Избранная статья из Лексикона Плюшара — одной из первых русских энциклопедий, издававшаяся в 1834—1841 годах.

Энциклопедический ЛЕКСИКОН, том 7, Бра-Бял, САНКТПЕТЕРБУРГ, 1836 г. Отпечатано в типографии А. Плюшара.

[835]

БЕЛОЕ МОРЕ.

Пространство этого моря можно принимать в тесном и в обширном смысле. В первом оно составляет только залив Северного Океана, между мысами Святой Нос и Канинский, под 68°6' — 68°40' с.ш. и 43°20' — 39°40' вост. долг. от Гринвича, далеко вдающийся в твердую землю на юг, до устья Северной Двины. В обширном значении, под название Белого Моря можно включить прибрежные воды от Норвегии до Св. Носа. Тогда крайними точками будут Варангерская бухта и самая западная оконечность полуострова Канина. Мы примем Белое Море в этом последнем значении, во-первых для того, чтоб не упустить из виду прибрежных частей моря, которые не имеют определённого названия, и во-вторых, потому, что они представляют несколько хороших гаваней, якорных мест и рейдов, описание которых с рыбными и тюленьими ловлями, всего приличнее соединить с описанием Белого Моря. — Весьма вероятно, что еще Отер, Охтер или Октер, современник Алфреда Великого, посещал эту часть Океана и Двину; но он не выходил на бе[836]рег. В его время там жил по берегам народ, говоривший по Финнски; о Славянах Отер вовсе не упоминает; Нестор же называет прибрежных жителей между Двиною и Печорою «Заволоцкою Чудью». Когда Русские распространились по этому берегу, и в какое время впервые плавали по Белому Морю, неизвестно: но уже в половине IX века, эта Чудь платила дань Новгородским Славянам, да и некоторые названия рек, островов, мысов и других урочищ чисто Славянские. Каким образом впоследствии внимание Русских случайно было обращено на эту часть обширных берегов и вод их, увидим ниже. Древнейшая карта Белого Моря находится в первой части собрания морских карт, называемого «Голландский морской факел». В 1756 году штурман Беляев послан был для составления карты Белого Моря, или лучше сказать для описания его берегов; он начал с Мезенской губы и в следующем году кончил у Никольской косы, при устье Двины. Это описание очень подробно и выхваливается одним из новейших плавателей по Белому Морю, Г. Литке. В 1758, Голландцы Петит и Роботан издали карту этого моря, которая заключала в себе и Мезенскую губу, и повидимому, имела основанием первую карту из «морского факела». Описание Беляева продолжал капитан-лейтенант Немтинов и включил в него весь «летний берег», от устья Двины до Онеги; но, по уверению Г. Литке, труд Немтинова во многом уступает первому. По этим описаниям и по Голландской карте сочинена новая, неизвестно кем, которая употреблялась в России до 1778 года, хотя и в ней было весьма много ошибок. В 1777, лейтенант Пусторжевцов описал берега около устьев Сумы, Шуи, Кеми, и группу Соловецких Островов; лейтенанты Петр Григорьев и Дмитрий Доможиров описали Терский берег, и предпринимали первое измерение глубины. Все эти материалы послужили к составлению новой карты, которая очень хороша в подробностях, но не в географическом отношении, потому что не основана ни на каких астрономических наблюдениях. В Российском флоте пользовались ею в течении 20 лет. Потребность лучшего путеводителя становилась однако же безпрестанно чувствительнее для адмиралтейства и мореходцев, и правительство приказало снять море на карту в течение четырех лет, с 1798 по 1801 год, разделив его на 16 участков. Этот важный труд совершен морскими офицерами и штурманами, под руководством генерал-майора Голенищева-Кутузова; главные пункты определены астрономически, и по ним составлена при адмиралтейств-коллегии большая карта, которая издана в 1806 году. В то же время командир Архангельского порта, адмирал фон-Дезин, приказал из тех же материалов составить генеральную карту Белого Моря; это сделал штурман Ядровцов. Карта его не была выгравирована; копия же с нее, неизвестно каким образом, попала в Англию, где напечатана, и по сие время употребляется Английскими мореходцами. Но и карта Г. Кутузова еще многого оставляет желать, особенно в отношении отмелей; поэтому в 1823 году бригт Кетти, под командою лейтенанта Домогацкого, вышел в море для измерения его глубины, но успели намерить удовлетворительно только две отмели; для продолжения начатого дела был отправлен лейтенант Давыдов. Новейшие поверки и дополнения о берегах Белого Моря принадлежат Г. Литке, который лет десять тому назад совершил троекратное путешествие по этому морю и около берегов Новой Земли, с отличною точностию и подробностию снял на карту Мурманский берег, от Норвежской границы до Орлова Носа, и около него измерил глубину. Плавание по Белому Морю в Северный Океан, совершенное в 1833 году знающими мореходцами, на счет Архангельского купца Брандта, не умножило сведений о нем, а имело предметом обозрение моря за Вайгацким проливом. — В том месте, где на северозападе начинается Русский берег, неподалеку от Варангского Залива, находится большой, каменистый полуостров Рыбачий, с гаванью «Новая Земля»; он соединяется с материком весьма узким перешейком, и от него выдаются мысы Кекурский, Лавышев и Шарапов; на юговосток от него впадает в море речка Ница, на северозапад Печенга; до устья Туломы, на котором стоит Кола, находятся две бухты, Мотовская и Ура. Берег безпрерывно утесист и каменист, и несколько изменяется уже за [837] Орловым Носом. Мотовская губа образуется материком и полуостровом Рыбачьим; она очень длинна, достаточно глубока, и могла бы служить хорошею гаванью, еслиб не была так отдалена от всякого торгового пути. Ежегодно прибивает в нее несколько мертвых китов, иногда до десяти, по показаниям Лапландцев. За бухтою Ура следует мыс Поганый Наволок, потом Кольская губа, которая постепенно суживается к Туломе, так, что нельзя с точностию определить пределов той и другой. Город Кола, стоящий в глубине губы, не составляет собственно гавани: песчаные отмели не позволяют подходить к нему даже средней величины судам. Настоящий порт называется Екатерининским или корабельным, и находится неподалеку от моря, в некотором разстоянии от города от города, в небольшой губе. Настоящее якорное место, в проливе, между материком и островом Екатерининским, который простирается параллельно с берегом, имеет в длину 2 версты, в ширину от 200 до 500 сажен. Пролив между островом и берегом, на юговосточном конце песчаной отмели, представляет только узкий фарватер в 40 сажен ширины, а вообще имеет от 200 до 350 сажен ширины, от 8 до 40 глубины; уклонение магнитной стрелки в этом месте 1°31', на запад. Во время прилива прибывает воды на 10 футов. Екатерининская гавань безопасна, но вход в нее, при некоторых ветрах, затруднителен; купеческие суда, приходящие в Колу, большею частию предпочитают Кильдинский рейд. В 1741 году в Екатерининске зимовали три Русские линейные корабля и фрегат. С востока Зеленецкий Нос образует вход в Кольскую губу, а еще несколько далее к востоку возвышается в море остров Кильдин, имеющий 9 верст длины и от 1½ до 3½ ширины; северный берег его очень крут; поверхность образует узкую, почти горизонтальную площадь, возвышенную около 500 футов над уровнем моря, и летом покрыта прекраснейшею зеленью. От северного ската земля понижается четырьмя уступами к юговостоку, и этот берег ровен. Пролив, образуемый островом и землею, имеет от 350 до 1500 сажен ширины; на западном конце его находится остров Медвежий, которым суживается фарватер до 300 сажен. Глубины в проливе от 25 до 50 сажен, и на этом рейде есть несколько хороших якорных мест. Магнитная стрелка уклоняется на запад на 1°2'. Кильдин известен растущими на нем во множестве грибами моховиками. От Кильдина на запад находится Малый Олений островок: это собственно продолжение Белого Носа, повыше впадающей здесь Оленки. Бухта, образуемая этим носом и островом, называется Портниха, имеет 7 верст в длину, от 2 до 40 сажен глубины, и может служить хорошим якорным местом. Магнитная стрелка уклоняется здесь на 1°22', на запад; прилив бывает только в 6½ футов. Вскоре за Оленьим островом следует к юговостоку бухта Териберская, со впадающею в нее, довольно значительною Териберкою, в устья которой есть хорошее якорное место; потом несколько шхер, называемых «вороные луди», нос и острова Зеленецкие, и за ними Большой Олений остров, где также есть якорное место. Отсюда до Семи Островов берег чист; эти семь островов называются: Харлов, Большой и Малый Зеленец, Вишняк, Кившин, Большой и Малый Лицкий. Пролив между ними и материком имеет от 12 до 13 верст длины, от 2 до 3 ширины, и от 2½ до 40 сажен глубины, но доставляет защиту от немногих ветров, и потому не представляет хорошего якорного места. Магнитная стрелка уклоняется только на 30' на запад, прилив простирается до 12 футов. Непосредственно далее следует Корабельный нос, а потом на юговосток остров Нокуев, или по-прежнему Наголь. Он высок, лежит близко берега, и образует с материком две бухты: северная имеет глубины от 4 до 26, южная от 4 до 23 сажен; во вторую впадает Варсина. При некоторых ветрах вход в эту бухту затруднителен; магнитная стрелка показывает в ней прямо на север. За Нокуевым островом следует Нос Черный; первый находится в самой бухте; потом нос Клятны, и наконец Святой нос. Последний простирается в море, в направлении на северозапад, в виде укого и длинного мыса, и оканчивается косою, на которой стоит возобновленная в 1828 году деревянная сигнальная башня, которая во время прилива возвы[838]шается над морем на 13 саженей; она выкрашена белою и красною краскою, и при ясной погоде видна издалека. От Святого Носа берег начинает склоняться прямее к югу; показывается широкая бухта Лумбовская; пред входом в нее находится остров того же имени, который еще неописан; потом берег идет прямо на юг до Орловского Носа; близ него находится около десяти отмелей, еще неизследованных надлежащим образом. Между Лумбовским островом и твердою землею самые большие ладьи могут безопасно стоять на якоре, но купеческие суда никогда туда не заходят; вблизи лежат многие безименные острова. Между Орловским и Святым Носами находятся сверх того: небольшая бухта Бокалда, устье реки Русенихи, речка Орловка, в которую могут входить только малые суда; далее Острые Лутки, Качаловка, Немецкая Виловата, Городецкая Каковиха, Кашкаренцы, Старцова губа, Долгая губа, Святоносное становье, Волоковая губа — все небольшие губы, которые во время отлива совершенно обезводняются, или бывают чрезвычайно мелки. Бухта Каменная Корга, между Конюшенным Носом и рекою Шамокшею, есть хорошее якорное место, глубиною не менее 2½ сажен; на самом мысе большая рыбачья пристань. Между Колою и Святым Носом находится еще бухта Иоканка, окруженная высокими горами; она представляет и весьма безопасное якорное место; ее образует группа островов, которые идут параллельно с материком, и называются также Иоканскими; из этой группы три острова называются Обсушной, Сальный и Чаичий; прочие безименные. Бухта длиною от 10 до 12 верст, шириною от 250 до 1000 сажен, глубиною от 4 до 12 сажен, а близ Чаичьего Острова от 21 до 32 сажен; прилив бывает в 13 и 14 футов; магнитная стрелка уклоняется на 1° на восток. Гавань так обширна, что в ней мог бы поместиться целый флот, но имеет важное неудобство: ни одно почти судно не может выйти из нее иначе, как на буксире, потому, что ни какой ветер не забирает в ней, по причине высоких гор. Отдаленное положение этой бухты причиною, что в нее очень редко заходят суда. Здесь считаем уместным объяснить некоторые названия, употребительные только на берегах Белого Моря: это облегчит дальнейшее его описание. Остров Шпицберген у прибрежных жителей называется Груман; наволок значит мыс; сальма пролив; лахта заливец; луда отмель; кошка сухая песчаная мель; бережнее ближе к берегу; костливый окруженный отмелями; оглобень зыбь; корга подводные камни, или каменистая отмель; падун ледяная глыба неподалеку от берега; торас ледяное поле или груды льда; подшибить подойти; сувой — прибой или бурун, также и спор течения; матка компас; реить лавировать; живая вода открытая, свободная вода; голомянее мористее; грубый берег крутой берег; понос судна ход судна; тук сало; алапора пленка на верхней стороне сала; обора шнур гарпуна; спицы пики; попасть в шую попасть с карбасом между льдин; кутило крючок на конце ремня или веревки, на котором зверопромышленник тащит за собою по воде добытое сало; залежка стадо вместе лежащих или плывущих морских зверей; котляна артель из нескольких карбасов; покруть четвертая доля добычи на охоте или рыбной ловле, достающаяся нанятым людям, которые оттого и называются покрутчиками; вежа — шалаш. Кроме разделения берега Белого Моря на восточных и западный, разные его части означаются еще особенными названиями. Берег от Норвежской границы до Оленицы называется Мурманским (вероятно испорченное слово Норманский), и Русским; от Святого до Орлова Носа, Терским; некоторые же простирают это название до крайней северной точки Кандалакской Губы; от Оленицы до Кондалакса, Кандалакским; от устья Двины до Онеги, Летним; оттуда до Кандалакса Карельским; от Двины до Мезени Зимним; короткое протяжение между Кулоем и Мезенью, Толстиком. На Орловом Носу, на конце Терского берега, стоит на косе деревянная сигнальная башня (вторая от Святого Носа), вышиною в 46 футов, а с берегом возвышающаяся над морем на 166 футов. На югозапад от Оролова Носа впадает в Белое Море значительная река, Поной; устье ее образует Понойскую лахту, якорное место, безопасное от всех ветров, и составляющее отличную гавань для жителей значительного села Поной, стоя[839]щего в 5 верстах от моря, на реке; в их руках почти вся рыбная и звериная ловля Терского берега. Севернее Поноя, находится деревня Трехостровск, названная по трем небольшим островам, Вишняку, Кувшину и Корге; первый значительнее других, и пролив между ним и материком есть безопасное убежище ля самых больших ладей. Там стоит таможенная брантвахта для досмотра ладей, ходящих по Мурманскому берегу. Далее по берегу на югозапад и юг, находим параллельно ему простирающийся остров Сосновец, довольно длинный и высокий, на котором стоит Красная сигнальная башня. Она деревянная, в 46 футов вышиною, а от воды в 118 футов; далее на запад следует Бабий Нос, и потом немаловажная река Бабья, вытекающая из большого озера; она имеет около 60 верст длины. Бухта, в которую впадает эта река, по каменистому свойству грунта, не годится для якорного места и открыта всем ветрам. После нескольких ручьев и малых заливцев, следуют большая деревня Стрельна, Чапома, прибрежный остров Кулинской и село Пялица, на речке этого же имени; потом Чаванга, текущая в море из большого Чуповского Озера; ее устье, вместе с устьем Варсуги, составляет одно из лучших становищ на всем Терском берегу. Здесь находится деревня Чаванга. Следующая затем Варзуга, или Варсуга, есть значительная река, со многими притоками, и в связи с несколькими большими озерами. При устье ее стоит деревня этого же имени; здесь берег начинает изменять свое направление и обращается на северозапад; от этой реки можно считать начало Кандалакской губы. Вообще о береге моря до Орлова Носа можно сказать, что на нем, от Варсуги до Бабьей губы, нет утесов; в некоторых местах он покрыт лесом; оттуда же до Святого Носа становится утесистым, и вся растительность заключается во мхах, и кое-где, в мелком кустарнике. До Трехостровска он возвышен, но не крут; оттуда до Орлова Носа утесист и пересекается многими оврагами. На северовосточном берегу Кандалакской губы следуют деревни Кашкоранцы, Сальница и Оленица, с Оленьим Носом; потом широкая, но не длинная река Умба, соединяющая большое озеро Конво с бухтою; на восток от ее устья — три острова, которые образуют бухты — малый и большой Пир; между ними и Оленьим Носом бухта Веж, а в конце ее деревня Кузрецкая. На запад от Умбы следует остров Медвежий, потом речка Порья, заливец того же названия с деревнею; далее бухты Пилкова и Колвица, деревня Кандалакская, чрез которую из самых северных мест идет почтовая дорога в Кемь, и наконец, при впадении речки Канды, оканчивается залив в северном направлении. На западном его берегу, в направлении на юговосток, следуют: безименный остров, обширная Княжая Губа с двумя островами, Бабья Губа, опять три безименные острова, устье Черны, острова Губской и четыре безименные, против устья Керети, вытекающей из большого озера. Вся Кандалакская Губа имеет около 150 верст длины, от 20 до 40 верст ширины; с югозападной стороны оканчивается мысом Капсер или Пук-наволоком, несколько южнее устья Гридины, за которою вскоре следует Колгалка. Острова и утерсы Ямколуда, Нахкатлица, Ивановы-луды и Самбадулы, с лахтами Островною и Малою, находятся на этом берегу; кроме того Кемские поморские соляные варницы, на которых, посредством испарения морской воды, добывается дурная соль. Далее по берегу Вангинский залив, Кузскальская, Понгама и Студенецкая губы, до впадения Кеми, большой реки, в устье которой, на острову, стоит городок Кемь, рыбачья гавань; перед ним несколько групп островов: Горелые, Кузовские и другие. Вообще весь берег от Онеги до Кеми, и даже до Пур-наволока, как будто усеян небольшими островками; по берегам их рыбачьи ладьи всегда находят надежное убежище. Кандалакская Губа, напротив того, редко посещается; хотя в ней также есть острова, но дно дурно и глубина почти везде очень велика. Первый значительный приток, после Кузовских Островов, есть обильная порогами Шуя, которая оттого несудоходна; неподалеку от устья ее стоит рыбачья деревня Шуерецкой погост; потом следует длинный и узкий, усеянный островами залив; в него изливается пенящаяся река Выг, [840] двумя устьями: одно называется Шижма; на нем рыбачья пристань Сорока и деревня Шижимская. Отсюда берег обращается прямо на восток, до впадения Сумы; здесь стоит Сумской острог, или посад: это пристань, из которой большею частию отправляются богомольцы в Соловецкий монастырь. Прежде отправляли отсюда же и транспорты, идущие из С. Петербурга в Архангельск; но как подходить к берегу можно только на малых плоскодонных судах, особенно во время отлива, то пристань из Сумского острога переведена за 12 верст в сторону, где известна под названием Юрковской. До носа, находящегося насупротив группы островов, из которых самый крайний есть Сумостров, берег следует восточному направлению, но оттуда склоняется более к югу, принимает реки Нюхчу и Ухту, Унежму, Левешку, Малую Шуйку, Нименгу, Тапшенгу, и от последней идет опять прямо до реки Онеги. Неподалеку от ее устья стоит город Онега с таможнею: на этом пространстве есть три небольшие соловарни. Город Онега расположен в конце широкой губы, которая называется Онежскою; в ней разсеяно до 40 малых островов. Хотя город почитается портовым, однако же морские суда немогут проходить через отмели в устье реки, и якорное место находится далее на восток, в море, между Крестным, Шагловом и некоторыми другими островами, и материком. Из Онеги отпускают, почти исключительно, строевой лес; привоз маловажен. От этого города тянется берег на север и северозапад; на нем должно заметить реки Тамицу, Маложму, Нижму, Лямцу, и другие меньшие; между ними две прибрежные соляные варницы; потом следуют, против Соловецких Островов, узкая губа Пушлахта с селом; остров Никольской, против которого стоит деревня Золотница в конце острова: Ухт-наволок и Жогжинской, перед самою северною конечностию берега, которого восточная часть обнимает Онежскую Губу. Оттуда морской берег решительно обращается на юговосток; на нем встречаются деревни Дуракова, Лапшенга, Яренга и Сорока; потом — широкий Унский залив с узким входом; на обоих берегах его Рога Яренской и Унской или внутренний; на последнем рыбачья деревня Портоминская. Этот залив, в который трудно входить, по причине окружающих его кошек, в 1694 году спас жизнь Петру Великому, когда во время переезда Его из Соловецкого монастыря в Архангельск, поднялась сильная буря. Здесь и в прибрежном местечке Ненокотском, лежащем несколько далее на запад, есть опять соловарни; первые из них называются Красногорскими. Другие замечательные места по этому берегу, до устья Двины, суть Летние Горы и остров Жогжинской с рядом скал, в две морские или длиною, и сигнальною башнею во 100 сажен вышины, для судов, идущих из Архангельска в Онегу; они берут здесь лоцманов. Дно моря в этом месте состоит из песку и глины; в одной мили от берега только 8 сажен и более. Устье Двины (см. Двина Северная) состоит из многих островов, с маяком и разными сигналами для мореходцев. С восточной стороны идет к устью нос, по направлению с севера на юг, называемый Никольским; против него находится длинный остров Мудьюк. Залив между ними и материком называется «Сухим Морем» а вход в него между Мудьюком и Никольским Носом, в 175 сажен шириною, «железными воротами»; глубина в нем не значительна. Около этого места, говорят, потонули двое сыновей знаменитой Марфы Посадницы: тела их выбросило на берег недалеко от Никольского Носа, где они и похоронены (см. Борецкие). Отсюда берег идет прямо на север, и называется зимним, противуположный же летним, по обеим сторонам Унского Залива. Оба берега образуют Двинскую Губу. Из рек впадают здесь Мудьюга, Козла, Кереча и Югра; носом Керетским оканчивается зимний берег, и отсюда обращается уже на северовосток до Воронова Носа, против которого стоит остров Моржовец; этот берег не представляет ничего замечательного, исключая устьев рек Кеды, Майды, Мегры, Медведки, Товы и черзвычайно извилистой Золотницы, которая и значительнее всех. От Воронова Носа до впадения Кулоя и Мезени или Мизени, берег простирается к востоку и прерывается, кроме означенных двух больших рек, еще Койдою; устье ее представляет [841] хорошую пристань для рыбачьих ладей. Кроме этого якорного места есть другое у Кацнеса или Керетского Носа; у острова Моржовца также было бы хорошее место, потому, что он закрывает от всех ветров, если бы дно, при глубине от 5 до 7 сажен, было лучше; то же должно сказать об устье Кулоя. Мезенский рейд открыт почти всем ветрам, и отлив так силен, что суда подвергаются опасности быть сорванными с якорей; в самом море там много отмелей. От устья Мезени берег идет прямо на север. Вся эта полоса почти необитаема, если не принимать в счет нескольких родов Самоедов, живущих в подвижных вежах. В особенности заметна пустота по ту сторону Кии, и только от Чижи изредка встречаются люди. Этот берег, а с ним и Белое Море, оканчивается на север Каниным Носом. С полуострова Канина впадают только ручьи; они называются: Мгла, Неса, где иногда выгружается соль в Пустозерске на Печоре, Яжма, Черная речка и Чижа; последняя вытекает из болота, посредине полуострова Канина, и неподалеку от истока другой речки, Чёши, которая с противуположной стороны изливается в Мезенскую Губу. В прежние времена было здесь судоходство. Купцы, зверопромышленники и рыболовы из Архангельска и других мест перетаскивали свои карбасы через узкое пространство, отделяющее Чёшу от Чижи, и таким образом избегали длинного объезда около Канина Носа. Теперь обе речки почти совсем заросли и уподобляются более болотам. Весь берег от Архангельска до Канина Носа песчан и невысок; однако же в Носу становится несколько возвышеннее. По берегу растет лес редкой и чрезвычайно мелкой; несколько далее от берега есть хорошие луга, но вскоре за ними появляются тундры, покрытые мхом и вереском. Вход в Белое Море называют иногда коридором или горлом. — Мы уже сказали, что глубина Белого Моря по сие время еще не совершенно измерена; по крайней мере об этом предмете вовсе нет совершенно положительных сведений. Фомин считает наибольшую глубину в 100 сажен, но это, вероятно, слишком мало. Теперь считают на Белом Море десять отмелей, из них только три совершенно известны в отношении положения их. Две отмели при отливе обнажаются, прочие же всегда остаются под водою. Между Терским берегом и Каниным Носом есть отмели, называемые северными кошками; однако же они не опасны, а напротив спасительны. Между Каниным и Святым Носом огромные ледяные массы зимою садятся там на дно и не допускают полярных льдов в Белое Море; в начале июля их обыкновенно угоняют ветры. Неподалеку от Унской губы простираются далеко в море два ряда подводных камней; на нихто едва не погиб Петр Великий (см. выше); это Унские Рога; близ Ухт-наволока также есть камни. — О значительнейших островах Белого Моря, которые почти все необитаемы, упомянуто при описании его берегов. Кроме того, здесь еще находится группа Соловецких Островов (см. Соловецкие Острова). — Белое Море имеет правильный прилив и отлив, но еще нет точных и полных наблюдений на счет их особенностей. Среднее возвышение прилива перед устьем Двины и в открытом море полагается в 3 фута; при северозападных ветрах от 4 до 5, а при противуположных иногда не более 1 или 1½ футов. По словам Фомина, в Мезенской губе прибывает воды до 15 футов; при неблагоприятных ветрах, это вода чрезвычайно опасна для стоящих на якоре судов, по причине порывистой быстроты, с которою она стекает. При быстром приливе и бурях море высоко поднимается над обыкновенным горизонтом. Сильное течение отлива, замечаемое и в губе Иоканке и до Святого носа, еще не объяснено удовлетворительно, и в широте последнего называется Святоносским сувоем. Другое, по словам Г. Литке, также еще загадочное явление прилива, замечается перед Архангельском, в Двинской губе. От устья реки на восток до зимних гор, на запад до Унской губы, бывает особенное периодическое течение. Часа через три по начатии прилива, вода останавливается и упадает на 1½ и 2 дюйма; перемежка прилива называется манихою и продолжается 30-45 минут; потом прилив возобновляется, идет большица, и чрез два или два с половиною часа, а от начала прилива ровно через шесть часов, полная вода. Это явление оказывается [842] в самом узком месте моря, верст за 30 в обе стороны от мыса Кацнеса и до самого почти Архангельска. Кроме этого в Белом Море незаметно явственных течений.

Прозябение в прибрежных местах очень скудно, особенно в дальнем севере. От Норвежской границы, где берег состоит из голых серых скал, мхи покрывают землю и камень; только в разселинах скал и ущельях растут уродливые березы, по большей мере двух сажен вышиною. В окрестностях некоторых губ растет порядочный лес, но и то в разстоянии нескольких верст от берега. Ягоды же растут в большом количестве, брусника, морошка, смородина, черника, водяница и толокнянка; нет также недостатка в съедобных грибах. Все заливы наполнены стаями морских птиц. Хлебопашество, даже в окрестностях Архангельска, очень ненадежно и никогда не может быть значительно; иногда уже в исходе июля случаются морозы, от чего и произошла пословица: «пронеси Господи каменники шорохом (с 23 по 29 июля)». В некотором разстоянии от моря, на самом южном берегу и около Холмогор, растет превосходная трава, которая без изменения поддерживает отличную породу рогатого скота, вывезенного Петром Великим из Голландии, и безденежно розданного поселянам. В суровые зимы море замерзает на 5 и 6 верст от берега. Сильные ветры отрывают этот лед и носят его от одного берега к другому. Он образует большие глыбы, называемые падунами, а еще чаще гличерами. Зимою эти массы обыкновенно скопляются, и составляют обширные льдяные хребты, которые называются торасами. Не ранее июля начинают они исчезать, снег же на некоторых местах берега никогда совсем не тает. Вот причина густых туманов, которые до этого времени почти постоянно покрывают море, и, в соединении с сильными ветрами, делают плавание по нем опасным. Морозы большею частию наступают уже в половине августа, и ночи становятся темными; в сентябре начинаются бури, и потому безопасное для плавания время ограничивается шестью неделями. В иные годы можно бывает входить из Океана в Белое Море уже в июне, и тогда суда отправляются из Архангельска еще в мае, но это случается не часто. Летом обыкновенный ветер северный, наносящий туманы; осенью южный, с частыми дождями: этот ветер называется листопадом. В «коридоре» дуют большею частию северовосточные и югозападные ветры. Прибрежные мореходцы, рыбаки и зверопромышленники разделяют свой компас, которым однакоже редко пользуются, на 32 румба, и дают ветрам особенные названия; замечательно, что ныне из них те же самые, какие употребляются на Байкале. Вот номенклатура этого компаса: Север: стрик севера к полуночи; меж севера полуночник; стрик полночи к северу; полуночник; стрик полуночника к встоку; меж-всток полуночник; стрик встока к полуночи; Всток: стрик встока к обеднику; меж-встока обедник, стрик обедника к встоку; обедник; стрик обедника к полдню; меж-полдня обедник; стрик полдня к обеднику; Полдень или Лето: стрик полдня к шалонику; меж-полдня шалоник; стрик шалоника к полдню; шалоник или паужник; стрик шалоника к западу; меж-запада шалоник; стрик запада к шалонику; Запад: стрик запада к глубнику; меж-запада глубник; стрик глубника к западу; глубник или побережник; стрик глубника к северу; меж-севера глубник; стрик севера к глубнику. — Отражение лучей света на Белом Море в особенности заметно; ему должно приписать, что низкие берега часто кажутся мореходцу издали утесами, и что становится видимыми такие предметы, которые по обыкновенным законам зрения должны быть скрыты горизонтом. Это фата-Моргана Италиянцев, mirage Французов, locking Англичан. — Кроме рыбы и морских животных, Белое Море не доставляет никаких особенных произведений; редко находят немного янтарю, называемого «морским ладаном», в мелких зернах, именно около Чижи, Яжмы, Валенги, Васкиной и у Святого Носа. На полуострове Канин и между Поноем и Орловым Носом, на Русанихе, найдена была в 1740 медная руда; ее начали было разработывать, но, по скудости, вскоре оставили. На одном из 24 островов в Кандалакской Губе, Медведе, лежащем против губы Порьи, открыты были признаки чистого серебра. В 1740 году остров ис[843]следован горными чиновниками и принят в управление берг-коллегиею; но добыча найдена слишком маловажною, и работы также прекращены. На острове Соловецком добывается слюда. Чрезвычайно редко вытаскивают рыбаки неводами из глубины Белого Моря замечательный и нигде более не находимый минерал, который они называют «рогульками» (см. Беломорское ископаемое).

Открытие Америки Испанцами, возбудило в Англичанах желание отыскать на северовостоке ближайший путь в Японию, Китай и Молукские Острова. Общество купцов снарядило для этого, в 1553 году, экспедицию из трех кораблей: Bona Esperanza, Bona Confidentia и Edward Bonaventura; двум из них начальствовали Виллоби и Ченслер, имя третьего начальник неизвестно. Первого прибило к Лапландскому берегу, к устью реки Arsina (вероятно Варзина); он с 70 спутниками погиб в прибрежных льдах от голоду и холоду. Лапландцы следующею весною нашли вымерзшее судно, и привезли в Холмогоры груз, оснастку и все, что можно было свезти. Ченслер, нашедший убежище от бурь на крайней северной оконечности Норвегии, у Вардехуса, следующею весною поплыл на восток, вошел в Белое Море и попал в устье Двины. Таким образом известие о новых водах и берегах дошло в Англию и возбудило предприимчивый дух тамошних жителей. По повелению Царя Иоанна Васильевича Грозного, Англичанам возвращено имущество, спасенное с судна Виллоби. В 1556 году пришел в Белое Море Англичанин Бурроу, и 10 Сентября по Двине прибыл зимовать в Холмогоры. Что он в противность пути своих предшественников обогнул Северный мыс, видно из различных названий, которые любопытно сравнить с настоящими, и по которым почти можно заключить, что иные из них даны Англичанами, а потом прибрежными жителями исковерканы в Русские. Мыс Каменной ручей называется у Бурроу Toxe-Hoze; остров Сосновец — Crosse Island; мыс Воронов — Cape good Fortune; Святой нос — Cape Gallant; Иоканские острова — Iohns Islands; мыс Териберский — Cape Sower beer; остров Кильдин — Comifort; Цып-наволок — Cheve-Navoloch; мыс Кекурской — cape Kegor. — Путешествия Виллоби и Бурроу были первым непосредственным поводом к основанию торговых связей между Русскими и Англичанами. Как Архангельск основан, долгое время колебался и наконец процвел; как Петра Великий принес в жертву этот юный, самый северный торговый город России, чтобы поднять вновь основанный Петербург, и подавил его пошлинами и разными запрещениями; как наконец Петр III вновь начал благоприятствовать Архангельску, Екатерина II следовала его видам, и как в наше время, в следствие неизменной политики всех последовавших Государей, Архангельск возвысился на степень четвертого торгового города Империи — это относится к статьям: Беломорская торговля, Архангельск, Онега, Мезень и др. Но кроме общирного отпуска разных произведений, доставляемых из Двинского и даже Волжского бассейнов, Белое Море представляет еще отрасль народной промышленности, которая и при настоящих, весьма неблагоприятных обстоятельствах приносит большие выгоды, а при усовершении должна сделаться еще прибыльнее: это лов морских зверей и рыбная ловля. Русские рыбопромышленники, из Колы, Архангельска, Кеми, Мезени и других прибрежных месть, на утлых судах, ежегодно отправляются на Шпицберген и Новую Землю, где не редко зимуют, преодолевают опасности и совершают отважные путешествия, которые сделали бы величайшую честь неустрашимейшим мореходцам, при всех пособиях науки и искусства. Архангелогородцы обыкновенно ходят в Шпицберген, ежегодно на двух или трех больших ладьях, построенных и оснащенных с большим старанием, нежели обыкновенные; Мезенцы избирают целию более Новую Землю, куда посылают ежегодно от 10 до 15 ладей. При каждой из них бывает от 5 до 10 карбасов, которые на пути поднимаются на борт. Если по дороге, у острова Калгуева, случится хороший улов, то ладьи оттуда возвращаются. — Петр Великий постигал всю важность рыбной ловли на Белом Море, и не почитал ее недостойною Своей попечительности; этому примеру последовали преемники Его, и рыбный промысел стара[844]лись привести в цветущее состояние учреждением привилегированных обществ или дарованием монополий; но эти меры не соответствовали цели, может быть потому, что стесняли простых рыболовов. Прибыль от рыбной и звериной ловли не увеличивалась, а попытка распространить ее ловлею китов и сельдей не имели успеха. О распоряжениях правительства по этому предмету см. статью Беломорские компании; здесь только скажем, что со времени упадка компании, звериная и рыбная ловля мало по малу опять перешла в руки прибрежных жителей: в последнее время некоторые из них сделали удачные попытки доставлять рыбу водою в С.Петербург гораздо дешевле и скорее, нежели можно было думать; это подает надежду, что промысел их со временем придет в цветущее состояние. Искусство соления сельдей на месте, также сделало быстрые шаги. Еще в 1818 году, лов трески около берегов Колы был так изобилен, что часть пойманной рыбы опять бросали в море, по недостатку соли и места. С небольшим трудом можно наловить сельдей более, нежели нужно для потребления, или вывоза. Они в таком огромном количестве подходят к берегам, что иногда мешают действовать веслами на лодках. К сожалению, морская соль, употребляемая для заготовки сельдей, очень дурна, и по слабости своей не может просолить рыбы. Ныне попечительное правительство и здесь приняло меры, соответствующие нуждам этой отдаленной и бедной страны (см. Указ 29 марта 1835).

Хотя на Белом Море мало хороших гаваней для больших судов, но рыбачьи лодки, карбасы и ладьи находят безопасные якорные места по берегу обыкновенно на каждых 10 верстах, а много чрез 30 верст, и могут укрываться от бурь в многочисленных губах. На большей части якорных мест есть стойбища, становья или становища, которых прежде считалось 45, а теперь более 60; большая часть из них на западном берегу. Становища состоят из одной или нескольких деревянных изб, в иных пристроены особые часовни и бани, также кладовые для провизии и для хранения уловленной рыбы. Рыбная и звериная ловля составляют главный способ пропитания большей части прибрежных жителей по всему Белому Морю. Рыбная ловля производится преимущественно летом, а ловля зверей под исход зимы, весною и летом. Лепехин и Фомин в подробности описали эти промыслы, и сели описания их сравнить с новейшими, то окажется, что в отважном, даже неимоверно дерзком способе производства их, в течение 70 лет не последовало почти никакой перемены. Если бы многие достоверные свидетели не были совершенно согласны в своих показаниях, то можно бы почитать преувеличенными те опасности и лишения, которым с радостию подвергаются смелые рыболовы и зверопромышленники. Принявшиеся однажды за это занятие, совершенно ему пердаются; как Алпийский охотник не может отстать от глетчеров и диких коз, так и зверолов или рыболов не всостоянии отказаться от ежегодных поездок на самые уединенные берега моря, или на пустынные острова, в льдяные полярные страны, или на льдяные равнины, где, перескакивая с одной глыбы на другую, при каждом неосторожном прыжке имеет смерть перед глазами. Только в старости, когда уже не достает не охоты, а сил, он невольно остается дома, с завистию смотрит, как бодрые товарищи отправляются на новые опасности и добычу, и утешается воспоминаниями и разсказами о прежних приключениях. Замечательно, что эти люди, проводя большую чать года в пустынях и на плавающих льдах, в удалении от гражданского общества и вне законов его, никогда не предаются преступлениям и безпорядкам, и оказывают строгое повиновение своим старшинам и добровольно избранными начальникам, исключая только одни случай, именно когда между запасами есть крепкие напитки. С октября по февраль, Мурманский берег пустеет. В начале февраля промышленники, называемые весновальщиками, из Колы, Кеми, Сумского острога, Онеги, Архангельска, Холмогор и других мест обыкновенно сбираются в путь: в это время тюлени приходят на льдяные равнины выводить молодых. Весновальщики бельшею частию люди бедные, нанимающиеся от хозяев, которые снабжают их месяца на два припасами, одеждою, винтовками и зарядами, копьями, носками, хорпуками и другими необходимыми вещами. Крепких напитков [845] вовсе не дается для предупреждения безпорядков. Сборное место обыкновенно у Зимних Гор, или на Разноволоцкой станции, во 100 верстах от Колы, где сходится иногда от 2000 до 3000 человек. Плата заключается не в деньгах, а в одежде и продовольствии, также в части добычи, за вычетом расходов; на четырех рабочих карбаса, назначается четвертая, иногда и третья часть добычи, которая распределяется между ними также по известным правилам, смотря по работе каждого. Такой участок в добыче называется покрут, работники покрутчики, экипаж карбаса ужин, а несколько карбасов, вышедших вместе на лов, котляна. Да общего сборного места, съестные припасы и снаряды везутся на салазках, в которые иногда запрягают собак; эти санки называются кережи. На сборном месте ожидают промышленников Лапландцы с оленями, и развозят отдельные партии к их стойбищам по всему Мурманскому берегу, до Норвежской границы. Если хозяин по бедности не может, или по скупости не хочет развозить работников, то они идут и пешком. По прибытии на стойбище, первое дело состоит в том, чтобы вычистить прошлогодние жилища и починить оставленные там карбасы и шняки. Это лодки, длиною от 25 до 35 футов, шириною в сажен, и вышиною от борта 3½ фута. Если берег еще не очистился от льду, то суда, нагруженные припасами и снарядами, ставят на сани и тащат по льду в открытое море, или, если лед гладок и ровен, распускают паруса; такие сани называются крены. Достигнув воды, карбасы спускают, и стараются добраться до одного из льдяных островов, стоящих на отмелях, или, если это не удается, обширной плавающей льдины, на которых в это время тюлени находятся целыми стадами, или залежнями. Карбасы и шняки втаскивают на лед, и начинают охотиться. Лов производится здесь на льду точно так же, как на банках в Немецком Море. Добываемые звери суть: моржи, которые собственно в Белом Море редко показываются; их бьют копьями; крылатки, морские зайцы и серки, все это тюлени одного рода, называемые различно только по возрасту и неважным отличиям в форме тела и величине; одну из разностей их составляют нерпы, которые менее серков и никогда не выходят из Белого Моря. Убив зверя, его свежуют, то есть, снимают кожу и толстый слой ворвани, которым он покрыт; завертывают ворвань в кожу, а остов или ракушку кидают в море. Чтобы весьма маслянистая ворвань не вытекла от таскания, то наполненные ею кожи прикрепляют к крючку на ремне, сажен в 50 длиною, который называется кутило, и привязывается к карбасу; тогда кожи опускаются в воду, и тянутся за судном. Если тяжесть или масса кож сделается слишком значительною, и начнет останавливать ход судна, то всю добычу складывают в кучу на какой нибудь льдяной горе, продолжают путь, и вечером отыскивают спрятанное, что однако же не всегда удается; поэтому и облегчают судно только в крайности, когда лов был очень обилен и время дорого; иначе добыча свозится на берег и сдается скупщикам, если попадутся; в противном случае прячется в ямах, между каменьями и в снегу, до возвращения. Не было примеров, чтобы другие партии промышленников, или скупщики, нашедши такой магазин, поживлялись чужим добром; но убитые звери, выброшенные морем на берег, принадлежат тому, кто первый найдет их. Поездки в море часто бывают очень счастливы и обильны добычею; но нередко бури загоняют промышленников далеко в море, карбасы и шняки их разбиваются между льдяными равнинами, и люди тут же погибают, или с трудом спасаются на лед, где умирают мучительною смертию от голоду и холоду, и таким образом пропадают безвести; иногда же удается им, после невыразимых трудов и бедствий, переходя с одной льдины на другую, достигнуть берега, далеко от того места, откуда отправлялись; или же встретившийся чужой карбас принимает бедствующих. Промысел продолжается до Троицына Дня или Петрова поста; после того тюлени уходят в море. По окончании лова, промышленники собирают спрятанную на берегу добычу, еще не проданную, сдают ее хозяевам, вместе с вырученными уже деньгами, данною им одеждою, снарядами и остатком съестных припасов, и получают свою покруть. На песчаных отмелях перед устьем Мезени, и летом, во [846] время отлива, показываются разные морские звери, нерпы, тевяки (род моржей) и другие роды тюленей, которых бьют и часто добывают копьями; но необыкновенно быстро прибывающий прилив и сбывающий отлив на этом берегу, делают эту охоту опасною. Главное место подвигов Мезенских промышленников на длинной песчаной отмели перед Каниным Носом, которая обыкновенно до половины лета бывает окружена льдами. Лучший лов в этом месте с февраля до половины апреля; в то время большие стада тюленей сбираются там для вывода молодых. Лов здесь очень обилен, но притом чрезвычайно опасен, и многие из отважнейших смельчаков пускаются туда по одиночке, полагаясь не на удобства судна или помощь товарищей, но на собственное искусство и мужество. Они с берега стараются попасть на отдаленные льдяные глыбы, имея за поясом топор и большой нож, в руке дубину, в котомке хлеб, за плечами связку ремней и пару обуви. Эта обувь называется лайбы, и надевается только в крайности, когда охотник, для перехода с одной льдяной равнины на другую, должен скользить чрез малые, рыхлые глыбы, находящиеся между ними, или даже чрез сбитые в комья, плавающие по воде ноздреватые массы мелкого льду и снегу, так называемые шуги, на которые нельзя надежно ступить. Скитаясь таким образом в открытом море, перескакивая с одной качающейся глыбы на другую, будучи игралищем волн, хранимые единственно собственною осмотрительностью, ловкостью и смелостью, они так проводят по нескольку дней, уносятся далеко от берега, и с величайшим изнурением спасают жизнь, или находят в волнах смерть, о которой известие ни когода не доходит на родную землю. Если охотник упадет в воду, и ноги у него не обременены, то с обычною ловкостию взбирается он опять на льдину; но упадавший в лайбах, почти всегда погибает: они держат его ноги над водою и уничтожают действие рук. Охотясь один, промышленник сперва хитростию отвлекает зверя от воды и старается догнать его на льду и убить как бы на поединке; иногда в целый день, исполненный трудов и опасностей, не попадется ему ни одного зверя; но если удастся промыслить четырех или пятерых тюленей, то это называется отличною охотою. С убитых зверей тотчас снимается кожа и прячется, если имеет ценность; иначе охотник берет только сало и ворвань. Все это навязывается на ремень и тащится по льду, ли вдоль закраины в воде. Если лов особенно счастлив, то зверолов спешит на берег, прячет на время тяжелую добычу и опять возвращается в море. И это смелое ремесло отправляется со страстию, имеет своих мучеников и героев! — Ловля белуг или белух (кантаканы из рода кашелотов, неимеющие ничего общего с рыбою этого названия) продолжается все лето, не только в водах смежных с Белым Морем, но и около его островов. Главная ловля производится между островами Ягры, Омфаль, Кумбыш и Голец, с 9 июня по 15 июля, потому, что около этого времени рыба роится и большими кучами плавает по морю. И эта ловля производится обществами, то есть, по четыре карбаса, или котлянами, на каждом по пяти человек. У всех обыкновенное оружие, как у звероловов, съестных припасов на два месяца, и большая сеть из веревок, толщиною в палец, длиною от 200 до 400 сажень, шириною 6 сажень, но без матки, или мешка. Один карбас безпрестанно держится в море для отыскания рыбы; как скоро завидят белугу, карбасы окружают ее, и стростив свои сети, стараются опутать ее и пригнать к какому нибудь острову. Сначала встревоженная белуга устремляется, куда ее гонят; заключающий ее круг постепенно стесняется; одна сеть за другою, сделавшись излишнею, вытаскивается, и белуга кидается во все стороны, чтобы избежать плена и преследующего ее железа. Это редко ей удается; гарпуны крепко впиваются в нее; конец веревки, прикрепленный к карбасу, тащит его постепенно тише, и изнуренное животное наконец закалывают копьями. Когда рыба убита, два карбаса подбирают сети и складывают их, а другие два отвозят добычу на берег, срубают большими полосами тук, разсекают его не меньшие куски, которые, по снятии кожи, кладутся в бочки для отправления на берег. Снятая кожа на время закапывается в землю, чтобы при начале гниения легче снять с нее алаперы; потом настоящую кожу дубят, намазывая несколько раз жиром и крепко натирая. Затем режут ее на ремни, кото[847]рые большею частию употребляются только для ловли на море; они ломки, и потому, не смотря на толщину свою, не прочны. Мясо ни на что не годно; но голову, по какому-то суеверию, всегда привозят на берег. Если белугу застрелят в воде, то она обыкновенно опускается на дно прежде, нежели успеют схватить ее. Иногда, в самое жаркое время метании икры, удается загнать в сеть целое стадо белуг, до 25 и 30 штук. Взрослая белуга бывает до 6 сажень длиною и дает до 40 пудов ворвани, которая предпочитается всякой другой. Белое Море столько же богато птицами, как и зверями, но лов их незначителен; гагачий пух добывается более на Шпицбергене и Новой Земле. В Мезенской губе бывают лебеди; из чаек самые большие тулыпаны и альбатросы с кривыми клювами и чрезвычайно длинными крыльями, к этому же роду принадлежат и «разбойники», черные, и быстрые на лету, и на Сосновском Острову род небольших чаек, которые отличаются от других необыкновенною смелостию. По берегам водится иного хищных птиц. Породы рыб в Белом Море не очень многочисленны: некоторые из них, водящиеся почти во всех других морях, например, камбала, попадаются здесь редко; морских раков во все нет. Семга есть везде, но в особенности на Терском берегу; входя из моря в реки, они изменяется в цвете и вкусе, и называется иначе — лох, лосось и т.п. Сельди в большом количестве показываются около Двинского устья и Колы. Треска и палтусина держатся преимущественно Мурманского берега, иногда и около Орлова Носу. Кроме того есть два рода очень мелкой рыбы, которую ловят только для насаживания, вместо приманки, на удочку: это «мойва», которая весною кишит около Мурманского берега, и «песчанка»; ими в особенности ловят «навагу» зимою под льдом. Песчанка водится наиболее перед устьем Териберки. Навага ловится преимущественно в Унском заливе; эта рыба так жадна, что один человек ловит в день на уду до 2000 штук. Сайды суть род небольших морских окуней; рябцы гораздо более и хищнее; морские налимы с виду похожи на речных, и производят живых детенышей; также много корюшки и пикши. По окончании звериного промысла, которым многие занимаются вместе с рыбною ловлею, рыбаки со снарядами отправляются верст за 30 и 50 в море и бросают длинные веревки, называемые ярусами, длиною до 2000 сажен, сплетенные из лучшего льна, не толще гусиного пера. В разстоянии от 3½ до 4 аршин, на этой веревке навязаны на коротеньких веревочках удочки, которых на ярусе бывает от 1200 до 1500. Один рыболовный снаряд со всеми принадлежностями, шняками и пр., стоит около 2000 р. Ярус кидается на глубине от 60 до 200 сажен, и оставляется на 6 часов: это называется одною водою. Если море не очень бурно, то шняка во все это время держится подле яруса, и люди, чтобы не оставаться праздными, также удят; если же ветер усиливается, то идут к берегу и потом возвращаются, чтобы поднять ярус, когда ветер стихнет. К концам яруса и к некоторым местам по средине привязываются на тоненьких веревочках поплавки или кубасы. На кубасе утверждается какой нибудь видный знак, маковка. В том месте, где к ярусу привязан кубас, он держится на дне моря якорем. Этим способом ловят на Мурманском берегу треску, весом до 1½ пудов, и палтусину в 15 пудов; чем ближе к Норвежскому берегу, тем крупнее эта рыба. Иногда Русские рыболовы заключают добровольные сделки с прибрежными жителями и получают дозволение ловить рыбу на Норвежском берегу, за уступку части улова. При удаче вытаскивают с ярусом столько рыбы, что она не помещается в шняке. На каждой шняке бывает по четыре человека: кормщик, наживочник и тяглец; между ними разделены все работы ловли и соления рыбы. Наловленная рыба немедленно развешивается для сушения, или солится и хранится в кладовых при стойбищах; языки трески, как особенно вкусное кушанье, солят отдельно и кладут в боченки. Внутренность рыбы, максу, кладут в большие чаны и оставляют до брожений; тогда из них отделяется жир, ворвань, снимается и продается под названием «трескового сала». Настоящие хозяева приезжают к стойбищам летом, в исходе мая, начале июня и позже, на ладьях, на которых бывает от 15 до 20 человек. Если они приедут к исходу лова, или уже по [848] окончании его, то посоленная рыба вынимается из кладовых, снова солится и грузится на ладьи рядами, между которыми кладется толстый слой соли. Эта рыба называется «двоесолкою» и хуже «односолки», т.е. той рыбы, которая ловится в присутствии хозяев, если они приедут ранее. На ладьях привозится рыболовам свежие съестные припасы, соль, канаты, дровяной и строевой лес для починки строений. По окончании лова, часть снарядов и судов вытаскивается на берег, прячется, и отдается на сохранение Лапландцам, которые за каждое судно, с принадлежностями, берут от 5 до 10 руб.; честность их дознана. Устроив все дела, отправляются назад в Архангельск. Как способ соления очень несовершенен, соль дурна, и рыба кладется в ладьи без разбору, то вскоре весь груз покрывается гнилью. В Двину приходит рыбачий флот мало по малу в первой половине сентября, и тогда из этого вместилища гниения, по всему городу распространяется смрад, особенно при ветре с моря; в это время во всех домах, по возможности, держать на-заперти окна и двери. Вся привезенная рыба потребляется большею частию в Архангельской Губернии; она заменяет там хлеб, которого вообще мало родится, или вовсе не бывает; небольшое количество рыбы отвозится в Вологду, и еще менее водою и сухим путем в Москву. После трески, ловля сельдей есть значительнейшая; ежегодно, выплывая из-под полярных льдов, сельди пригоняются хищными рыбами к берегам Колы, Кеми и до Двины. Главный лов их перед устьем этой реки (прежде до 70,000 пудов в год), также в Кольской и Кандалакской губах, где ловили до 200,000 пудов; в последние годы этот лов стал менее обилен. Одна из самых значительных рыбных ловлей на всем Лапландском берегу производится у Териберского стойбища, перед устьем реки. На нее ежегодно отправляется до 80 карбасов и ладей из Колы, Сумского Острога и Кеми, которые отходят около Николина Дня (9 мая) и занимаются ловлею палтусины, пикши и трески. При четырех ладьях всегда бывает одна шняка, которая на зиму остается на берегу. В 1809 году, в продолжение кратковременной войны между Россиею и Англиею, у Кильдина стояли три военные судна Англичан, и оттуда посылали шлюпки для разорения ближних рыбачьих стойбищ; тогда разорено и Териберское стойбище, два куттера заходили в Колу, а одна вооруженная шлюпка в Мезень.

И.Ф. Шт.

© Текст Иван Федорович Штукенберг, 1836 г.

© OCR Игорь Ульянов, 2009 г.

© HTML Игорь Воинов, 2009 г.

Оригинал статьи - часть 1 (3,5 Мб), часть 2 (3,1 Мб)