висельный”.

Вслед за Пустозерском начали образовываться и другие поселения.

С. Усть-Цильма, — административный центр Печорского края, также принадлежит к одним из древнейших новгородских поселений.

По летописи местной церкви, в 1542 году здесь поселился новгородец Ивашка Дмитриев Ластка с товарищем и к ним вскоре присоединились другие выходцы. Для упрочения своих прав на окрестные земли и воды, Ластка поехал в Москву, бил челом Великому Князю и просил позволить ему поселиться в этих местах и пользоваться их угодьями, объясняя, что пашен, покосов и рыбных ловель ничьих здесь нет. Ему было разрешено “копить слободу” и со всех угодий давать оброка в год по кречету или по соколу, или деньгами по рублю. Ивашке предоставлена также была над всеми слобожанами судорасправа, кроме “душегубства и татьбы с поличным”. За суд дозволено Ивашке взимать с виновного по пяти денег новгородских. Если же кто поселится в слободе, не явясь к Ивашке, с того “взыскивать на Великого Князя рубль московский”.

В 1547 г. Ивашка здесь построил церковь во имя Николая Чудотворца.

Спустя 230 лет после основания Усть-Цильмы, на всех землях и угодьях, предоставленных Ластке, было 800 душ мужского пола и столько же женского. Между ними мало было достаточных, бедность была всеобщая. Только с начала хлебной торговли с чердынцами, открытием водного пути в 1780 г. и развитием оленеводства между ижемцами быстро стало увеличиваться народонаселение и подниматься благосостояние края.

Новые и притом неизвестные поселения на Печоре открываются даже в наши дни. Во время переписи 1897 г. в районе р. Усы, совершенно неожиданно была открыта целая деревня Болбан, о существовании которой не было известно. Название свое поселок получал от того, что здесь было прежде самоедское капище и стоял большой идол или болбан. Поселок был переименован в с. Петрунь, и в на[189]стоящее время сюда ходит пароход, здесь устроен хлебный склад для многочисленных мелких поселков, продолжающих образовываться па реке Усе.

Русское население на Печоре, по сравнению его с крестьянами центральной полосы России, заметно отличается самостоятельностью, сметливостью и предприимчивостью. Значительная часть русского населении на Печоре принадлежат к потомкам защитников старой веры, бежавших из внутренних губерний России и скрывавшихся от преследований в непроходимых лесах Севера.

Население числится официально православным, но где, как указывает церковная летопись Пустозерска, — “к прискорбию все крестятся двуперстием и в тайне едва ли не хпридерживаются раскола”. Раскол на Печоре имеет свою историю и своих мучеников. В царствование Федора Алексеевича был сожжен живым знаменитый непоколебимый в своих убеждениях протопоп Аввакум, вместе со своими товарищами по заключению, попом Лазарем и иноком Епифанием. Все трое пробыли предварительно здесь в ссылке 14 лет, содержались в земляной тюрьме. Имя Аввакума и сохранилось в памяти пустозерцев, но преданий о нем никаких не уцелело, даже самое место его сожжения в точности неизвестно.

<<< к содержанию | далее >>>

© OCR Игнатенко Татьяна, 2012

© HTML Игорь Воинов, 2012