ЛОПАРИ.

Очерк.

I.

Страна, в которой живут лопари, называется Лапландией. Она раскинулась на громадное пространство на самом севере Европы и принадлежит частью Швеции, частью Норвегии, частью — России. Русская Лапландия занимает собою весь обширный Кольский полуостров, который иначе и называется Лапландским полуостровом. С обитателями этого полуострова, русскими лопарями, мы и познакомим читателей¹.

Угрюмы и печальны скалистые берега этого полу острова, омываемые Ледовитым океаном и Белым морем. Почти везде совершенно оголенные, покрытые лишь седыми или желтыми пятнами лишайника, скалы, дико нагроможденные друг на друга, глядятся в неприютные волны Ледовитого океана. На них, высоко над водой, лепятся водяные птицы: чайки, гаги и гагары; здесь, на недоступной чело веку крутизне, они вьют свои гнезда. Внизу, у подножья скал, бушует океан, редко спокойный и синий, чаще темно-зеленый, с белыми гребнями на неспокойных волнах, или стального цвета, грозный. Зимой по океану плавают огромные льдины, точно горы. Иногда они с треском налетают на берег и разбиваются о большие вековые скалы. Так же скалисты и берега Белого моря, покрытые [2] местами темным хвойным лесом. Море спокойнее океана, и берега здесь менее дики.

Восточная часть Лапландии — равнина, почти сплошь занятая тундрой. На сотни верст протянулась тундра, однообразная и скучная. Поросшая сухим, серо-зеленым ягелем — оленьим мхом, она издали кажется серебристой. По тундре в низких берегах медленно текут к морю и океану реки и словно куски стекла лежат озера. Грусть на душу навевает тундра.

Западная же часть Лапландии гориста и красива. На юге Кольского полуострова растут темные хвойные леса, к северу они пропадают, и по горам разрастаются березовые рощи. Чем дальше на север, тем березы становятся ниже и тоньше, — [3]долгая зимняя стужа не дает им развернуться. На вершинах гор тоже не всегда может расти лес, и у многих лапландских гор вершины совершенно обнаженные. На таких безлесных верши[4]нах пушистым ковром расстилается неприхотливый, не боящийся холода ягель. Эти горные оленьи пастбища называются “кегорами”.

Здесь, в западной части Лапландии, так же, как и в восточной, много рек и озер. Но она гораздо красивее, благодаря своим гористым берегам. В воде, то прозрачно голубой, то светло серой, отражаются лесистые горные склоны, горные вершины и скалы, то темно-желтые, то серо-зеленые, поросшие ягелем.

Реки бурно и быстро несутся по руслу, загроможден ному камнями, обломками скал. Порою река наталкивается на большую, неприступную скалу и, прихотливо извиваясь, обходит ее, потом опять бежит по порогам, и вдруг — громадный уступ, каменистое ложе исчезает, и река низвергается вниз, образуя высокий, красивый водопад, “падун”, блестящий, белый, ревущий, и бежит дальше, легко катясь по камням.

Летом где не хорошо? Хорошо и в суровой, мрачной Лапландии. Её горы и леса, озера и реки пробуждаются. Зелено и тепло. Небо синее, на горах — голубая дымка тумана; появляются цветы и бабочки, жуки и муравьи копошатся среди трав, мха и ягеля. На болотах сначала расцветают, а потом покрываются обильными ягодами клюква, голубица, морошка. Солнце не сходит с неба ни днем, ни ночью. Днем оно припекает иногда довольно сильно. Ночью разливается ровный белый свет, при котором легко можно читать и шить.

Беда одна, что лето коротко в Лапландии — всего три месяца длится оно. Затем наступает осень, а вскоре за нею зима, утомительно долгая, донельзя[6] суровая. Солнце вовсе не показывается. Стоит полная темень. Лютые морозы, страшные вьюги царят тогда здесь. Снег глубокий и пушистый покрывает горы и долины, кегоры, тундры и болота. Скованы бурные реки и многоверстные озера. От белого снега все же разливается некоторый свет; свет дают и яркие, крупные звезды. Иногда небо вспыхнет северным сиянием “сполохами”, и огненные столбы размечутся во все стороны по небу. Хоть и жуток их огненный блеск, но все же от них немного светлее.

Когда-то Лапландия была страной, богатой пушным зверем; водился тут и дорогой бобр и куница. Неумелая, хищническая охота перевела дорогого зверя. Но до сих пор в Лапландии водятся медведи и волки, лисицы и росомахи, выдры, песцы, горностаи, белки и зайцы. Было время, когда на тундрах и кегорах паслись стада диких оленей; а теперь трудно найти не меченного, не ручного оленя. Убавилось и лесной птицы — куропаток, рябчиков, диких уток, хотя и теперь их еще много в лесах и на озерах.

Хищническая рыбная ловля опустошает также рыбообильные лапландские реки. Сиги, хариусы, налимы, окуни, ерши и щуки — вот главные рыбы лапландских рек и озер. Из моря же поднимается в реки семга в известные времена года для метания икры. В это время реки перегоражи[8]вают “заборами”, в которых оставляют один только проход, в свою очередь, закрытый сетью. Семга, возвращаясь в море, непременно попадает в руки рыболовов. Ловят также семгу сетью и неводом ради икры; от этого количество вылавливаемой семги заметно уменьшается.

Тундры Лапландии способны прокормить многочисленные стада оленей. Леса и горы её доставляют, или, по крайней мере, доставляли в прежнее время, богатую добычу охотникам. Озера и реки, океан и море щедро вознаграждают труды рыболовов. Ясно, что население Лапландии должно заниматься оленеводством, охотой и рыболовством. Так оно и есть на самом деле: лопари кормятся от своих оленьих стад и звериным и рыбным промыслом.

II.

Некрасивый, малорослый и слабосильный народ лопари. Лица у них невзрачные, серые; ноги короткие, согнутые; движение не отличаются ловкостью и красотой. Народ это добродушный, веселый в кругу своих, недоверчивый с чужими. Очень обижали его издавна чужеземцы: шведы, норвежцы и русские п ромышленники. Они пользовались слабостью и беззащитностью лопарей, вымогали у них задешево дорогие меха и ценную рыбу, обманывали их и [10]спаивали. Лишенные всякого образования, лопари не могли и до сих пор не могут противостоять своим более развитым и сильным соседям. Вместо того, чтобы бороться с ними, отстаивать свои права, они старались удалиться от них, затаили в себе недоверие к ним.

Слабый на вид лопарь ведет, однако, мужественно и безропотно тяжелую жизнь, несет большую работу. Верной помощницей ему в его неприглядной жизни является его жена. Лопарки в большинстве случаев гораздо живее мужчин, они работают много, движутся быстро, они ловки, веселы и болтливы. В то же время они очень пугливы; со многими из них от неожиданного шума или окрика делаются припадки.

Лопари — народ полукочевой. В прежнее время, когда у лопарей водились огромные оленьи стада, когда после какого-нибудь падежа можно было пополнить стадо дикими оленями, лопари принуждены были кочевать, следуя за своими стадами. Олени отыскивали себе тундры, поросшие оленьим мхом, истребив в одном месте ягель, шли дальше, и т. д.; летом же, когда в Лапландии появляется несметное количество мошек, комаров и оводов, олени, невыносимо страдая от их укусов, убегают на высокие кегоры или к морскому берегу. Следуя за оленями, переходили с места на место и лопари.[11]

При постоянных перекочевках нельзя было строить прочного жилья. Лопари жили поэтому в шалашах, вежах — “кюит”. Строили они их и строят и теперь из жердей, поставленных наклонно. Лопарская вежа четырехгранная, обложенная изнутри досками, снаружи дерном и хворостом. Вышиной она в 2 ^1/2 — 3 арш. На полу устроен очаг; дым выходит в дымовое отверстие наверху вежи. В таком жилище холодно и копотно, дым ест глаза. Сидеть приходится скорчившись на полу, на оленьих шкурах. В веже тесно и грязно; постели, домашний скарб, одежда, снасти лежат как попало.

Когда стали уменьшаться оленьи стада, лопари начали заниматься больше рыбной ловлей. Жизнь их изменилась несколько и стала полуоседлою. Теперь лопари живут по зимам в “погостах”, селениях. Зимнее жилище лопаря называется “пырт”, или “тупа”. Это четырехугольный деревянный сруб с плоской, слегка покатой крышей. Дверь пырта ведет в небольшие сени. Из них налево входишь в помещение для овец (лопари теперь держат овец), направо — в жилую горницу. Здесь вместо печки в углу сложен камелёк с широким дымовым отверстием. Скамьи вдоль стен, стол и полки — единственное убранство пырта. Пол устилается древесными ветками. Хоть убога и копотна [12]лопарская тупа, все же в ней теплее и удобнее, чем в веже.

В погосте и жить приятнее. Съезжаются на зиму все односеленцы. Есть что порассказать из летней жизни. Всем весело. Летом много работали: наловили, насушили, навялили рыбы, настреляли дичи. Все эти припасы сложены в амбарах на столбиках, чтобы не добрался до них хищный зверь. Можно и отдохнуть! На радостях можно и оленя заколоть, полакомиться оленьим мясом и салом.

Но отдыхает лопарь не долго, месяца три-четыре от Рождества до второй половины апреля, приблизительно, и затем снова начинается кочевая жизнь. Поднимаются около Егорьева дня всем погостом. Впрягают узкие санки — кережки, нагружают их нужными припасами, снастями, орудиями, сажают младших детей. Свесив правую ногу на левый край кережки, лопарь правит своими шаткими санками, стараясь, чтобы они не опрокинулись. Взрослые и старшие идут пешком. Слышен громкий разговор, смех, крики возниц: „ги, го, ге!“ Путь широкий: снег все сравнял. Держи дорогу, где и куда хочешь. Заблудиться трудно: каждая семья знает хорошо свое промысловое место и дорогу к нему. И расходятся в разные стороны семьи.

На весеннем промысловом месте лопарь остается приблизительно до Ильина дня. После Ильина дня [14] он обыкновенно меняет место, а в августе еще раз перебирается на новое. Труд идет неустанный. Приходится временами оставлять и плохо защищенную вежу, отходить на несколько верст, жить в куваксе — походном шалаше, тоже из жердей, сходящихся наверху вместе и обтянутых парусиной; в таком жилье и совсем холодно. Иной раз улов настолько плох, что питаться семье приходится одной “сосновой кашей” — жидкой ухой, в которую всыпано немного муки и очень много вы сушенной и истолченной сосновой коры. Летом невыносимо досаждают комары и мошки. Уже ранней осенью начинают моросить холодные дожди. В это время олени лопарей распущены. С наступлением лета они пасутся на воле, в лесах, на кегорах. В начале октября, когда лежит уже глубокий снег, лопарь отправляется отыскивать своих оленей. Он берет в руки колокольчик, сзывает своих собак. При помощи собак он довольно скоро находит оленей, которые бегут обыкновенно на звук колокольчика. Лопари утверждают, что олени узнают своего хозяина, если только он повернется боком; если же стать лицом к оленям, они будто бы не узнают человека. Вообще, о качествах оленя, этого удивительно умного животного, лопари по справедливости высокого мнения. Лопари любят своего кормильца. Придя [15] в стадо, хозяин непременно подойдет к каждому оленю, скажет ему что-нибудь ласковое. Каждый олень имеет свое прозвище: Высокий, Щеголь, Ласковый, Белошейка и др.

Но вот окончилось страдное время для лопарей. Снова начинаются сборы, на этот раз радостные. Досчатые, похожие на лодочки кережки нагружены летним уловом; дорога в погост, к теплым пыртам кажется вдвое короче.

III.

Однообразно тянется жизнь лопаря. Пустынная, малонаселенная страна полна молчания. От погоста до погоста, от одного промыслового места до другого — многоверстное расстояние. Случается проехать десятки верст по молчаливым лесам, унылым тундрам, топким болотам, — и не встретить ни души. Непривычному человеку жутко и скучно.

Но лопарь не унывает. Он привык к безлюдью родного края, к девятимесячной темноте, к светлым ночам короткого лета. Не жалуясь, исполняет он свою работу и за усталостью трудовой жизни мирится со многими её невзгодами. Работы же у него всегда много, даже зимой.

Кроме рыбной ловли, главного занятия лопарей [16] Кольского полуострова, много времени уходит у мужчин на заботы о домашних животных: оленях, овцах и собаках. Охота также требует много времени, усилий и внимания. Прежде лопари выходили на охоту вооруженные длинными, почти в сажень, луками, сделанными из хвойного дерева; наконечники стрел изготовлялись из кости, рога или железа. Мелкого зверя били особыми стрелами, с набалдашником на конце, так что зверь падал мертвым от удара, а шкурка оставалась целой. Были у них в ходу и самострелы и копья. Теперь лопари употребляют ружья. Они также ставят ловушки. Лисицам иногда подбрасывают отравленное мясо; но чаще разыскивают лисьи норы и весной вытаскивают оттуда маленьких лисят, которых потом и выкармливают. Такие лисицы называются кормяжными; их потом убивают и продают меха. Этот способ охоты нельзя одобрить: благодаря ему, истребляется зверь. За дикими оленями, — их осталось теперь очень немного, преимущественно на горах внутри Лапландии, — лопари гонятся на лыжах, или же к сучьям дерева, мимо которого должен пробежать олень, прикрепляют петлю, в которую он и попадает. Куропаток, гаг и уток стреляют из ружья или ставят на них силки.

Занимаются также лопари дублением кож, на [17] что употребляют кору березы или ольхи. Кожа идет на изготовление одежды и обуви.

Лопари некоторых погостов имеют заработок в г. Коле и в становищах русских поморов рыбопромышленников на Мурманском и Терском берегу; они рубят лес и свозят дрова в эти селения. В других погостах занимаются извозом: ранней весной, когда глубокий снег еще покрывает Лапландию, а поморы уже направляются в свои становища на рыбный промысел, — лопари на своих кережках, запряженных оленями, развозят их в различные местности Лапландии. Путь бывает дальний, тяжелый, и нередко и возчикам и путникам приходится выносить злую непогоду.

Таковы главные занятия мужчин. У хорошей лопарки-хозяйки не меньше забот. На рыбном промысле она такая же работница, как и мужчина. При переходах она вскидывает за плечи такую же “ташку” (веревочный переплет), к которой привязывают значительную ношу. На ней лежит обязанность обшить мужа и детей, заботиться об, обеде, запасаться дровами для топки и прутьями для постилки пола в пырте, мохом, которым устилают дно зыбки, травой, которую кладут для мягкости в обувь...

Лопарка носит всегда на своем поясе ключи от своего несложного хозяйства и вместе с но[18]жом и костяной ложкой — костяной игольник и ножницы. Она обязана быть хорошей рукодельницей. Меховая зимняя одежда, в прежнее время почти одинаковая у мужчин и женщин, сшивается толстыми нитками, приготовленными из оленьих жил. Яры, — высокие сапоги с заостренными носками, требуют особенного искусства от мастерицы. Они шьются из разноцветных полосок оленьей шкуры, между которыми пропускаются полоски яркого сукна; при этом швы должны быть сделаны так, чтобы они не пропускали снега. Мужские шапки зимние шьются тоже из меха и украшаются треугольниками из разноцветного сукна. Лопарки искусны также в вязанье: они вяжут из шерсти так называемые „бузурунки“ — теплые фуфайки, надеваемые мужчинами сверх рубашки, мужские летние колпаки, остроконечные, светло-серые, с пестрой каймой, и летние рукавицы.

Теперь одежда лопарей во многом походит на одежду русского крестьянина. Лопари переняли у поморов ситцевую рубашку, суконные или ситцевые штаны, кафтан и даже картуз. Лопарки летом стали носить русский сарафан, фартук, покрываться платками. Лопарские девушки носят, как и поморки, повязки из разноцветной материи, шитые бисером. Но замужние имеют своеобразный головной убор, называемый “шамшир” который покры[19]вает все волосы и загнут спереди как бы крючком. Шамшир обыкновенно делается из красной материи и расшивается пестрыми лоскутами и бисером. Вообще лопарки любят одеваться в яркие [20] цвета, любят рядиться, надевать ожерелья, серьги, вкладывать в них гагачьи и лебяжьи пушинки. Мужчины одеваются в темные, чаще всего серые цвета.

Много хлопот хорошей хозяйке-лопарке и с приготовлением пищи. В достаточной лопарской семье едят четыре раза в день. В 6 час. утра хозяйка подает сыр из оленьего молока, молоко, соленую рыбу. С удовольствием пьют и чай, очень крепкого настоя, если есть возможность купить его; питье чая лопари переняли у русских. В обед едят обыкновенно уху и соленую или вареную рыбу, В 4 часа дня снова собирается семья вокруг котла, а в 9 час. вечера садятся ужинать. Печь хлеб на лопарском очаге невозможно, — поэтому лопари вместо хлеба употребляют ржаные лепешки. Эти лепешки они пекут на каменных плитках, которые ставят близко к огню. Летом мяса не приходится вовсе есть, разве убьют на охоте птицу. Дичь варят или жарят на деревянном колышке, который втыкают близ огня; колышек поворачивают, когда птица изжарится с одного бока. Зимой едят оленье мясо, свежее, солёное или вяленое. Оленьим салом начиняют оленьи кишки и вывешивают их сушить; это — “пойда”, любимое лопарское кушанье. Лапландия богата ягодами: брусникой, голубикой, морошкой, во[22]роникой, и лопари истребляют их в большом количестве. К сожалению, лопари имеют большое пристрастие к водке и норвежскому рому. Пьют и женщины. Пользуясь этой страстью, купцы и промышленники, которым лопари сбывают рыбу, спаивают их и обманывают.

IV.

И в нешумной, однообразной жизни лопарей есть свои радости. Скрашивается эта жизнь прежде всего добродушной веселостью самих лопарей, их довольным, беззаботным характером, гостеприимством и доверчивостью к своему брату лопарю.

Одно из главных удовольствий — приезд гостя. Вот стали издали слышны позвякиванья колокольчиков, вот залаяли отчаянно собаки погоста, — и узкие кережки быстро подкатили к одному из пырт. Довольный хозяин встречает гостя. У хорошей хозяйки все заготовлено. Огонь горит постоянно в камельке; пол устлан свежими прутьями. В пырте тепло и уютно. Есть также, чем угостить гостя. Начинаются расспросы, разговоры. Приходят соседи. Гость рассказывает все, что видел, что слышал. Таким образом, хотя поздно, но неукоснительно узнается все, что происходило в отдаленнейших погостах: кто к кому посватался, [23] кто умер и какой смертью, у кого прибавилось или убавилось в семье детей, в стаде оленей...

Лопари очень любопытны и болтливы, да еще намолчатся они, наскучаются в одиночестве на промысловых местах, — и рады случаю отвести душу.

Ездят друг к другу в гости почти всегда зимой. Летом у всех свое дело на уме; зима — пора отдыха. Летом по Лапландии можно ездить только по рекам и озерам; от реки к реке, от озера к озеру приходится идти пешком и тащить иногда волоком свою лодку; зимой — всюду проедешь в быстрых кережках.

Зимой в погостах, конечно, куда веселее, чем летом. Дети и молодежь заводят игры. В прежнее время больше всего забавлялись беганьем взапуски, прыганьем, борьбой, стрельбой в цель. Эти забавы сохранились местами до сих пор. Но постепенно лопари привыкают к другим играм, частью перенятым у русских. Девушки играют охотно в лапту берестяными мячами; парни подбрасывают мячи ногой и в мяч играют всегда отдельно от девушек. Из общих игр в ходу игра в кольцо, в веревочку и др. Некоторые лопари, побывавшие в становищах поморов, научились даже танцам. С картами лопари тоже познакомились, сталкиваясь с русскими и норвежцами.

Любят также дети, молодежь и взрослые слу[24]шать рассказы стариков. З(?)учат старика в какой-нибудь пырт, усадят поближе к камельку, сами придвинутся к нему. Услышат у соседей что в таком-то пырте сказки рассказывают, — глядь, уж полна народу небольшая горница. Между стариками есть умелые сказители, с неистощимым запасом сказок. Сумеют они рассказать и про солнцеву дочь, и про солнцева сына, и про злую лягушку, и про бабкину дочь, которая играла с солнцем и вышивала пояс золотом и серебром. Все объяснится в сказке: отчего пошли дикие и ручные звери, откуда взялись олени, отчего у лисиц глаза узкие и т. д.

Но опытный рассказчик знает не одни сказки и предания. Слушатели услышат от него целый ряд “бывальщин” — случаев из действительной жизни, в которые, быть может за давностью времени и вкралось несколько прикрас. Нравятся “бывальщины” слушателям не менее сказок. Многие из них поучительны и рассказываются нарочно перед молодежью, в виде назидания.

“Жили были, расскажет, например, старик сказитель, — лопарь да лопка, жили богато. У них были две дочери — красивые, румяные, белые, не высокие, не малые ростом. Они сидят каждый день в шелковых сарафанах, шитых хазами² и [25] в повязках, тоже из хороших хазов, да перстни золотые у них на руках. Девушки хоть и красивые и богатые, а говорить не умеют — глупые. Мать пошла раз в лес за ягодами ли или за чем другим и говорит: “Если женихи придут, не говорите ничего? — “Ладно, говорят, — ладно, не будем ничего говорить”. Как мать ушла в лес, они вышли дрова колоть. А у топорища привязаны колокольчики, чтобы слышно было, и колокольчики поют: “Сарк, сарк, сарк”. Женихи услыхав это, и идут, — двое пришли. Они дров накололи, положили в камелек, зажгли, а сами сели у приступки. Сидят, губы жмут. Женихи пришли, поклонились девушкам, подали руку и говорят: “Здравствуйте, хорошие девушки”. Девушки молчат, ничего не говорят. Мужики сели в большой угол против них. Мужики сидели, сидели, — они все молчат. Один и говорит другому тихонько: “Это незавидные невесты” и спрашивает: Что вы, хорошие девушки, ничего не говорите с нами?” Младшая заплакала и говорит: “Нам мать ничего не велела говорить”. А старшая сказала: “Мать нам велела на женихов смотреть и молчать. А то, говорит, мы глупы: как заговорим, женихи и уйдут”. Мужики шапки взяли, да унеси Господи, — после и не приходили”.

Беззаботный, здоровый смех вызовет подобный [26] рассказ. Долго будут хохотать слушатели, глядя друг на друга веселыми и блестящими глазами.

Любят также лопари песни петь. Пеньем часто оглашается тишина лапландских тундр, рек и озер. Поют они однообразно и уныло; непривычному неприятно их пенье. Поют про все, что услышат или увидят. Прослушают, например, бывальщину; хотя бы только что приведенную, начнут ее петь, — вот и песня. Случится ли что-нибудь в погосте, погибнет ли кто-нибудь в море, реке или озере на рыбной ловле, поедет ли свататься, — сейчас сложится про это песня. В песне помянут и имя и погост, разнесется песня по всей Лапландии, и узнают из неё в дальних погостах, что лопарь Фофанов из Потозерского погоста, например, ездил свататься к Марии Лукерьевне, что лопарь Филипп Федорович убил нечаянно кольского мужика, что у Трифона лопаря олень был Черный Лоб и т. д.

Больше всего вносят радости и оживление в жизнь погоста свадьбы, они и справляются обыкновенно в зимнее время, когда вернутся все в свои селения на отдых. Едва санки со сватами приедут в погост, как все жители его уже узнают, кто это, из какого погоста и зачем приехали. Начавшимся сватовством все интересуются. Все радуются, если жених и невеста хорошие; если [27] же тот или другая не заслуживают одобрения, — смеются, без злобы, однако, но сочинят сейчас, чего доброго, бывальщину или песню, — и пойдет опять молва из погоста в погост, что лопарь Тимофей Максимович, например, “россомахины не красивы ноги” поехал свататься: “на нем шляпа кольская, у него сапоги скривились против солнца” (т.е. ноги у него кривые); или запоет, например, песня, что невеста Татьяна Алексеевна уж очень грязна и неопрятна. Впрочем на Руси еще мыло есть, и норвежское прядено есть. Из прядева нужно мочалку сделать, да фунт мыла издержать, да обмыть ее, — белее будет. А если не будет белей, то весной ее на снег положить: пускай белится!”

Лопарь женится обыкновенно довольно поздно, жену берет по выбору. Он старается прежде всего достать себе в дом хорошую хозяйку и работницу. Поэтому бывальщины и песни особенно прославляют разумных, добрых девушек, которые и в родительской веже и пырте оказались трудолюбивыми, любящими чистоту, бодро берущимися за работу.

В разных погостах справляют свадьбу по разному. Иногда поезжане, войдя с женихом в пырт, непременно с молитвой, начинают требовать “уточку — золотые перышки”, за которой они [28] приехали. Их не допускают к невесте, пока они не задарят охраняющих ее. Мать невесты говорит жениху: “Я ее в люльке качала; у меня колени болят, надо полечить” — и жених кладет ей на колени подарок. Отец говорит, в свою очередь: “Я ее малолетнюю кормил, теперь стар стал, глаза болят, хлеба доставать не могу” — и жених прикладывает ему к глазам два серебряных рубля. Затем уже жених ловит между гостями невесту-уточку. В других местах невесту одевают, выносят из пырта, кладут на кережку, привязывают ее и накрывают мехами и одеялами, и с шумом и криком свадебный поезд мчится к дому жениха.

Вступив в пырт мужа, молодая начинает тотчас же считаться за хозяйку. С первых же дней она принимается за работу и становится помощницей мужу в его трудовой жизни.

V.

Лопари давно уже исповедуют православную веру. Из язычества в христианство они были обращены несколько веков тому назад (ХVI в.) трудами русских иноков-пустынножителей. Более всего потрудились над просвещением лопарей иноки Феодорит и св. Трифон Печенгский. Св. Три[29]фон многие годы провел среди лопарей, устроил на р. Печенге монастырь и многих обратил в христианскую веру.

До того лопари были язычниками. Вот во что они верили:

Небо они называли Юбмел; они считали его благим божеством. Но Юбмел неизмеримо далеко жил от людей, он не был близок их нуждам и печалям, — и они редко приносили ему жертвы. Все-таки Юбмел был у лопарей верховным божеством.

Остальные боги, — их было очень много у лопарей, — делились на более и менее важных.

Сильно почитали лопари бога солнца или само солнце — Пейве. Появление солнца над мрачной и темной землей оживляло спящую под зимним холодом землю, давало радость людям. Благодетельный Пейве объезжал, по понятиям лопарей, небо; в его кережки был утром впряжен медведь, в полдень он его менял на оленей. У солнца была мать, жена, дочь и сын. Много сказок и преданий ходило про них у лопарей.

Грозным считали лопари бога грома — Айеке. Он, верили лопари, ходил по тучам, держа в руках лук — радугу, и пускал громовые стрелки в нечистую силу. Случалось, болезнь падала на оленье стадо; лопарь хозяин верил, что причина тому [30] колдовство. Тогда он обращался с мольбой к Айеке, — и колдун непременно должен был погибнуть от стрелы грозного бога. Так твердо верили лопари.

Светлые, добрые боги, по понятиям лопарей, жили или на земле, или высоко над землей, выше других — Пейве и Айеке, несколько ниже — могущественный бог Мадератч с женой Мадераккой. Ни один человек, думали лопари, не появлялся на свет без участия этих богов. Мадератч обносил новую душу вокруг солнца и отдавал ее Мадеракке, и та творила тело ребенка. У Мадератча с Мадераккой были две дочери: Укс-Акка и Саракка. Мать передавала Укс-Акке ребенка мальчика, а Саракке — ребенка-девочку. Очень чтили этих двух богинь лопарские женщины и приносили им обильные жертвы.

Много жертв приносили лопари и переменчивому грозному богу Бадо-маю, который распоряжался непогодой; старались умилостивить жертвоприношениями и Фанноса-олбмака, в руках которого была буря. Особое божество, по верованиям лопарей, охраняло рыб, другие давали богатый улов рыбы обращавшимся к ним за помощью; особое божество охоты охраняло лесных животных, кроме медведя, над которым у него не было власти; этому богу охоты и утром и вечером пели лопари священные песнопения.[31]

Добрыми покровителями оленьих стад считалась “оленья хозяйка” Луот-хозик, жившая на тундрах, лицом похожая на женщину, но обросшая шерстью, как олень, и два духа, муж и жена — Поц-хозин и Поц-хозик. Жилище лопаря, по верованию лопарей, хранил дух покровитель — перт-хозин. В лесу жил Мец-хозин, хозяин леса. Он не делал вреда людям, если его не трогали; если же кто кричал и шумел во владениях лесного хозяина, он безжалостно заводил путника. В реках и озерах, думали лопари, обитает Сациен с своими детьми. Сама Сациен красивая, лицо у неё белое; прекрасные черные волосы она расчёсывает гребнем.

В мрачном подземном царстве жили; по верованиям лопарей, темные, злые боги. Когда умирал лопарь, его душу отводили в страну мертвых, во владение матери смерти Ябме-акко. Здесь душам умерших давали новое тело, и если они при жизни делали добрые дела, их снабжали оленями и собаками, и они вели сытую, довольную жизнь; но если новоприбывший в страну смерти был при жизни недобрым человеком, Ябме-акко отсылала его глубже под землю, к мучителю грешных — Роте. Рота был злым божеством; недаром лопари старались ублажать его жертвами: это он насылал болезни на людей и на их оленей.[32]

Кроме того, лопари верили еще, что везде: в лесах, на горах и кегорах, на тундрах и болотах, жило множество духов. Одни из них были добрые, прекрасные мужи; другие, черные мужи делали вред людям, поднимали бурю и ветер, причиняли болезни, выдаивали молоко у оленей. Одни из них представлялись лопарям карликами, другие великанами, третьи безглазыми. Одни на высоких кегорах пасли огромные стада оленей и овец, которыми можно было овладеть при помощи хитрости и колдовства; тела других были наполнены серебром, и оно становилось достоянием того, кто сумел бы заставить их замерзнуть и лопнуть.

Своим богам, злым и добрым духам, лопари приносили многочисленные жертвы. Обыкновенно жертвоприношение совершались каждым, по его желанию. Лопарь прежде всего узнавал, какого животного требует от него божество. Для этого почти в каждом лопарском жилище хранился священный бубен.

Священный бубен делался из дерева, растущего посолонь. Он имел вид решета, обтянутого оленьей шкурой, с которой удалена шерсть. На шкуре рисовали изображение зверей и птиц, а также и черточки, квадраты и т. д., знаменовавшие разные божества: солнце, громового бога и т.д. Гадали по священному бубну следующим образом.[33]

На средину бубна клали кольцо и начинали ударять по бубну колотушкой деревянной или из оленьего рога. Кольцо прыгало на туго натянутой шкуре, и, смотря по тому, куда оно передвигалось, решали, какому божеству и какую следует приносить жертву. Во время гаданья пели: “Что ты скажешь, наш великий, святой бог? Принимаешь ли ты жертву?” и т. д.

Бывали и торжественные жертвоприношения, на которые собиралось иногда значительное число лопарей. Женщинам не позволялось при этом присутствовать. На этих торжествах гадал на бубне и закалывал жертву нойда — колдун-шаман.

Нойда для жертвоприношения надевал лучшие свои одежды, цепи, пояс и кольца. Ему приводили или приносили жертвенное животное: дикого оленя, куницу, бобра, кошку, собаку и т. п., и он закалывал его. Мясо жертвы он резал на куски и клал в котел. Через некоторое время он вынимал часть мяса и зарывал его в землю. Остальное варилось до готовности. Нойда в это время молился вместе с присутствующими. Затем он произносил: “Это жертва такому-то богу” и делил между молящимися переднюю часть жертвенного животного. Кости жертвы тщательно собирались все до единой. Их клали затем в берестяной ящик, который окропляли кровью. Ящик хоронили в землю. Лопари верили, что божество впоследствии [34]воскрешает принесенное ему в жертву животное. Иногда над зарытым ящиком ставили берестяного идола того бога, которому была принесена жертва, для того, говорили лопари, чтобы другой бог не подумал, что жертва эта принадлежит ему.

Светлому Пейве-солнцу закалывали в жертву лишь белых и молодых животных, еще не имеющих рогов; ему в средине лета приносили и жертву некровавую — кашу, при чем коленопреклоненно просили его ниспослать тепло и свет на молящихся и на их оленей. Покровительнице женщин Саракке жертвовали одни лишь женщины, и жертвенное мясо могли есть лишь они. Мрачным подземным богам закалывали чаще всего черных кошек. Грозные и злые боги эти требовали иногда и человеческих жертвоприношений, и такие жертвы приносились, по преданию, лопарями.

Иногда вместо животных приносили богам в жертву одни изображения животных. Делали фигуру оленя, лисицы, бобра и т. п. и зарывали ее в землю и в снег, а иногда просто прикрывали хворостом. Иной раз вместе с жертвой закапывали и небольшое, нарочно для этого сделанное изображение божества.

Идолов у лопарей было немного. Они ставили идолы громовому богу Айеке и др. Изображение Айеке делались всегда из березы: туловище из ствола, голова из корней дерева. Святилище Айеке находилось обыкновенно близко от вежи лопаря. Там стоял досчатый стол. Вокруг него были воткнуты ветви бе[35]резы и сосны. Дорогу от вежи к святилищу усыпали березовыми ветвями, листьями и сосновыми иглами.

Поклонялись также лопари и приносили жертвы священным камням — сейдам. Такие камни ставились на берегах рек и озер, на высоких и уединенных горах. У каждой лопарской семьи был свой сейд-покровитель. Существовали и более могущественные сейды, к которым обращались с молитвой несколько семей и родов. Сейды, по верованьям лопарей, помогали им на охоте, рыбной ловле, в дальних поездках. Лопари приносили им за это жертвы: мазали камни жиром и кровью. Если же камень-сейд мало оказывал им помощи, они переставали его ублажать, иногда били его, иногда откалывали от него кусок: от этого будто бы сейду было больно, и он должен был образумиться.

Большое значение в жизни лопарей имели их колдуны-шаманы — нойды. Они пользовались большим уважением. К ним обращались в трудных случаях жизни. Лопари верили, что нойды могут посылать бурю и непогоду, могут лечить от болезней, узнавать о пропажах, отгадывать будущее и т. д. Они верили, что у каждого нойды есть ему подвластные духи, которые принимают вид птицы, рыбы, оленя. При помощи их нойды могли будто бы странствовать всюду, спускаться даже в подземную страну. Это путешествие лопари представляли себе очень страшным: спускаться приходилось через тре[36]щины земли и глубокие озера, в подземной стране жили старухи-людоедки, иногда нойду не хотели от пускать назад на землю, и т. д. Во время своих путешествий нойда будто бы видел и расспрашивал различных богов, духов и мертвецов.

Искусство колдовства обыкновенно переходило от отца к сыну, но можно было и научиться ему: к известному своей силой нойде собирались ученики; они жили с ним, всюду сопровождали его, постепенно сами научались колдовать. Некоторые думали, что их избирали сами духи. Случалось, что во время какой-нибудь болезни лопарь начнет бредить, увидит сон, поразивший его, и решает после этого, что духи велят ему стать нойдой. Он делается пугливым, пугается стука, крика, с ним начинаются припадки. Лопарь не понимает, что это болезнь, которую можно вылечить; ему кажется, что это в него вселилась неведомая сила. Веря сам, он невольно становился обманщиком: колдовал, лечил и напускал болезни, гадал, а другие верили ему.

Нойда священнодействовал всегда при помощи бубна. Он сам колотил в бубен, присутствующие ему подпевали. Нойда начинал бить сначала тихо, потом скорей и скорей. Он пел и взывал к божеству. Наконец, с ним начинались судороги, потом корчи, потом он падал на землю замертво. Никто не понимал, что это жесточайший припадок; все думали, что душа нойды отлетела [37] и пустилась в свои странствования. Продолжали петь, но осторожно отмахивали все время от нойды мух и боялись дотронуться до него: если бы что-либо коснулось в это время нойды, он мог, верили лопари, умереть. Нойда лежал без движения очень долго, затем понемножку приходил в себя. Он глядел на всех мутными глазами и начинал рассказывать все, что ему представлялось во время припадка: где он был, что видел, что ему сказали боги и духи. Никто не сомневался в его словах, все верили в его силу. Нойдов боялись: суеверные лопари думали, что рассерженный нойда может наделать много вреда: в его власти удержать попутный ветер, остановить на ходу лодку и даже корабль, послать на своего врага порчу, пустив ему вдогонку по ветру волшебный катушек или шар.

Христианство лишь медленно проникало в понимание полудиких лопарей. Многие из древних лопарей крестились, но не прекращали приносить жертвы своим старым богам. Трудно им было и понять сразу сущность новой, истинной веры. Истинного Бога они долго смешивали с божествами языческими. В честь истинного Бога они, в простоте сердца, закалывали жертвенных животных, думая, что этим можно угодить Ему, как прежним богам, и в то же время рисовали на своих идолах кровью жертвенных животных кресты, чтобы этим освятить их. На священных бубнах они также [38] рисовали кресты и значки, которые обозначали Христианского Бога и святых, и гадали по ним так, как гадали прежде по изображениям своих богов.

До сих пор лопари отличаются суеверием. Это и не удивительно: в Лапландии церквей и школ очень мало. Лишь недавно переведено на лопарский язык Святое Евангелие. Священники редко объезжают погосты и промысловые места: надо принять во внимание трудность передвижения по Лапландии. Ребенок, родившийся на летнем или осеннем промысловом месте, остается иногда без крещения несколько месяцев. При коротких наездах священники не успевают хорошо научить своих прихожан истинам православной веры; лопари же за дальностью расстояния и за недосугом лишь редко посещают церкви.

Давно уже истреблены идолы, забыты священные камни и исчезли священные бубны, — а все же много языческого сохранилось в верованиях современных лопарей. До сих пор в Лапландии можно встретить очень много нойдов — людей, верящих, что они могут колдовать, изгонять и напускать болезни. До сих пор лопарь боится в лесу потревожить лесного хозяина, верит, что его может утащить под воду Сациен. Надо надеяться, что с постройкой новых церквей и новых школ просвещение лопарей подвинется быстрее и по верному пути.

В. Харузина.

OCR и HTML Игорь Воинов, 2013 г.