Записки Императорского Русского географического общества, 1850 г., Книжка IV.

ОБЛАСТНЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА В АРХАНГЕЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ¹

Д. Ч. А. И. Шренка

Ближайшею целью Русского Географического Общества, как всем известно, должно быть изучение нашего обширного отечества, изучение не ограниченное одними местностями, но занимающееся с не меньшею любовью и человеком, их заселяющим, о котором познание столько же важно для географии, как познанье ниворослей важно для земледельца. Если это не подлежит сомнению, то не менее справедливо и то, что человек русский в отдаленнейших странах обширной родины, по естественному влечению сердца, еще более имеет занимательности для Русского, еще в бо́льшей мере заслуживает с его стороны точного исследования, нежели 60 иноплеменных народов, коих называет он земляками. Вот почему наблюдатель из среды тех иноплеменных и поставляет себе в особенное удовольствие представить здесь собрание областных выражений русского языка, употребляемых в Архангельской Губернии. Быть может некоторые сделают мне вопрос: в какой связи находятся провинциализмы русского языка, предмета разысканий чисто лингвистических, с занятиями Географического Общества? На этот вопрос я отвечу, во-первых, что язык есть живой отголосок думы человека: в языке познается как он мыслит и понимает; к познанию же человека, составляющему одну из ближайших целей наших, относится конечно и познание его образа мыслей, ибо без мысли человек не есть человек. Во-вторых — была уже речь в нашем обществе о составлении русского географическо-терминологического лексикона; в том смысле, как я понимаю такой русский лексикон, это должен быть сборник всех выражений, употребляемых Русскими в различных частях государства, для обозначенья местностей, в котором, следовательно, должны заключаться и особенное внимание заслуживать областные географические выраженья всех стран России, их объяснение и производство; ибо что́ такое гора, это едва ли кому неизвестно, и значение этого слова русскому человеку не вздумается отыскивать в географическом лексиконе; но что такое хибе́н или ва́рака, многие из нас не узнают не наведя справки: а в обыкновенном словаре не найдете этих слов. Известно также что такое скала; но знаете ли вы значение слов: корга́, подво́дница, поливу́ха, па́хта, стами́к, лу́да, шерло́пы? Едва ли, если вам не случалось прогуляться по Белому-Морю, или по Северному Океану, омывающему берега Архангельской Губернии; и вот вам семь выражений русского языка для означения скалы; конечно вы пожелаете точнее узнать знаменование каждого из них, и для этой цели снова должны будете открыть географический лексикон. Итак, издание подобного сборника без всякого сомнения будет весьма полезно, и не[123] для одних Русских, а и для иностранцев занимающихся географическим, или даже историческим, исследованием какого либо отдельного края России.

Но этот географический лексикон специально-русский составит только малую часть того, что я понимаю под значением общего для России географического словаря. Этот последний будет содержать в себе изъяснение выражений, до местностей относящихся, употребляемых отдельно каждым народом России подвластным; это будет род Voсоbularium Petropolitanum Екатерины II, ограничивающийся терминами географическими и народами русскими; и такой словарь не только поведет к тому, что в карты могут быть правильнее вносимы названия урочищ, нередко до невероятности искаженные; но и более того: в стране обитаемой чуждым народом, названия отдельных урочищ пестревших на карте, составляют ныне мертвое скопище букв часто варварского звука, не имеющее для нас ни малейшего значения, не возбуждающее никакой мысли; если же мы будем понимать знаменование географических терминов народа той страны, то карта пред взором нашим оживится, и понятные названия породят в уме идеи, который поведут к розысканиям. Разверните, например, две карты: одну Московской губернии, другую же Киргизской Степи, — и вы убедитесь в истине сказанного. Московская карта с ее понятными названиями возбудить в вас множество мыслей, и часто из одного названия вы почерпнете весьма справедливое понятие о местности; напротив того, карта Киргизской Степи заставить вас только зевать. Возьмем еще пример из архангельского севера. Здесь в отдаленных кочевьях Большеземельских Самоедов протекает довольно значительная, в сравнении с другими, река, которую Самоеды назовут вам Хаиодтьпыдыралга. Что подумаете вы при этом варварском названии? ничего; решительно ничего, кроме того, что подивитесь длинному слову и полудиким его звукам. которые едва будете в состоянии удержать в памяти; и посмотрите как оно нанесено на карты: Хампура, Хайпудара, Хайпудырка, и т.д. Которое из этих названий правильно? Для этого разыскания вы открываете географический лексикон и находите: лга на самоедском языке “река”; пыдыра — “лес ”: теперь вы знаете[124] по крайней мере, что имеете дело с рекою, по которой растет лес, и быть может подивитесь, что леса в той стороне тундры поднимаются столь высоко на север, до 68-го градуса широты, между тем как обыкновенная граница их на всем пространстве архангельских тундр лежит на целый градус широты ниже. Вот одним названием порожденная в вас мысль, которая завлекает повести разыскание далее. Не находя в географическом лексиконе значения первой части названия — слова хаиодть, вы развертываете несколько бедных собраний самоедских слов, — все, что только имеем мы доселе о языке этого народа, — с намерением, если возможно, отыскать его, и вам удается: в одном из них встречаете вы прилагательное хаиодть, имеющее значение “святого”, “неприкосновенного”, взятое от существительного хай, которым Самоеды называют своих идолов. Итак, вот вам река святого леса; если это и не дает еще полного понятия о занимающей вас реке, ибо вы не знаете, от чего взято таковое ее название, то по крайней мере вы уже в состоянии правильно нанести его на карту; но если из каких-либо известий вы получили уже сведения, что Шомоховские Горы на полуострове Канине под 67^¼ градусом широты не суть крайний к северу оазис лесов (обстоятельство которое дало им самоедское название Хаиодтьдырагой, т. е. хребет святого леса), то вам не трудно заключить, что и здесь по реке того же имени вероятно встречается то же обстоятельство) по которой она получила название, — в действительно вы не ошибаетесь. Следовательно географический лексикон доставил вам не только средство исправить название местности, но и побудил вас к исследованиям, которые довели до любопытного результата: означения вероятной северной границы лесов в этой части Архангельской Тундры, которое позднейшему путешественнику по этой стране останется только утвердить.

Для того, однако, чтобы издание географического, или, лучше сказать, топографического лексикона, которого пользу для русской географии мы желали доказать, могло осуществиться в этом виде и по этому размеру, требуется много материалов не наудачу набросанных и склеенных в целое с грехом пополам, но тщательно собранных[125] в известной полноте для каждой страны, дабы зодчий, который предпримет построить нам желаемое здание, приведенный в отчаяние от недостатка данных, не бросил его прежде окончания, или же не оставил в нем более скважин нежели вывел стен.

В настоящей статье, хотя писанной первоначально не для целей Р. Г. Общества, и заключающей в себе более 350 слов архангельских областных выражений общего значения собранных в течение двух путешествий на восток и на запад этого края, отчасти же случайно извлеченных при чтении сочинений Лепехина, Фомина, Крестинина и других, встречается однако довольно и таких выражений, который могут войти в состав русского географического лексикона, значение которых отмечено с бо́льшею точностью, и самое происхождение из русского, или языков соседних народов, изъяснено, как мне кажется, удовлетворительно. Вот причины, побудившие меня представить Обществу малую долю материалов нужных для предполагаемая лексикона: желаю тем содействовать по силам к составлению общего. Если каждый принесет свой участок, то со временем будет чем похвалиться.

Но прежде нежели приступим к исчислению отдельных слов, сделаем предварительно несколько общих замечаний касательно русского языка в Архангельской Губернии.

Слушая речь архангельского простолюдина, вы тотчас схватите ее разительное отличие от языка московского резким выговором гласного звука о, который везде произносится первым как чистое, внятное о, между тем как известно, что в устах москвича это о там только удерживает чистый звук свой, где стоить на нем ударение, во всех же прочих случаях превращается в смягченное а, харо́шай, харашо́, вместо хороши, хорошо, как принято писать и как постоянно вы услышите в Архангельске. Но как звук о в русском языке встречается довольно часто, то, не будучи смягчен, придает он речи архангельской нечто грубое, неприятное для слуха, чего умело избежать наречие московское. В этом отношении архангельское наречие относится к московскому точно также, как суровый дорический диалект древних Греков к мягкому и плавному ионическому, или к щеголеватому аттическому. [126]

Сверх этой отличительной черты, вас поразить еще речь архангельского крестьянина эта певучесть заключается в протяжении окончательного слога речи, который выговаривается с особенным изменением голоса в нескольких тонах. Откуда, спросите вы, эта странная привычка? Откуда взяли Архангельцы причудливый обычай говорить на распев? На вопрос этот отвечать можно разве догадкою, которая для меня однако же имеет полный вес убеждения: это влияние языка первобытных обитателей Архангельской Губернии, древней Заволоцкой Чуди, на переселенцев из Новагорода, влияние неприметно вкравшееся в речь победителей из языка побежденных; последние, во времена первого заселения Архангельской Губернии, конечно имели свои жилища в соседстве новых пришельцев, и, вступив с ними мало помалу в более мирные сношения и торговые обороты, приняли наконец их веру, а с верою и язык, утратили таким образом, в течение быть может немногих столетий, свою народность, и обратились в коренных людей русских; а язык этих, в свою очередь, привыкнув к певучим звукам вокруг них расселенной Чуди, не мог устоять против вкрадчивого влияния, которого следы сохранил поныне. Причины, побуждающие меня к такому предположению—те в особенности, что эти певучие звуки, столь странные для непривыкшего к ним уха, нигде не сопровождают речи столь внятно и постоянно, как в язык нынешних Архангельских Зырян, прямых потомков Заволоцкой Чуди. По тому самому, вышеупомянутое произношение встречается между Русскими только по системам рек Печоры, Мезени и Двины, где именно обитала древняя Чудь; далее же на запад, сколько мне известно, теряется в последних следах там, где пришельцы русские сошлись с другими народами, хотя также Финского племени, но которых язык не имел этой отличительной черты наречия Заволоцкой Чуди и ее потомков.

Впрочем, это не единственное влияние, какое имел язык финских аборигенов на речь пришельцев Русских. Он оставил ему в наследство еще дурную привычку, также распространенную между Зырянами, превращать довольно постоян[127]но звук ц в более мягкое ч, что в особенности слышно на Мезени, реже в Пинежских и Холмогорских уездах, но опять весьма употребительно в Олонецкой Губернии; вы подивитесь словам улича, курича, почилуй, вместо улица, курица, поцелуй; хотя и этот обычай опять находить свои исключения, нетрудные для объяснения: так, например, никогда не услышите вы чарство вместо царство, или чаревич вместо царевич? но вспомните, что это слова, которых правильный выговор крестьянин каждое воскресенье, каждый праздничный день, слышит от священника.

Происхождение других особенностей архангельского наречия не иначе истолковывается, как случайными введением в употребление. Так, например, гласный звук ы нередко смягчается в и, и вместо льды промышленник говорить льди, а в родительном падежи льдей; звук и во многих местах постоянно выговаривается как и: хлибы вместо хлебы, сивер вместо север. Это, конечно, обычай, которым одолжены Архангельцы своим переселенцам из Малороссии; оттуда же, быть может, происходить и особенность — употреблять имена прилагательные и никоторые местоимения, кроме единственного числа мужеского рода, постоянно в виде усеченном; например: она негодна, велико море, Самоеды робки ребята. Далее, к особенностям архангельского наречия принадлежит еще выбрасывание гласной буквы е в третьем лице единственного числа настоящего времени глаголов, оканчивающихся на ет: вместо бывает, делает, говорят быват, делат или же во втором лице единственного числа настоящего времени глаголов возвратное окончание шься превращается в сев; вы услышите: что ты ругаессе — вместо ругаешься, и т. д.

Архангельский язык весьма богат провинциализмами и неудивительно: он со всех сторон собрал обильную их жатву, да и поныне не перестает ими обогащаться. Самые древние из его областных выражений суть сохранившиеся в нем остатки языка русского в том виде, как говорили им за нисколько столетий в Великом Новгороде и отчасти в других странах России; это слова, в свое время бывшее общим достоянием Русского Народа, некоторые в сердце России вышел мало помалу из употребления, живут теперь только в глуши лесов архангельских и в отдаленных де[128]брях Сибири, где извлекает их из забвения любопытный путешественник, я вносить в число провинциализмов выражения, то, что некогда было коренным и первобытных в языке русском. Между сибирскими провинциализмами много встречается общеупотребительных и в Архангельской Губернии, но неслышных нигде в прочих краях России; это обстоятельство сперва поражает вас недоумением, если вы примете в соображение взаимную отдаленность стран; но причина тому естественна: Сибирь, точно также как и Архангельская Губерния, в течение нескольких столетий постоянно принимала в себя поселенцев, частью из предприимчивых промышленников отыскивавших добычи, частью служа убежищем недовольным, в особенности упорным Фанатикам, которые укрывались здесь в безвестной тогда отдаленности. Эта самая пустынность края, преграждавшая им всякое сношение с покинутою родиною, служила главною причиною к сохранению между ними многих слов, затерянных в последствии там, откуда были вынесены.

Другой разряд провинциализмов принадлежит к тем остаткам языка первобытной Чуди, которые, вкравшись мало помалу в язык русских переселенцев, сохранились в нем, между тем как самый народ, у коего были они заимствованы, обрусевши, или истребившись, исчез из страны, некогда им занимаемой, оставив в ней единственную по себе память в названиях множества урочищ поныне употребительных, и помощью языка русского решительно неизъяснимых, но которых значение во многих случаях еще можно вывести из языков финских. Привожу в пример одно окончание названы множества рек в Архангельской Губернии на га, уга, юга, ега (Волонга, Паленга, Палуга, Иожуга, Рочуга, Еюга, Урдюга, Немнюга, Мудъюга, Пиненга, Онега, Индега, Чуега, и мн. др.); означенные окончания суть ничто иное, как Финское слово joggi, Ökki, означающее “реку”.

Еще многочисленнее слова, заимствуемы л из ныне существующих языков соседственных народов, с которыми Архангельцы находятся в постоянных сношениях, Самоедов и Зырян, Лопарей и Финнов. Первые в особенность обогатили архангельское наречие своими словами. [129] Скитаясь между ними в летние месяцы со стадами оленей, Русские вместе с кочевою жизнью должны были принять и выражения, необходимо требуемые таким образом жизни. Скажем более: проникая мало помалу в дальние страны угрюмого севера, Русские должны были отчасти покинуть свою народную одежду, и в замен ее запастись непроницаемою для лютых морозов, но вместе легкою и удобною, одеждою Самоедов, которая ныне распространилась более или менее по всей Архангельской Губернии, сохранив, в целом и частях, свои самоедские наименования. Самое понятие тундры было вовсе новым для пришельцев из более благодатных стран умеренного севера, и они заимствовали для него выражение из языка Лопарей. Изведав мало помалу, из конца в конец эту безмолвную тундру, Русские вышли на берег океана и предприимчивый дух Великого Новогорода вскоре возник властелином над бурными водами его. Недолго утлый челн тянулся боязливо у подножия скалистых громад и по мелям прибрежным, отыскивая богатой тони семги, омыл я, трески или палтусины; недолго отважный промышленник следил тюленя и морского зайца на плывущих льдинах, несомый по произволу ветров и волн над глубиною пучины, не по дням и часам, а по неделям; или пускался за ним на длинных лыжах по тем же зыбким льдам, где одна ловкость и стремительность бега переносили его со льдины на льдину, верст за 30 в открытое море, с ежечасною опасностью мгновенно исчезнуть в глубине бездны: скоро челн превратился в ладью, и парус русский забелел на неизмеримом океане, направляясь к подполюсным льдам для прибыльной добычи моржа, или огибая уединенные скалы Новой Земли и Шпицбергена, по архангельски — Груманта, или, наконец, пролагая сёбе путь далее и далее на восток, где, сам себе не веря, явился в устьях Оби и Енисея, соперником, по выгодной торговле с простодушными Самоедами, других промышленников, не менее предприимчивых, открывших уже тот край, сухим путем, из Сибири.

Вот, в немногих словах, летопись нашего архангельского севера, из коей, чтоб возвратиться к занимающему нас предмету, проистекла новая обильная жатва множества[130]ства слов и выражений, дотоле неслыханных в русском языке. На крайнем севере нашем, соотечественника впервые познакомились подробнее, свыклись с морем, и должны были найти особенные выражения для означения свойства различных местностей и прибрежий того моря; отчасти заимствовали они эти выражения от туземных инородцев, более же изобрели свои собственные. Рыбная ловля, и в особенности береговые морские промыслы, требовали новых технических слов. Пускаясь, наконец, в открытое море, промышленники должны были различать с большею точностью страны света для определения направлений ветров и берега, и обратили внимание на созвездия, по течению которых часто приводилось им направлять путь, и которые, по тому самому, получили свои названия: ибо дивное изобретение компаса, или маточки, долго оставалось им неизвестным; да и поныне еще бойкий промышленник нередко странствует по морям, вдаль, не употребляя компаса, и руководствуемый светилами небесными, да каким-то чутьем промышленным. Не мало и погибает ежегодно этих смельчаков; но несытый дух предприимчивости, и надежда, подкрепляемая русским авось с каждою новою весною, открывающею взорам необъятную синеву морей, манить к новым попыткам, вводит в новые опасности, где неблагоразумная отвага год за годом поглощает новые жертвы.

Заметим, наконец, что значительная торговля архангельских поморцев, постоянно сближая Русских с чужеземными народами, в особенности с жителями Норвегии, занесла и от них также некоторое, хотя и незначительное, число новых слов, замечаемых между архангельскими провинциализмами.

Касательно наречий различных краев Архангельской Губернии, чище других сохранился язык в Архангельском, Холмогорском и Пинежском уездах. Кольский заимствовал лопарские, Онежский — финские выражения; южный Мезенский и Шенкурский уезды усвоили много зырянских слов; в Шенкурске, сверх того, лесные промыслы, и в особенности смолокурение, ввели свои технические обозначения; северный Мезенский уезд изобилует самоедскими словами и обогатился множеством терминов от мореплавания н морских промыслов. Самым нечистым наречием говорят [131]русские соседи Зырян, на средней Печоре за то и зырянский язык здесь так сильно смешался с русским, что со временем, быть может, исчезнуть вместе с финскою народностью, как исчез безвестно на Двине: ибо народ, занимающий высшую степень образования, легко уничтожает язык и национальность менее развитого народа, не возвысившегося еще до сознания самобытности своего племени, между тем как примеров обратного хода история в своей бессмертной летописи времен — ее сохранила. Так Христианство освещает мрак идолослужения; но нигде и никогда деревянные кумиры не вытесняли Бога Христиан.

Приступаем, к исчислению отдельных слов, составляющих архангельские областные выражения.

__ __ __

1. Ве́дрие, — ясная погода, старинное русское слово ведро употребляется в Устьцыльме на Печоре.

2. Бурса́к, — облако с дождем или снегом; в Мезенском и Шенкурском уездах. Происходит, вероятно, от финского глагола рurskun, “накрапываю”.

3. Ма́рево (во множ. ч. марево), — земные испарения.

4. Заси́верка, суровая погода сопровождаемая ветрами в летнее время; в Мезенском Округе.

5. Чемра́, — густой туман, сопровождаемый обыкновенным дождем; в Кольском Уезде, на море.

6. Липу́ха, — мокрый снег, осенний или весенний, который липнет к предметам.

7. Пого́да, — буря: “на море хватила нас сильная погода”; сокращено от непогода.

8. Пу́рга, — зырянское слово, употребляемое в Устьцыльме, в том же значении: буря, непогода.

9. Оддо́рная пого́да, — буря на море, отгоняющая (отдирающая) судно от берега.

10. Поро́ка, — слово употребляемое ныне в общерусском языке только в уменьшительном виде — порошка; на Пинеге.[132]

11. Снег ры́ндат (вместо рындает), — снег несется, падает.

12. Та́ло, тали́к, — протаявшая, освободившаяся от снега почва; в Архангельской и Олонецкой губ.

13. Заря́ — северное сияние, также как и утренняя или вечерняя заря.

14. Спо́лохи, — северное сияние, когда оно является в виде белых мерцающих лучей, неяркого света.

15. Столбы́, — сильное северное сияние, как оно показывается в ясной зимней ночи, когда яркие лучи (столбы) покрывают небо до самого зенита, играя разными цветами, то потухая, то снова возгораясь.

16. Божия дуга, — радуга.

17. Зарни́ца — утренняя и вечерняя звезда.

18. Лось, — созвездие Болышой Медведицы.

19. Остяцкая-лось, — созвездие Кассиопеи; взято с самоедского хабий-нульгы́, т. е. остяцкое созвездие.

20. Утичье-гнездо, — созвездие Плеяд; переведено с самоедского нябы-сарнь) т. е. утичьи лица.

21. Ма́тка, ма́точка, — так называются маленькие деревянные компасы, употребляемые иногда нашими промышленниками; см. Литке: Путешествие к Новой Земле. Самое слово происходит конечно от глагола маяться, т. е. метаться в ту и другую сторону, откуда также взято слово маятник; ныне же маточка в Архангельском Поморье почти вывелась из употребления и место ее заступил порядочный компас, почему я однажды только слышал это название от Самоедов, которым передали его Русские. От названия маточки, как замечает наш моряк в вышеприведенном его сочинении, проистекает название Маточкина Шара на Новой Земле.

22. Си́вер, см. север, см. стр. 127.

23. Полу́ночник, — северо-восточный ветер.

24. Глубни́к — северо-западный ветер. Тот же ветер в Кольском Поморье, где он несется вдоль по берегу, называется

25. Побере́жник.[133]

26. Всток, — (см. восток), — восточный ветер.

27. Ле́то, ле́тний ветер, — юг, южный ветер.

28. Обе́дник,— юго-восточный ветер, так как архангельский крестьянин обедает в девятом или десятом часу утра, когда солнце стоить на юго-востоке.

29. Шело́нек,иди шело́нник, — юго-западный ветер.

30. Межни́к,— называется всякий ветер между поименованными главными направлениями лежащий; так, например, NN0 есть “меж сивер и полуночник межни́к”;SSW — “межник меж лето и шелонек”.

31. Поветерь, повете́рьня,— попутный ветер.

32. Противна́,— противный ветер или противное сильное течение вод.

33. Поводь,— попутное течение реки или моря: “мы плыли на́-поводь реки”, т. е. вниз по течению.

34. За́водь,— загражденное скалою или выдавшимся мысом место у берега, где вода не имеет течения: “мы стояли в заводи́ за длинным носом”.

35. За́берега,— окраина льда у берега.

36. Ны́лас,— первый тонкий лед на реках.

37. Се́льзя,— ледяная кора облекающая предметы, когда морозь сменяет сырую погоду.

38. Чир,— твердая ледянистая кора, которою покрывается поверхность снега, когда мороз следует за оттепелью.

39. Нараку́й,— то же самое; взято из языка самоедского; в Мезенском Уезде.

40. Метеу́ха,— мелкий лед; от глагола метать,ибо, по легкости, от мечется,разметывается во все стороны по произволу волн.

41. Ропа́к,— льдина небольшого объема.

42. Стаму́ха,или ставу́ха, — большая льдина омелевшая и потому неподвижная между вокруг несущимися льдинами; от глагола стоять.

43. Неся́к,— омелевшая во время морского отлива большая льдина, которую приливы заносят взгроможденными одна на другую льдинами меньшего размера, образуя таким образом мало помалу целую гору льдов, нередко гибельную для промышленных лодок.[134]

44. Го́ломя, — открытое море; от прилагательного голый, голая поверхность вод; от туда же прилагательное.

45. Голымя́нный, — в открытое море смотрящий; “держи судно голомяннее” т. е., более в открытое море; в противоположном значении употребляется прилагательное в одной сравнительной степени: береже́е т.е. ближе берегу.

47. Настрик, — “судно идет настрик”, мореходный термин Архангельцев, которого значение мне неизвестно; я нашел его в одной мореходной книге; такие книги,списываемые одна с другой, из рода в род, заменяют нашим морякам, в плавании по Мурманскому берегу в дальнюю Нордвегу, морские карты.

48. Взво́день (во множ.ч. взводни), — высокая, сильная волна; происходит от глагола возводить, взводить

49. Плёса, — всякая на известное пространство открытая поверхность вод; узкая река имеет свои широкие плёсы, море покрытое мелями — свои (свободные от мелей); плёса для улова рыбы, плёса для прохода судов, и т. д.

50. Суво́й, — полоса течения реки и фарватер судов.

51. Меже́нь, — средина; меженью, например, называется средина лета или зимы.

52. Меже́нная вода, — всякая по временам изменяющаяся водная поверхность на средней ее высоте.

53. Прибыла́я вода, — вода прибывающая, или повышающаяся действием морского прилива; в начале действия прилива говорить: “вода начала прибывать, или зажили в берегах”.

54. По́лная вода, — исполненный, достигший до высшей точки стояния прилив.

55. Убыла́я вода, — вода убывающая или понижающаяся действием отлива. В том же значении и

56. Пала́я вода; о начале действия отлива говорят “вода запа́ла”.

57. Суха́я вода, — исполненный отлив, или море при низшем горизонте вод осушающее низкие берега и отмели свои.

58. Вода́. — Водою называет архангельский поморец, в смысле переносном, промежуток времени между каждыми двумя полными приливами или отливами: значит, около 12 часов. Итак, сутки он разделяет на две воды, и замечая при том состояние моря во время рассказываемого про[135]ишествия, тем самым означает время; например: “мы выехали на оленях на пало́й воде, приехали к месту на другой сухо́й”: — значить, поездка продолжалась около 15 часов. Таким образом промышленник в море имеет всегда свои карманные часы.

59. Мани́ха и

60. Больши́ца, — “В устьях Двины” — так повествует знаменитый исследователь вод нашего Северного Океана — “и далее от оных, к морю, до Зимних Гор с одной, и до Унской Губы с другой стороны, периодическое течение показывает весьма замечательные явления. Три часа после начала прилива вода останавливается на одном горизонте, и потом падает на 1 1/3 или на 2 дюйма, при чем иногда замечается вглубь направленное течение. Такое замедление прилива продолжается от 30 до 45 минут и называется манихою. После того прилив возобновляется, и говорят: идет большица, которая в 2 или 2 1/2 часа, или ровно через 6 часов по начатии прилива, приводить полный прилив”. См. Литке: Путешествие к Новой Земле.

61. Ще́лья, — высокий обрыв берега, скалистый или земляной; вероятно — испорченное ущелье.

62. Уго́р, — высокий берег моря; употребляется часто в одном значении с предшествовавшим словом.

63. Матери́к, — высокий земляной берег; от прилагательного матерый, сильный, большой.

64. Кошка, — так называются морские мели, осушаемые отливом и снова покрываемые, отчасти или вовсе, отливом. Ко́шкою также называется низкий берег морской у подножия высокой щельи, или угора. Это слово взято из лопарского ку́ошк, которым означаются морские мели, равно как отмели и по́роги в реках, и даже самые водопады рек. Финское коски, также означает водопад.

65. Ку́йпака, — называется та часть кошки, которая обнажается каждым последним отливом; таким образом, куйпака бывает широкая при высоком приливе и наоборот; а в бурную погоду, при морском ветре, и вся кошка делается куйпакою. Быть может слово это имеет свой[136] корень в славянском языке, составясь из слов: докуда и паки, т. е. “докуда опять вода поднималась.”

66. Корга́, — подводная скала; в Кольском Округе. Происходит, конечно, от Финского прилагательного korkia, “возвышенный”, употребляемого как существительное для означения скалистой горной высоты; так на острове Гохланде горы: Louna korgia, Pohia korgi, и т. д. Здесь: возвышающаяся над морским дном скалистая высота.

67. Подво́дница, — значение тоже, и также употребляется в Коле.

68. Поливу́ха, — низкая ска́ла в море, которая покрывается, поливается приливом, а отливом снова обнажается.

69. Па́хта, — скала возвышающаяся над поверхностно моря; так в Кольской Губе: Абрамова Пахта, Пиногорева Пахта, и др. Взято с лопарского пахьк, означающего гору; в Кольском Округе.

70. Стами́к, — высокая скала, возвышающаяся крутым обрывом над морем; происходит от глагола стоять; употребляется там же.

71. Лу́да, — скала в море, низкий скалистый берег, и скалистое дно. Происходит от финского слова лу́ото, означающего небольшой остров, скалу морскую и мель.

72. Щерло́пы, — высокие скалистые обрывы.

73. Ва́ра или ва́рака, — всякая возвышенность почвы, холм, гора; взято с финского и лопарского ва́ара, означающего у Финнов скалу, гору вообще, а у Лопарей — гору с плоскою вершиною. Употребительно в Русской Лапландии; так близ Колы находятся горы: Солова́рака, Караульная Ва́ра, и другие.

74. Хибе́нь, — в Кольском Округе; означает также плоские гористые возвышенности, каковы, например, Имандровские Хибены́, или просто так называемые Хибенские Горы близ озера Имандры; и Ловозерские Хибены к востоку от Умбозера. Слово это, по уверению Лопарей, чуждо их языку; взято, оно, конечно, с финского уменьшительного hyypp äinen означающего небольшой холм.

75. Степь; — степями в Мезенском Округе называются плоские безлесные возвышенности, простирающиеся кряжами среди лесистых равнин, и разделяющие системы вод; например Чушовска́я Степь, и другие. [137]

76. Логови́на, лог, — ущелье, узкая долина.

77. Мурга, — так называются, по реке Пинеге, воронкообразные впадины почвы, свойственные странам лежащим на гипсовом основании, и образуемые земляными провалами над пластами разрушенными действием подземных источников.

78. Лапта́, — в Мезенском Округе означает обширную равнину; так, например, часть Малой Земли Самоедов называется Малоземельскою Лаптою, а обитатели ее Малоземельскими Лаптандерами; так Колвенская Лапта по реке Колве, и проч. Слова́ эти чисто самоедские.

79. Ту́ндра, — слово это, ныне вполне усвоенное русским языком, происходить от финского ту́нтури, которым означаются высокие плоские вершины гор, по возвышенному своему положению не производящие лесов, но покрытые мхами и поростами, сменяющимися низкими подгорными травами, а инде мелким кустарником. Как в верхнем, безлесном севере все равнины принимают свойство этих возвышенностей, то Русские и отнесли к ним общее название тундры. Самоедскому же языку слово это совершенно чуждо.

80. Та́йбола, — в Мезенском и Пинежском уездах означает обширное необитаемое пространство, чрез которое ведет дорога, постоянная или в одно только время года дозволяющая сообщение; так Ве́рхняя, или Нисегорская Тайбола между рекою Мезенью и Пинегою; Нижняя или Кулобская Тайбола между Мезенью и Кулоем, и Вожгорская Тайбола, чрез которую ведет зимний путь от Вожгорского селения на Мезени к селению Устьцыльме на Печоре. Происходить вероятно от финского слова taipаlet, означающего расстояние по дороге между двух мест.

81. Ви́ска, — небольшая речка; общеупотребительно в Мезенском Уезде; взято от зырянского слова вис, означающего то же самое, и сродного с финским веззи.

82. Ру́чей, см. руче́й.

83. Россо́ха, — так называются отдельные речки или источники при верховьях рек, соединяющиеся в одну главную реку.

84. Паду́н, — водопад; в Олонецк. и Арханг. губерниях.[138]

85. Ни́ва, — словом этим, искаженным из лопарского ніива, в Русской Лапландии означаются незначительные пороги в реках.

86. По́лый, — открытый, отверстый; например: река по́ла, т. е. непокрыта льдом; двери полые, т.е. отверстые; оттуда

87. Полынья́, — открытое место во льду покрывающем во́ды; слово употребляемое во многих странах России, между прочим под самым Петербургом и потому едва ли областное.

88. Поло́й, — проток между двух рек или озер, который, периодически или по временам, наполняясь водою, служит к временному соединению меж рек или озер; так под самым городом Пинегою замечается поло́й, сливающий в весеннее разлитие вод реку Пинегу с р. Кулоем. Слово это происходит от глагола поливать; вода, которая льется обыкновенно одною рекою в известную сторону², в полноводие поливается в другую реку и в другую сторону. Точно так же произведено слово

89. Перело́й. — “Перелоем называется на Холмогорах лощина между Нижним и Глинским, так названная потому что во время ледохода, вода из Оногры в Двину переливается по сему удолу”. См. Крестинина: Начертание истории города Холмогор. Стр. 24.

90. Удо́л, — также употребленное тамошним историком, в приведенном месте, архангельское слово, значение которого в точности мне неизвестно.

91. Шар, — пролив между островами или между островом и материком; слово, знакомое между нашими географическими выражениями и общеупотребительное в Архангельском Поморье и по рекам, но которого происхождение все еще не было удовлетворительно объяснено; по моему мнению, это одно из слов, принятых архангельскими переселенцами от чудских аборигенов Севера, передавших нам свой язык, хотя вероятно несколько измененный, в языке[139] Нынешних Зырян, где действительно встречаем начало слова шар в выражении шор или шоор, означающем у них не только проливы между островами, или островом и твердою землю, но и рукава реки, с нею опять соединяющее, или же углубляющиеся узким протоком вдаль от берега, и теряющиеся без истока в болотах и стоячих водах. Последняя местность у Архангельцев означается названием курья́, а в прибрежии Нижней Оби — словом зор (испорченным иногда в сор, как Лямин-Сор и т. д.): вот и сибирский провинциализм от того же корня происходящий в принятый нашими промышленниками от соседних финских племен, для определения местности другого рода у этих Финнов одним и тем же словом выражаемой. Языку Самоедов слово это чуждо, и они употребляют его иногда в испорченном виде, выговаривая, по недостатку в языке их звука ш, как сар; но другое слово

92. Са́лма, — однозначительное слову шар по Мезенскому Поморью, происходить, быть может, из самоедского языка, где сал́-мам или са́лмам́, значащее в переводе “конец мыса”, могло, в переносном смысле, перейти для означения пролива образуемого между концами двух мысов; но, конечно, это лишь предположение, хотя для меня и вероятное. Адмирал Литке в Путешествии к Новой Земле, приводит еще замечание поморского промышленника, который утверждал, что слово салма относится только к проливам одного и того же моря, между тем как для проливов, соединяющих различные моря, правильнее употреблять слово шар. Но это конечно систематизирующая ученость промышленника, ни на чем не основанная: ибо шары между островами всех больших рек, вливающихся в Северный Океан, искони называются шарами, а никогда не именовались салмами как бы должно по системе того промышленника-языковеда.

93. Курья́ — узкий проток, вдающийся от берега далеко в твердую землю, где теряется в стоячих водах, без истока; см. № 91.

94. Кут, — конечная внутренность залива, реки, улицы и т. д. См. Фомина: Описание Белого Моря, Стр. 41. Это слово, быть может взято из польского языка, где озна[140]чает угол; если так, то оно зашло на север из Малороссии.

95. Губа́, — известное слово, означающее залив морской; перешло в русский язык из архангельского, или сибирского севера, равно как и

96. Нос — вместо мыс. Если Русские, как почти все европейские народы, не исключая Финнов и Самоедов, сравнивали устья рек с устами человеческого лица, то Архангельцы весьма естественно повели сравнение еще далее и нашли в очерке берегов к тем устам принадлежащие их губы и нос. По тому самому, губами, могли называться, и вероятно назывались первоначально, только глубоко в береге врезанные заливы (фиорды), ограниченные носами, какие во множестве замечаются по северным берегам нашим; для заливов же не глубоко вдающихся в матерую землю, и, следовательно, не ограниченных носами, существует поныне другое слово — ла́хта; и на карте вы не встретите ни одной настоящей губы, которая бы названа была лахтою хотя лахты иногда и называются губами, потому, конечно, что происхождение и с тем вместе точное значение этих слов мало помалу позабылось у самых поморцев, не открывающих уже более новых берегов, требующих новых названий местностям.

97. Ла́хта, — незначительный, неглубоко врезанный в землю залив моря; сравн. предшеств. слово. Происходит от финского слова ла́хти, означающего залив морской.

98. Гора́, — вместо берег; например: “вытащи карбас на́ гору”, т. е. на берег; оттуда прилагательное

99. Го́рний, — вместо береговой; “ветер горний”, т. е. береговой, с берега дующий.

100. Прилу́к, — этим словом означают Архангельцы внешнюю дугу речного берега, по которой в особенности стремится течение: “вода прилучается”, или “идет лук воды”; и эти во́ды при каждом разлитии подмывают здесь берег, обрезанный таким образом обыкновенно крутыми обрывами.

101. Наволо́к, — напротив того, есть низменный берег, где судно из воды волочится на сушу, — берег омываемый обыкновенно внутреннею дугою реки, и приращающийся[141] полноводии от наносов, вымываемых у подошвы высокого берега прилуков; наволоки по северным рекам изобилуют сенокосными травами, питающими тучный скот холмогорский.

102. Ла́йда, — прибрежная равнина, понимаемая весенним полноводием или высокими приливами морскими. Происходить от финского прилагательного лайто, “отмелый, низменный”.

103. Дыбу́н, — зыбкое, топкое болото в Мезенском Окр.

104. Ка́лтус, — клочистое , покрытое торфом болото; там же.

105. Са́хта — синоним предшествовавшего слова в тех же местах употребительный.

106. Ля́га, ля́жка, — лужа, лужица.

107. Ня́ша, — грязь.

108. Инька, — женщина не русская; так: самоедская инька, зырянская инька; употребительно в Мезенском Уезде; взято с зырянского инь, означающего замужнюю женщину.

109. Божа́тка, — мать по Богу, т. е. крестная мать; в Онежском Округе.

110. Крестиво́й, — крещеный в христианство самоедин; в Мезенском Округе.

111. Крестово́й; — Архангельцы имеют обычай брата́ться, т. е. заключать с одним, или несколькими из ближайших приятелей, союз братства, в знак которого меняются взаимно крестами, после чего называют друг друга крестовы́м братом. Обычай этот существует и в других странах России, и вероятно был некогда общим.

112. Брата́н, — двоюродный брат.

113. Жи́ло, вместо жилище, — всякое жилое строение.

114. Взво́зье, — бревенчатая настилка, покато ведущая со двора в верхний сарай, служащий обыкновенно сенником, под которым внизу находится хлев для скота.

115. Шуми́ха, или чуми́ха, — волостная изба, в которой собирается мирская сходка, причем, конечно, без шума дело не обходится; слово это впрочем и в Архангельске устарелое, мало употребительное.

116. Ло́поть, лопати́на, — одежда всякого рода: “одень лапоть, да пойдем.”[142]

117. Жи́ца (выгов. жиця), — пряжа.

118. Пожи́ток, — род грубой самодельной ткани в Архангельске.

119. Сукманина, — также самодельная грубая ткань; в Архангельске и других местах.

120. Тяжелко́, — старый обношенный кафтан, надеваемый когда крестьянин отправляется в тяжелую работу; в Холмогорском Округе.

121. Де́ленки или де́льнцы, — рукавицы, или перчатки, употребляемые для грубой работы; в Онежском Округе.

122. Бахи́лы, — большие, выше колена подвязываемые, грубые сапоги, употребляемые промышленниками.

123. Халя́ва, — неряха; неопрятный, беспорядочный человек.

124. Ка́пость, вм. Па́кость — мерзость, низость; оттуда глагол

125. Капости́ть, — напакостить, испортить; или сделать низкий, подлый поступок; и существительное

126. Капосту́н (в женск. капосту́нья), — пакостник, т. е. ничего незнающий, все портящий человек, или человек низкий, подлый.

127. Страда́, — сенокос: “пора идти па страду”; оттуда прилагательное

128. Стра́дний, — сенокосный; страдная пора́, т. е. время сенокоса; и глагол

129. Страда́ть, — косить сено; в Архангельске для сенокоса не употребляется.

130. Сто́йка, — обыкновенная русская коса; но в общем употреблении

131. Горбу́ша, — род косы с двояко выгнутой рукоятью, косы несколько походящей на серп, и перебрасываемой при каждом взмахе со стороны на сторону, причем крестьянин трудится над работою в согбенном положении, сгорбившись: это делает сенокос одним из самых утомительных полевых занятий северных жителей, делает его истинною страдою, страданием, и время сенокоса заставляет страдать весь север; но не один север, целая Сибирь в это время страдает, т.е. косит так же как и Архангельцы, горбушею: ибо русская коса, в Сибири литов[143]кою, а в Архангельске стойкою называемая, которою крестьянин косить стоя, не сгорбившись, следовательно с несравненно меньшим трудом, и здесь в весьма еще немногих местах, сколько мне известно, вошла в обыкновение. Общее употребление горбуши в Сибири и в Архангельске, общее название ее в той и другой стране, и наконец название литовки для русской обыкновенной косы, заставляют полагать, что в старину вся Россия страдала горбушею, и освободилась от этого страдания введением из Литвы тамошней косы, не проникшей еще доселе до отдаленных пределов Архангельского Севера и Сибири. Любопытно также мимоходом заметить, что в одном из языков, принявших сильную примесь от славянского, именно в латышском, глагол straadat вообще значить работать.

132. Кичиг, — шесть к одной оконечности несколько выгнутый и сплюснутый, употребляемый в Мезенском Округе для молотьбы хлеба. См. Быстрова: Описание города Мезени (в Ж. М. В. Д. за 1844 год: т. V, стр. 288).

133. За́рот, — стог сена.

134. Пожня, — сенокосный луг каждого отдельного владельца: “наши пожни на одном наволоке”.

135. Жито, — ячмень, и потом вообще хлебы поля. Происходит от глагола жать, и перенесено из Малороссии.

136. Ора́ть, — пахать землю.

137. Щерба, — уха, похлебка; зырянское слово, употребительное по берегам Печоры и Мезени.

138. Ша́ньги, — род хлебов из пшеничной муки, у крестьян в праздничные дни приготовляемых.

139. Зобёнка, — всякая корзинка, коробка, туяс: в Онеге.

140. Зыбка, — люлька для младенцев. Происходит конечно от прилагательного зыбкий, качкий.

141. Ципня́, испорченное черпня́, — всякий сосуд для черпания жидкостей; в Мезенском Округе.

142. Поро́чка, — в Архангельском Округе то же что ципня́ по Мезени.

143. Кубок, — слово, которым в старинном русском языке назывался металлический сосуд для питья; в север[144]ном наречии сохранилось для известной, не слишком малой меры водки, выпиваемой нашими Архангельцами как их нормальной и безвредной, из металлического же сосуда, служащего для разливания при казенной продаже; это четверка, по-сибирски четушка (сокращ. четвертушка), или четвертая доля штофа.

144. Ке́рста, — могила; в Онежском Округе.

145. Стено́к, или стенко́, — тень бросаемая предметом.

146. Обрать, — узда; в Онежском Округе.

147. Во́рга, — дорога; зырянское слово, употребляемое в Устьцыльме и далее вверх по Печоре.

148. Око́лица, — искривление прямого направления дороги, реки, или вообще всякого пути: “эку мы околицу дали!” Оттуда прилагательное

149. Око́листый, — извилистый; околистая река, дорога, и т. д.

150. Дверста́, вм. дресва; в Холмогорах и на Онеге.

151. Тала́н, — успех свойственный кому-либо в промысле; и потом вообще успех, удача в жизни: “плохой мой талан: зверя ищу — найтить не могу, жены искал, — нашел ”.

152. Бла́го, — очень, довольно, изобильно: например: “у него благо много оленей;” оттуда существительное

153. Благода́ть, — довольство, изобилие: “у него всякой всячины-то благодать”.

154. Болва́н, — идол языческих народов, в Архангельске — Самоедов, вырезанный из дерева или каменный. Отсюда прилагательное

155. Болванский, — нередко встречающееся в названиях местностей архангельского востока, и означающее место, где некогда поставлены были, или и поныне ставятся, самоедские идолы. Так известен Болванский Нос на юго-западной оконечности острова Вайгача: так находим Болванскую Губу при устье Печоры, и по трем самоедским тундрам много кое-где разбросанных болванских сопок.

156. Тальга́, — клеймо, или знак каждого самоедского родовича, употребляемый им для заклеймения оленей, при рукоприкладстве, и т. д.

157. Кома́рник, — капюшон из какой-либо легкой ткани, с мелкою сетью из конского волоса, заграждающий[145] лицо, надеваемый северными жителями летом, в комарное время, для защиты от несметного множества наполняющих воздух комаров.

158. Ико́та, — род истерической женской болезни, в особенности распространенной по р. Пинеге, и гораздо реже в Мезенском Уезде. Причиною недуга, обнаруживающегося временными припадками походящими на сумасшествие, почитают простолюдины порчу, или в злобное влияние известных людей на других, заставляющее

159. Ико́тницу, — т. е. особу, на которую переходит это влияние, против ее воли

160. Ика́ть, — т.е. обнаруживать подобные припадки дикого сумасшествия. Болезнь эта между женщинами по Пинеге почти столь же общенародна, как, в других странах кретинизм: замечу, однако, мимоходом, что быть может на половину между ею страждущими есть чисто притворная; ибо одно из удивительных свойств ее то, что она обнаруживается всякий раз, когда в присутствии женщины делается нечто ей неприятное, противное; вы закурите сигару — и пять женщин староверок, не терпящих, как вам известно, табаку, начинают все вместе, в одной с вами избе, затыкать платками рты и носы, вывертывать глаза, кричать дикими голосами, наконец произносить самые бесстыдные ругательства; это и есть икота, действие демона, вселившегося в эти безгрешные души: посмотришь на кутерьму, и рад бросить любимую Iafama, чтоб укротить тем беснования воплощенного в пяти женских телах дьявола. Таковы нити, которыми нежный пол по Пинеге опутывает своих супругов.

161. Ве́жа, — название жилища Лопарей по Мурманскому Берегу Российской Лапландии.

162. Чум, — так называются конусовидные кочевые шалаши, покрытые летом берестою, а зимою оленьими кожами, служащие временным пристанищем бродячей жизни по тундрам. Хотя Русские и приняли их издавна, вероятно от Самоедов, наименование их однако же не самоедское (ибо Самоеды называют свой кочевой шалаш мя), но, как должно полагать, древнее чудское, сохранившееся еще в зырян[146]ском названии чом к тому, поныне существуют еще предания, удостоверяющие, что Чудь в северных тундрах вела кочевую жизнь, как ныне Самоеды.

163. Чумови́ще, — место, на котором был расположен чум, снятый при откочевывании далее.

164. Ко́пище, — место, обыкновенно находящееся близь чума, где скопляется в тесную массу пасущееся вокруг чума стадо оленей, вытаптывая торфянистую почву его так, что часто не остается на ней ни травинки, и все превращается в черную перемешанную грязь. Эти копища многие годы сохраняют вид свой на тундре.

165. Нюк, — так называется верхняя, шерстью наружу обращенная, покрыта из сшитых вместе оленьих кож, которой в зимнее время покрывают коническую огородку шестов, заключающую в себе кочевой чум.

166. Подню́чье, — исподнее, под нюком лежащее, одеяло из оленьих кож, обращенное шерстью внутрь чума; точно так же как малица и совик или люпты и пимы в одежде самоедской, обращены: исподнее — шерстью внутрь или к телу, верхнее же — шерстью наружу; это веками испытанная, лучшая теория защищать себя от стужи.

167. Ямда́ть — откочевать с места; глагол взятый из самоедского: “пора нам съямда́ть, переямда́ть”.

168. Едома, — неимение оленей, следовательно средств к кочеванию в тундрах: “чрез падеж повыпали у Самоедов олени, и многие на едоме остались”; или: “летом бедные Самоеды на едомах сидят”. Происходит от самоедского слова еда, что значит пеший. Отсюда происходит, нередко встречаемое и в официальных бумагах, прилагательное

169. Едомско́й т. е. безоленный: “по озеру Харвею едомские Самоеды рыбу промышляют”.

170. Ма́лица, — самоедская шуба, без разреза впереди, на подобие рубашки, и носимая мехом к телу. Слово самоедское.

171. Сови́к, — шуба другого рода, также без разреза впереди, соединенная с капюшоном; Самоеды надевают ее поверх малицы, но шерстью наружу; по самоедски соуо́к.

172. Пани́ца, — женская шуба Самоедов, на их языке паны́, впрочем не употребляемая русскими женщинами, ко[147]торые заменяют ее несравненно более теплою мужскою одеждою, т.е. малицею и совиком.

173. Янди́ца, — по самоедски янды́, исподняя меховая одежда самоедских женщин, носимая шерстью к телу.

174. Пимы́, — по самоедски пизы, сапоги из кожи с оленьих ног, носимые Самоедами шерстью вверх, а в зимнее время и Русскими на севере.

175. Липты́ — по самоедски люпт, род чулков из мягкого меxa молодых оленей; они надеваются под пимы, шерстью к телу.

176. Tо́буры, — также и по самоедски, род коротких полусапогов, из кожи с оленьих ног; Самоеды употребляют их в сильные морозы еще поверх пимов, шерстью наружу.

177. Керёжка, — легкие сани, видом похоже па маленькую лодку, в керёжках Лопари -ездят на оленях, впрягая в каждую по одному, который мчит своего седока тундрами и снегами.

178. Утица, — легкие самоедские сани, употребляемые по тундрам, для езды на оленях, зимою и летом; взято с самоедского уто́.

179. Са, — прочный ремень, посредством которого запряженный олень тянет утицу; с самоедского.

180. Ля́мка, — широкий ремень, проходящий выше шеи и по плечам оленя, концами прикрепляемый к означенному ремню са, и таким образом в упряжи служащим оленю вместо хомута, между тем как са заступает вместо постромки. Впрочем, слово ля́мка, на самоедском по́дер, есть чисто русское, старинное, употребляемое между прочим также для наименования широкого ремня, посредством коего суда тянутся по рекам людьми бечевою.

181. Та́сма, — широкий ремень, который обвязывается через хребет и под брюхо оленя, в виде подпруги, для прикрепления к нему узды соседнего. Слово заимствованное не от Самоедов, которые называют эту часть упряжи ёндина; а быть может чисто русское, испорченное из тесьма́.

182. Сян, — узда, проведенная от головы одного оленя к тасме его товарища в упряжи, по левую руку; взято с самоедского.[148]

183. Tынзе́й — аркан, которым ловятся из стада олени; взято с самоедского.

184. Харе́й, — длинный тонкий шесть, которым подталкивают сзади оленей, для понуждения них; по самоедски называется тюрь; но слово харей взято от повелительного на самоедском языке харед т. е. “погоняй”.

185. Аргыш, или арью́ш, — кочевой обоз Самоедов. Слово зырянское, чудского происхождения.

186. Ме́сто — постель, или все что служить постелью, следовательно пуховик и в особенности оленья кожа, как обыкновенное ложе в тундре: “сколько мест ты вывез из тундры?” т. е. сколько оленьих кож?

187. Покопы́тные деньги, — так называется у Мезенцев и означается в официальных бумагах небольшая денежная подать, платимая русскими владельцами оленей в мирскую кассу Самоедов, за пастбу стад по тундрам, составляющим родовую собственность туземцев. Эти деньги платятся по числу оленей, с копыта.

188. Хо́ра — самец северного оленя; с самоедского, где это слово означает мужеский пол всякого животного, а без постороннего сказуемого — всегда оленя.

189. Ва́женка, — самка оленя, по самоедски яхадей; следовательно также неизвестного происхождения, вероятно слово чудское.

190. Бык, — кладеный олень, в особенности употребляемый в упряжь и для убоя.

191. Пы́жик — молодой олень до двухмесячного возраста, по самоедски суги́; также слово чудское; оттуда прилагательное

192. Пы́жичий, — мех молодых оленей, по мягкости шерсти много идущий в продажу.

193. Неблю́й, — олень от двух до трехмесячного возраста; по самоедски ня́блю.

194. Телёнок, — молодой олень вообще (пыжик и неблюй), а в более ограниченном смысле — трехмесячный и далее, до степени взрослого.

195. Лонща́к, или лонча́к, — олень, или вообще животное прошлолетнее. Происходит от областного выражение лони́, лони́с, т. е. в прошлом году.[149]

196. Чо́пурок, — на Лапландском Берегу Белого Моря существуют, отчасти, другие название для различных возрастов оленя, нежели какие употребительны у мезенских оленеводов. Так молодой олень, родясь пы́жиком, удерживает это название до Ильина Дня, а потом делается чо́пурком, оставаясь им до Покрова Дня (1 октября), когда чопурков убивают на малицы. Избегнувший гибельной участи чо́пурок отселе становится густошерстый зимний

197. Ло́панко а по достижении годичного возраста олень-самец называется

198. Ура́к (лончак по мезенским тундрам).

199. Во́нделка, — олень-самка годичного возраста (ва́женка по мезенским тундрам), который в женском поле не переменяет уже более название, а в мужеском с каждым годом получает новое:

200. Уварс, — двухгодичный олень-самец на третьем году своего возраста.

201. Ша́ламат, — трехгодичный олень на четвертом году возраста.

202. Ко́нтус, — четырехгодичный на пятом году возраста.

203. Бык, — пятилетний на шестой год возраста, где делают его быком, назначая для убоя; ибо для означения кладеных оленей и здесь употребляют слово бык, прибавляя по летам возраста вышеозначенный название: бык-ура́к, бык-у́варс, и т. д. Вместо слова бык употребляют также лопарские слова:

204. Ги́рвас и

205. Шарду́н — шарду́н-ура́к есть тоже что бык-урак т. е. кладеный олень на втором году возраста; шардун-у́варс тоже что бык-у́варс, и т. д.

206. Путь, — так называется морской промысел, свойственный известному времени года; например: зимний путь есть ловля взрослого тюленя, предпринимаемая около 1 февраля из-под селения Золотицы у Зимних Гор; или путь на Кедах — ловля молодого тюленя после 1 марта, предпринимаемая с места, называемого Кеды, и т. д.

207. Ка́рбас, — обыкновенная лодка на Двине, Мезени, Печоре и в Поморье.[150]

208. Шняка ́— так называются шлюпки, на которых промышленники объезжают лапландские берега́, занимаясь рыбною ловлей.

209. Ра́нщина, — род малого судна, употребляемого в Белом Море промышленниками.

210. Ли́хтер, — ладья, употребляемая для облегчения груза больших купеческих судов, чтоб провести их чрез бар, на устье Двины, в Архангельска около 20 иди 30 таких лихтеро́в занимаются этой выгрузкой кораблей как промыслом. См. Литке: Путешествие к Новой Земле. Слово это происходит конечно от немецкого Lichter.

211. Каю́к, — судно употребляемое торговыми людьми, плавающими ежегодно вниз по Печоре, для торгу с прибрежными ее жителями. Каюк печорской несет от 1,500 до 2,000, и редко до 3,000 пудов грузу; суда бо́льшого размера, поднимающие до 4 и 5,000 пудов, называются здесь барками, и разбиваются в Устьцыльме или Пустозерске, не возвращаясь вверх по реке. Каюки волжские напротив поднимают до 30,000, а Камские — до 35,000 пудов.

212. Па́возка, — большая лодка с прямым парусом, несущая до 300 пудов грузу, и сопровождающая суда большого размера, плывущие вниз по Печоре; лодки эти идут вниз нагруженные; в обратный же путь делаются необходимыми для каюков при трудном плавании вверх по мелководным рекам.

213. Сойма, и

214. Коч, — в старину так назывались ладьи, на которых ходили вниз по Печоре, и оттуда берегом Большеземельной Самоедской Тундры и Карским Морем, чрез полуостров Ямал, в Обскую Губу, для торговли с Мангазеею. См. Purchas, bis pilgiims. ч. III. стр. 549. Быть может однако, что иностранцы не поняли точного значения этих слов, и что кочем означали поморцы известное число вместе плывущих, кочующих, судов, соймами называемых.

215. Тёлдас, — дощаная устилка на дне карбаса.

216. Па́луба, — дощаная покрыша, устраиваемая над лодкою, в плавании по рекам, для защиты от дождя.

217. Му́рман (во множ. Мурмана́), — обитатель норвежских берегов. Происходит от скандинавскаго названия Норманов. Отсюда прилагательное[151]

218. Мурманский, — Норманский; так весь северный берег Русской Лапландии называется Мурманским Берегом.

219. Нордве́га, — Норвегия.

220. Гру́мант, — Шпицберген, и т. д.

221. Помо́ры , — вместо Поморцы; по Мурманскому Берегу называются Помо́рами промышленники кемские и онежские, выходящие сюда весною, чрез Терский Полуостров, для рыбной ловли; к зиме возвращаются они на родину водою, держась берегов.

222. Станови́ще, становье́, — удобное место для стояния у берега.

223. Отно́с, — отнесение вдоль от берега; гоняясь за тюленем на плывущих в море ладьях, промышленники нередко вместе с этими глыбами “попадают в отно́с”, т. е. относятся от берегов в неизвестную даль, где погибают без вести, если, по счастию, волны не выбросят их на какую-либо скалу пустынного острова Моржовца или на кошку морскую, и там, опять по случаю, не погибнут они с голода и холода.

224. Се́рка, — общее название тюленя (Рhоса groenlandica).

225. Ко́нжуй, — так называется также серка на Лапландском Берегу Белого моря, кажется двумя различными именами отличают, в настоящем случае, полы животного, как у взрослых лысу́н и у́тельга означают самца и самку; но в точности я упустил разведать то обстоятельство.

226. Белёк (во множ. бельки́), — тюлень покрытый белою пушистою шерстью, как он является на свет. Через нисколько дней по рождении, эта первая шерсть его начинает облезать, и белёк принимает название

227. Хохлу́ша, — которое превращается в

228. Плеха́нко — когда первой шерсти столько уже слиняло, что показываются черные плешины, поростающие короткою грубою шерстью. Из плеханка делается

229. Се́рка sensu strictiori, т. е. шестинедельный белёк, отложивший вполне свою первоначальную одежду, заменив ее другою, удобнейшею для будущего образа жизни. Это название остается тюленю до более зрелого его развития, [152]

достигнуть которого чрез годичный срок, он называется, если самец, то

230. Серу́н, — а если самка, то еще носит название серки до двухгодичного возраста, когда тюлень делается способным к плодотворению; тогда серун становится

231. Лису́н, — двухлетний тюлень-самец, а самка

232. Утельга, — двухлетняя самка-тюлень. Эти последние названия животное уже не изменяет.

233. Не́рпа, — другой род тюленя, Phoca hispida Fabr.

234. За́яц, морской за́яц, — третья особая порода тюленя, Phoca alligena Pall. Ото всех сих названий происходят относительные прилагательные: лысычий или лысуний, серичий, нерпичий или нерпецкий, заячий, и проч.

235. Залёжка, — в известное время под конец зимы, тюлени (Рhоса groenlandica) выбираются на обширные льдины, где лежат, иногда многочисленными стадами, в 500 и 600 голов вместе, в ленивом спокойствии, совершая действие соития.

236. Ла́мды, — лыжи употребляемые при некоторых зимних и морских промыслах, как например, при Конушином, и других.

237. Колги́, — длинные лыжи, особенного ли вида, или чистый синоним предыдущего слова — мне неизвестно.

238. По́сох, — шест, обыкновенно из черемухового дерева, около двух аршин длиною, вооруженный на одном конце

239. Xвостя́гою — т. е. железною застриною с выгнутым наружу, у ее основания крючком. Этим орудием колют тюленей.

240. Ку́тило, — другое орудие, при тюленьем же промысле употребляемое: это шест на оконечности с

241. 3азу́брою — родом гарпуна, или заостренного железа, с крючком на боку, насажанного на рукоять не плотно, а соединена с нею посредством веревки, длиною около 10 сажень, которая удерживает животное, пронзенное зазуброю, в руках ловца, на рукояти кутила.

242. Стоя́нка, — толстая веревка; это выражение произошло конечно от стояния судов на якоре, с помощью веревки; слышал я его в Кольском Поморье. [17]

243. Куко́л, кукля́, — род шапки из белого полотна, которую надевают, вместе с белою рубашкою, поверх зимней одежды, при тюленьем промысле (в зимний путь), дабы на льдах, покрытых снегом, по белизне одежды незаметно приблизиться на ружейный выстрел к добыче.

244. Тупи́к, — выгнутая узкая полоса железа с тупым острием, и рукоятью на каждой оконечности, — орудие которым выбривают кожи морских зверей, т. е. соскабливают пласт жира, устилающий внутреннюю полость их.

245. Юро́к, — известное количество вместе собранных однородных предметов; например: юрок оленей, юрок звериных кож и юрок вицей (прутьев). Это слово происходить, по всей вероятности, от зырянского (всегда подразумевая первобытный чудский, в зырянском сохранившейся) слова юр, “голова”, и, кажется, в первоначальном употреблении означало несколько голов скота, как и поныне говорим о животных, считая головами.

246. Кры́лье, — вм. крыло́, птицы.

247. Маха́ло, — также крыло, от глагола махать. От того же корня

248. Маха́вка, — длинный шест, втыкаемый в землю, на вершине коего веет платок, рубашка, или тому подобное, чтоб издали подавать условленный знак какого-либо действия; в промыслах весьма нередко встречается надобность употреблять или выставлять махавку.

249. Гуре́й, — так по Мурманскому Берегу Русской Лапландии называются конусообразно с заостренными вершинами сложенные груды камней, местами виднеющиеся с моря, и весьма важный для наших безкомпасных плавателей, имеющих по ним свои приметы о расстояниях, становищах, и т. д.

250. Ке́куры. — Слово это встретилось мне где-то в печати и, кажется, есть синоним предшествовавшему, по тем же берегам употребляемый.

251. Фете́ль, — сеть устройством своим похожая на обыкновенную связанную из прутьев морду, но в большем размере и с боковыми крыльями; употребляется по средней Печоре для улова рыбы.

252. По́плавь, — сеть с крупными ячеями до 300 сажень длиною, и на 3 или 4 сажени идущая вглубь, употребляемая для [154] ловли се́мги по Печоре, Мезени, и некоторым другим рекам. Она перебрасывается поперек глубокого фарватера реки, и несется по течению; один конец ее остается в руках промышленного карбаса, вниз по воде плывущего, другой свободен и влечется течением; поплавки во всю длину сети по одной, и привешивания тяжести по другой стороне, удерживают ее постоянно в вертикальном положении относительно к руслу реки; таким образом семга, идущая против течения, ударяется на пути своем в поплавь, и попадает в ячеи ее, пропускающая рыбу выше грудных перьев, но не дающие пройти ей целиком; обратно же выскользнуть из ячеи рыбе препятствуют перья.

253. Перемёт, — это сеть, устроенная как и поплавь, но глубиною немного выше сажени, употребляемая также для ловли семги в мелководьях моря, при устьях тех же рек. Она протягивается в прямом углу с чертою берега, отчасти по твердой земле, понимаемой водами прилива, и потом в отмелое море, сколь далеко позволяет то глубина его, что́ иногда распространяет длину всей сети верст на пять. Перемёт этот удерживается по всей длине своей постоянно в вертикальном положении посредством вбитых в почву кольев, и прибор стоит в течение всего улова. Каждый прилив покрывает перемет и приносить к нему рыбу, которая попадает в ячеи, как описано выше; после отливов промышленники объезжают перемет во всем его объеме, и вынимают из ячей засевшую в них рыбу.

254. По́езд, — простая крупная сеть в 2 или в 3 сажени длины и в сажень вышины, с которою две лодки плывут вниз по реке; ее вытаскивают, как скоро ударится в нее семга, идущая небольшими стаями (юрками) против течения. Употребляется в селении Поное по Лапландскому берегу Белого Моря.

255. Забо́р, — ряд кольев, который ставится поперек реки, для улова семги; В селении Поное. Оттуда глагол

256. Забира́ть реку, т. е. перегораживать кольями.

257. Переплёт, — плетеная из прутьев перегородка, которая ставится на некоторое расстояние от берега в реку, чтоб произвести выше течения ее за́водь (см. слово № 34), где стелется сеть, называемая гарва, для улова семги. В Поное.[155]

258. Га́рва, — сеть с крупными ячеями (в 4 вершка поперечника), около 10 сажен длиною, и в одну сажень вышины; она ставится в заводи за выдавшеюся скалою, или перепле́том (см. предшествовавшее слово) и в ячеи ее попадает семга. В Поное.

259. Мяти́ще — крепкая сеть, около 10 сажен длиною и сажени 4 глубиною, с ячеями около фута в стороне квадрата, употребляемая в селении Поное для ловли тюленей (нерпы и морских зайцев) посредством крюка.

260. Крюк, — сеть из 5 соединенных концами мятищ заграждающая низменный залив моря так, что пространство между выдавшимся невысоким мысом и берегом занято сетью, поставленною в виде крюка, вогнутого внутрь залива, и остается только узкий проход мимо сети в залив, куда заходят тюлени, но обратного пути найти не могут и запутываются в тенетах.

261. Ярус — прибор сетей, употребляемый для рыбной ловли по Мурманскому Берегу Русской Лапландии.

262. Ошкуй, — белый медведь; взято с зырянского названия черного медведя — ош; древняя Чудь быть может для того и другого зверя имела одно это наименование, отличая их, как ми мы по-русски, цветом шерсти; пришельцы же русские отнесли общее обозначение породы к невиданному дотоле ими виду, обладая уже в своем языке особым словом для другого вида.

263. Медведь стервя́тник, — черный медведь питающийся преимущественно мясом мертвых животных

264. Медведь травяни́к, — о котором русские обитатели лесистой страны Севера уверяют, будто бы он никогда не трогает пасущегося скота, а питается более ягодами и “Бог весть чем”. Referia refero.

265. Но́рник, — молодой песец (северная лисица), пока он не оставляет своей норы́; в августе и сентябре он становится

266. Крестова́тик, — так прозывается от своего серого меха, по которому тянутся черноватые полосы, одна вдоль но хребту, и две поперек, накрест ее пересекающая, к передним и задним лапам животного.

267. Чуха́рь — глухарь, глухой тетерев (Tetrao Vregallus).[156]

268. Мариу́ха, мара́кушка, — самка глухого тетерева.

269. Коса́ч, — тетерев (Т. Tetrix. L.) самец.

270. Пестру́ха, — тетерька, самка косача.

271. Рябь, рябо́к, — рябчик (Т. Bonasia L.)

272. Ку́ропать, — серая куропатка (Lagopus albus. L.)

273. Морской ла́дан, — янтарь, мелкими зернами инде на берега выбрасываемый морем; ладаном этим жены окуривают иногда сети мужей, ожидая от того счастливого улова рыбы.

274. Морское ма́сло, — мягкое животное из класса acalephae, плавающее иногда на поверхности вод; промышленники вывозят его домо́й, как лекарство в разных болезнях, предполагая в этом морском масле сокровенные целительные силы.

275. Прочи́ка, — первая молодая зелень, весенними ночками показывающаяся на деревьях, и первая из земли выходящая трава.

276. Ви́ця (обыкновенно выговаривается ви́чя), — гибкий прут, хворостина (в Мезенском Округе); слово, кажется, финского происхождения.

277. Ко́мель, — ствол дерева, от зырянского кы́мель; отсюда прилагательное

278. Зако́млистый — суковатый; о стволе дерева.

279. Ка́ренга — суковатый обрубок дерева; и прилагательное

280. Каренгова́тый, — суковатый, то же что закомлистый.

281. Ва́кора, — суковатый лес, то же что каренга.

282. Коко́ра, — остаток толстого древесного ствола с корнем вырванного бурею или водами, или павшего от времени. Слова́ эти без сомнения финского происхождения, и в окончании их я вижу финское слово ку́opu (по эстляндски коор), русское кора́; это стволы, обнаженные от коры, ветхие.

283. Дуб, — кора лиственных деревьев: “березовый дуб выкуривается на деготь, а сосновая кора на смолу”.

284. Па́лик, — огоревший, опаленный лес; в Кольск. Окр.

285. Подбо́ры, — это, кажется, опушка соснового бора.

286. Поро́м, — так называется по притокам Мезени и Пинеги известное число сплоченных вместе бревен для поднятия их по рекам или по берегу морскому в другие реки[157] и речки, которыми эти поромы сплавляются до Архангельского Порта. Отсюда глагол

287. Спора́мливать, — т. е. связывать бревна в пором, сплачивать; и перепорамливать, т. е. развязав пором, связать его в другой вид, бо́льший или меньший, по числу составляющие его деревьев, против прежнего, смотря как требует того фарватер и другие обстоятельства.

288. Плита́, — техническое выражение, которым означают слой бревен, составляющих пором.

289. Щап, — так называется в Шенкурском Уезде, которого жители особенно занимаются смол окурением, засечка наискось топором в сосновое дерево, для добывания смолы. См. Лепехина: Путешествие и проч. ч. IV. стр. 435. Прим.

290. Засо́чка, засачивание дерева, — когда с соснового дерева соскабливается кора, с целью чтоб из обнаженного ствола высачивались на поверхность смолистые вещества его; в Шенкурском Округе. Там же, ч. IV, стр. 440.

291. Смельё, — расщепленные почти в лучинную толщину поленья соснового дерева, для выкуривания из них смолы; в Шенкурском Округе. См. там же.

292. Майдан, — яма выкапываемая в земле для смолокурения; в Шенкурском Округе. См. там же.

293. Пек, — смола или род канифоли, получаемая через перегонку сосновой смолы; летучие частицы сей последней удаляются в виде паров, а остающееся стекает из медного котла в бочки и называется пек. Так из скипидара возгоняется скипидарное масло, а остающееся смолистое вещество есть канифоль. Пековарение принадлежать уже к городскому промыслу Архангельска. См. Лепехина: Путеш. ч. IV, стр. 448—450.

294. Ера, е́рник, — всякий низкий кустарник по безлесным тундрам растущий, преимущественно же род березняка — Betula nana L.

295. Желому́дник, — род жимолости, Lonicera Pallasii Ledeb.

296. Кобыли́ца, — тот же жимолостник.

297. Кислица, — красная смородина.

298. Зеленица, — Lycopodium complanatum L., употребляемая по Печоре для крашения шерстяных тканей которым придает бледно-желтый цвет.[158]

299. Торица, — так называется несколько видов растений из семейства крестовидных (в особенность Thlaspearense и Sisymbr. oheiranthoides), во множестве растущих на полях между ниворослей и которых семена, при неурожае, смолотые в муку, бедным жителям мезенского севера отчасти заменяют хлеб. (Прочие названий растений см. в моей “Флоре земель Архангельских Самоедов”).

300. Едный, — единый, один: “мы ни едной рыбинки не уловили”; “нас ни еднаго силы не стало”; впрочем, это слово почти общее в русском простонародии.

301. Доро́дный, — хороший; и как наречие: дородно — хорошо, каковы твои кони? дородны; сделаешь — ли это? дородно, сделаю.

302. Баско́й, — ясный, красивый: “баско время на дворе”, т. е. ясная погода, и “баска девка”. Отсюда глагол

303. Баситься, — охорашиваться: “как ты ни басиссе, все уродом останессе”.

304. Солнопе́чный, — солнечный, ясный: “солнопечный день по Новой Земле на редкость когда выдается”.

305. Хрушко́й, — крупный; в Шенкурске.

306. Скро́пкой, — хрупкий, ломкий; там же.

307. Приглу́бый, — говорится о береге, вдоль которого значительная покатость почвы заставляет воды скоро углублятся: “по прилукам берег приглуб, а по наволокам мелок”.

308. Суровый, — шаловливый; в Холмогорском Округе. Отсюда глагол

309. Суроветься, — шалить, резвиться.

310. Пёхтусный, — маслом пёхтусным называется нетопленое масло, продаваемое в Петербурге под названием “чухонского”; слово это, кажется, финское.

311. Яловый, — говорится о животном, не принесшем в известное время плода; например: я́ловые гусыни, которые в летнее время не вывели птенцов; я́ловая кобыла, кобыла не ожеребившаяся. Противоположное тому

312. Детни́к, — имеющий детей, птенцов; собственно имя прилагательное, измененное в существительное; подобные прилагательные иногда встречаются в архангельском наре[159]чии; например: ма́лец вместо ма́лый; так и в общегосподствующем русском говорится порою: делец—человек, вместо деловой человек, и проч.

313. Ленно́й, — вылинялый; ленные гуси, и т. д.

314. Комо́лый, — безрогий; по Печоре и ее притоках между рогатым скотом встречается много комоло́го, не имеющего рогов.

315. Живо́й, — не спящий; например: “по вечеру, как это приключилось, вся деревня была еще жива́”.

316. Жить, — не спать, бодрствовать; отсюда

317. Зажи́ть, — проснуться, начать движение: “мы зажили утром рано”; или “вода зажила в берегах ”. См. № 53; и

318. Нажить, — достать, добыть: “сходи наживи мне веревку”.

319. Запада́ть, — начинать падение: “вода запа́ла в берегах”, т. е. начала понижаться, падать.

320. Попадать (куда), — быть в движении куда-либо, латинское tendere: “мы попадали на судах в Нордвегу”; “попадали домов пешие или на оленях”; отсюда

321. Попа́сть, — достигнуть до места; “мы попали из Архангельска в Колу в неделю”.

322. Поко́сить, — плыть морем: “пора нам выпокосить”, т. е. отплыть; или “судно скоро покосить”, плывет.

323. Идти в хоз, — идти на разведку; слово техническое, употребляемое при тюленьем промысле, где “отправляются в хоз” для разведания залёжки тюленей.

324. Па́русить, — исполнять действие паруса, как в движении противодействующем направлению ветра или воды, так и в покое, стремящемся удержать те силы; например, тело идущего парусит в ходу против ветра, но не наоборот; или — снятыми с судов и протянутыми поперек течения парусами парусят малые реки при мелководии, чтобы поднять высоту воды и образовать фарватер.

325. Опру́жить, — опрокинуть: “не опруж телеги на косогоре”; в Архангельской и Олонецкой губернии; это испорченный глагол обрушить; отсюда с переменою предлога произошло

326. Запру́жить — опрокинуть на воде и потопить: “мы запружили в реке весь груз”.[160]

327. Паха́ть, — мести; так подпахать, выпахать, вместо подмести, вымести; например: “выпаши двор”.

328. Напаха́ть, — запасти, накопить: “мы напахали сена на зиму”.

329. Робить, — работать, делать; слово малороссийское, общеупотребительное в Архангельской Губернии равно как и в Сибири.

330. Ерколта́ть, — собрав в юрок особенными призывными звуками оленей, обычных к упряжи и тем звукам послушных, окружают тот юрок веревкою, к которой привязывают число их, назначаемое для предстоящего употребления, прочих отпуская на свободу; это называется техническим с самоедского взятым, глаголом еркокта́ть.

331. Очынжа́ть, — заболеть цингою.

332. Завира́ть , — завертывать, связывать вместе; например, завирают в юрок кожи, т.е., свернув их, связывают вместе.

333. Выбрива́ть, — соскабливать тупиком слой жира, покрывающей нижнюю полость кож у морских зверей. См. № 224.

334. Толкова́ть, — понимать: “понимашь ли друг”? ответ: “толкую”.

335. Повалиться, — спать, лечь спать: “мы поутру долго повалились”, т. е. проспали; и “пора нам повалиться”, т. е. лечь спать; но говорят также: “пора нам легчи повалиться”.

336. Нарядиться, — вообще одеться: “и нищий наряжается в свою ло́поть”; в повелительном говорят нарядься, вместо нарядись.

337. Ротиться, — произносить клятву.

338. Брататься, — заключать союз брат́ства; см. № 111.

339. Отливаться; — промышленники, на легких судах или карбасах удаляющиеся от берегов будучи застигнуты сильною бурею в открытом море, для избежания гибели в волнах, избирают, по своему мнению, последнее средство, и начинают отливаться салом, т. е. бросают в воду от времени до времени жидкий жир морских животных, который, расстилаясь тончайшим слоем по ее поверхности, укрощает несколько бушующие зыби, не давая им подниматься столь высоко, чтоб могли потопить карбас. Сред[161]ство это в Архангельском Поморье известно каждому; но действительно ли оно в самом деле, о том спорят еще ученые физики, между тем как промышленники продолжают отливаться и — спасаются.

340. Тепе́рьво — теперь; в Архангельске.

341. Оно́гдась, или оногда́сь, — намедни; в Кольском Округе.

342. Ономе́дь, — намедни; там же.

343. Ономня́сь, — намедни; там же.

344. Пося́дни, — намедни; в Архангельском Округе.

345. Лони, лонись, — в прошедшем году: оттуда прилагательн.

346. Лонско́й, — прошлогодний, и существительное Лончак; см. N 195.

347. Вёснусь, — прошедшею весною.

348. Ле́тось, — прошедшим летом.

349. Осене́сь, — прошедшею осенью.

350. Зи́мусь, — прошедшею зимою.

351. Утрось, — в прошедшее утро.

352. Ноче́сь, — в прошедшую ночь. По той же аналогии, и в общем русском просторечии говорится: вчерась, позавчерась, вместо вчера, позавчера (третьего дня). Некоторые из приведенных наречий сохранились и в других странах России.

353. Ингод, или инго́д, — иногда.

354. Та́мотка, — там.

355. Ту́тотка, — тут.

356. Тамья́к, — туда, и Потамья́к, — более туда, более в ту сторону: “держи карбас тамьяк в море”, или “потамьяк дале от щельи”; в Кольском Округе.

357. Судая́к и посудая́к, — сюда, и более сюда, более в ату сторону: “правь судаяк в становище”, или “правь посудаяк, ближе к берегу”; в Кольском Округе.

358. На верёх, — на верх,

359. Межь — между.

360. Вместя́х, — вместе.

361. Быва́т, — может быть; сокращенное бывает.

362. Лиша-бы, — лишь бы.

363. Когды́ нет, — почему нет?[162]

364. Що, — что (вопросительное); слышно часто в Мезени; взято из малороссийского.

365. Пошто́, — почему, зачем, для чего (вопросительное).

366. Та́ко, — так; славянское, часто употребляемое слово.

367. Ино, — так; в Устьцыльме и по средней Печоре.

368. Ново́й, — иной, другой.

369. Ражово́, — так и сяк, посредственно; в Шенкурске.

370. Нема́ка, — не дурно, порядочно; в Шенкурске, а иногда и в Мезени: “как твое здоровье”? “немака, живу помалу”.

371. Пора́то, — очень, весьма: “порато дородный” т. е. очень хороший.

372. Та́рко (в сравнительной степени парче́е) — сильно, крепко; в Мезени; происходит, быть может, от существительного пар, и взялось из паровых бань русских.

373. Hа́-повод, или на по́вод, — по течению реки или морского потока.

374. На про́тивень, — против течения вод.

АЛФАВИТНЫЙ СПИСОК ОБЪЯСНЕННЫХ СЛОВ

[163]

[164]

[165]

[166]

[167]

Примечания

1. Спустя несколько времени по окончании предлежащей статьи я имел случаи ознакомиться с богатым собраньем провинциализмов Северного Наречия, поданным в новейшее время и в немногих экземплярах (особенным оттиском из Архангельских Губернских Ведомостей) жителем города Архангельска, г. Кузмищевым; не только рад уступить ему первенство на этой стезе как природному Русскому, но и должен заметить, что сборник его, как долголетнего жителя северного поморья, содержит в себе гораздо более слов, нежели сколько собрано их мною. Несмотря на то, сличив поверхностно тот и другой труд, я решился передать в распоряжение общества настоящую статью, которая не только в изъяснении многих слов может служить дополнением к статье г. Кузмищева, но и содержит в себе выражения неупомянутые в его сборнике, чем доказывается, что труд над предметом нас занимавшим немало еще не окончен; наконец, так как обе статьи писаны независимо одна от другой, то они взаимно послужат себе поверкою, почему самому я не счел за нужное подробное их сличение, отнюдь не дозволил себе никаких перемен или поправок там, где мои известия могли не согласоваться с замечаниями моего предшественника. А. Ш.

2. Ученый исследователь финских языковь г. Кастрен производит это слово от Финского корня (см. Bulletin hist. philol. de l’ a cad. Imp. des Sciences de St.–Pet. III. 1847 р. 142), что однако несправедливо; оно чисто русское.

* Несовпадения или опечатки в оригинале . Оставлено как есть. (И. В.)

© Текст Александр Иванович Шренк, 1850 г.

© OCR Любовь Трифонова, 2010 г.

© Расстановка ударений Светлана Ли, 2010 г.

© Корректура и HTML И. Воинов, 2010 г.