К. Тиандер ПОЕЗДКИ СКАНДИНАВОВ В БЕЛОЕ МОРЕ

Из Истории Саксона Грамматика.

[375]

XLIII.

Мифы о царстве мертвых.

Между рассказами о Торкиле и Торстейне и мифами о Торе мы нашли теснейшую связь. Это наблюдение приводит нас к заключению, что Торкиль = Торстейн = Тор одно и то же лицо, хотя и под разными, но похожими именами. Когда коренным образом изменился характер мифа, в данном случае, когда Тор был приурочен к Олафу resp. Горму и стал как бы представителем христианства, то естественно было назвать его как-нибудь иначе для отличия от тех мифов, в которых Тор все еще оставался языческим божеством. Так как этим последним мифам грозила другая опасность — переработка со стороны скальдов, то мы иногда в рассказах о Торкиле и Торстейне находили черты более древние, чем в мифах о Торе. Даже Гельги как будто [376] выдает свое родство с Тором: его брат — Торстейн, а отец — Торир; последнее имя Норен¹ производит от porgeirr.

Таким образом, мы приобрели право выделить ряд мифов о Торе, в которых бог этот совершает поездку в царство мертвых. Правда, основной смысл многих мифов затемнился, потому что духи мертвых были заменены другими жителями крайнего севера — великанами. Один из новейших исследователей, Сконинг² прямо склонен отождествить тех и других, считая великанов первоначально демонами смерти, которые истребляют, съедают трупы. Так он объясняет происхождение названия jotunn от глагола eta — есть. Во всяком случае многие скандинавские мифы еще сохранили следы посещения царства мертвых. Кроме разнообразных выше мифов о Геруте = Geirrödr и Годмунде я укажу еще на некоторые подробности, которые при помощи нового могут быть истолкованы совсем иначе, чем это делалось до сих пор.

В эддической песне Harbardsljod таинственный перевозчик, в котором одни ученые видят Локи, другие — Одина, сообщает Тору, что скончалась его мать — daup hygg ek at pin mopir se. Комментаторы³ объясняют это место, как риторическую фразу в том смысле, что у Тора такой несчастный вид, как будто бы скончалась его мать. Правда, нигде в другом мифе не упоминается о смерти Фиоргины, но таких пробелов в наших мифологических источниках бесчисленное множество. Уланд⁴ видит здесь аллегорию: мать Тора = земля — скончалась, т. е. опустошена войной, олицетворением которой является Один = Harbardr. В конце песни перевозчик, отказавшись переправить Тора, советует ему идти пешком до самого uerland. Это определение для нас совершенно загадочно; ни одно из предложенных толкований не дает [377] нам определения, ни verland = Männerland, ни Virland = Эстляндия. “Там, продолжает Гарбард, Фиоргина встретит своего сына и укажет ему дорогу в страну Одина”⁵. Из другого места нашей песни явствует, что нам следует понимать под “страной Одина”. “Один, говорится там, владеет всеми ярлами, павшими на поле брани, Тор же рабами”⁶, которые не носят оружия, не участвуют в бою и вследствие этого умирают естественной смертью. Итак, страна Одина — царство мертвых. Тогда для нас ясна вся ситуация. Тор хочет пробраться в царство мертвых и доходит уже до реки, отделяющей эту область от обитаемой простыми смертными земли. Перевозчик отказывается перевести Тора на лодке и советует ему идти до известного места, где он встретит свою умершую мать, проживающую в царстве мертвых. Она же укажет ему дальнейший путь — в страну Одина. В другом мифе рассказывается, как Тор пытался перейти названную реку (или пролив) в брод. При этом он чуть не утонул и только с трудом выбрался на берег, схватившись за куст⁷. Наученный горьким опытом, Тор отказывается от перехождения реки в брод. На это намекает строфа 14 нашей песни⁸:

Harm liotan mer pikkir i pui at uapa
um uaginn til pin
ok uaeta ogur minn.

Перехожу к другому примеру. Когда Горм пожелал перейти по золотому мосту, ведущему через реку [378] в царство мертвых, Годмунд останавливает его с объяснением, что до сих пор ни одна человеческая нога не была на этом мосту⁹. Когда после смерти Бальдера Гермод едет в царство мертвых, то сторожащая на мосту женщина замечает: “вчера тут проехало пять тысяч мертвецов, но мост тогда менее дрожал, чем теперь под тобою; очевидно, ты не умерший; что же ты стремишься в царство мертвых?”¹⁰. Думаю, что живым вообще запрещено было ездить по мосту; если же кто-нибудь решался на этот поступок, то сейчас же сторожа узнавали его по тому шуму, который поднимался от живого существа, в то время как мертвые шли по мосту неслышно. И вот эта черта отразилась странным образом в песне о Скирнире. Когда последний приехал в страну великанов, Герда спрашивает: “что это за шум, раздающийся по всему дому? Дрожит земля, и трясется весь двор Гимира”¹¹. Мне кажется, что в этом шуме она видит характерный признак, по которому живых отличали от мертвых. В связи с этим ставится вопрос: hvart ert pu feigr epa ertu fram genginn¹²? Деттер и Гейнцель¹³ объясняют это место так: du hast wol kein Leben mehr zu verlieren? Ионсон переводит: er du dödsens eller maske en genganger? Точнее всего толкование Сконинга¹⁴: er du bestæmt til döden eller er du (allerede) [379] död? Итак, миф о сватовстве Скирнира попал в неподходящую для сюжета обстановку царства мертвых, и, может быть, сюда относятся еще и другие подробности, как, например, заколдованный огонь = vafrlogi и злые псы¹⁵.

По мере того, как христианские легендарные представления стали проникать на север, мифы о царстве мертвых подвергались коренному изменению. Уже выше мы отметили некоторую параллель между Герраудом и Утгардалоки, во-первых, у Саксона¹⁶, во-вторых, в саге о Торстейне и у Снорри¹⁷. Мне кажется, что Геррауда следует признать первоначальным героем этого сказания, главным эпизодом которого является бросание друг в друга (раскаленным) железом. Ведь на это указывает имя его Geirrödr = Geermann, как переводит Элард Мейер, словом — метатель, стрелок. Значение это нисколько не меняется, если принять даже этимологию Норена¹⁸ от *Geirfrödr. Далее, если Локи и имел известную связь с luka = заканчивать, то эта связь ощущалась лишь смутно и во всяком случае образ его никогда не обличал в нем демона смерти. Под влиянием же христианских представлений создается тип Утгардалоки, который начинает вытеснять Геррауда. С другой стороны, ужасы царства мертвых бледнеют, отчасти же переносятся в страну великанов, как мы это заметили в песне о Скирнире. Загробный мир превращается все более в христианский рай, loca aprica, Glæsisvellir, где царствует Godmundr, божественный — как гласит его имя, piissimus protector — как называет его Саксон. И теперь мы также поняли, почему рассказы о Годмунде приурочены ко времени введения христианства. Утгардалоки и Годмунд, а с ними и Торкиль, Торстейн и Гельги, сын Торира, представители более поздней мифогонии, образовавшейся под влиянием христианских представлений. В этом на[380]правлении можно было идти гораздо дальше, пока не терялась всякая связь со старинной мифологической традицией. Рассказ о Гельги еще вращался около мотивов, нам хорошо известных из других вполне языческих преданий. Но можно указать и на рассказы, в которых от древней традиции не осталось почти ни следа. Таков, например, pattr porsteins skelks¹⁹.

Исландец Торстейн, сын Торкиля, приезжает в гости к королю Олафу. Ночью после пиршества ему захотелось выйти и здесь он встретился с чертом — puki. Он спрашивает его, кто лучше всех и кто хуже всех переносит страдания в аду. Узнав, что Старкад громко вопит в аду, он просит черта закричать так, как кричит Старкад. Крики черта все усиливаются; наконец Торстейн падает без памяти. Но черт не причиняет ему никакого вреда. На другое утро король награждает Торстейна за его храбрость. Если бы не имена, обнаруживающие явную связь с Тором, если бы не приурочение ко двору Олафа и противопоставление Торстейна черту, напоминающее нам Торкиля и Утгардалоки и пр., этот рассказ совершенно висел бы в воздухе? Теперь мы обязаны видеть в нем весьма смутное отражение древней темы, встречи живого существа с представителем царства мертвых.

Годмунд упоминается еще в Герварарсаге (ред. H.). В вступлении определяется мифологическое его значение, как властителя рая, как божества, которому люди приносят жертвы. Но в дальнейшем эта роль совсем забыта. Мы узнаем только, что он играл в шахматы²⁰. Нам уже приходилось говорить о том, что возможность без помехи отдаться этому невинному развлечению служит признаком блаженного состояния²¹. Но этим исчерпывается все, что составитель саги счел возможным вплести в свой рассказ из мифологии. [381]

Самую позднюю формацию сказания о царстве мертвых мы видим в саге о путешественнике Эйрике — saga Ereks vidförla²². Здесь и не только сильнее подчеркивается христианское влияние, но и само царство мертвых переносится на юг. К уже известным нам областям присоединяется новое понятие, обнаруживающее самым наглядным образом свое христианское происхождение, а именно, “поле бессмертия” — O’dainsakur. Оно упоминается и в Герварарсаге и доказывает, сколь позднего происхождения эпизод о Годмунде в этой саге. “Кто туда попадет, объясняет составитель саги, тот избавится от болезни и старости, и смерти”²³. Греческий король думает, что поле бессмертия безусловно то же самое, что христианский рай²⁴, но ангел потом объясняет Эйрику, что в рай могут попасть только духи и что поле бессмертия в сравнении с раем настоящая пустыня²⁵. Тем не менее, рай и поле бессмертия соседят друг с другом. Поле бессмертия еще называется jörs lifandi manna, или, как читает Рюдберг, jörd lifanda manna, т. е. область живущих, бессмертных людей. В то время, как в северное царство мертвых попадали язычники, Эйрик перед своей поездкой посвящается в учение христианской веры и принимает крещение. Потом оказывается, что ангел-хранитель побуждал его к этому²⁶. Любопытно также то, что Эйрик крестится в Константинополе.

Сага об Эйрике вместе с тем является отголоском сношений скандинавов с Грецией. Недаром говорится, что Эйрик сперва прибыл в Гардарики²⁷; значит, он следовал по великому водному пути, по которому и рюриковичи добрались до Царьграда. Эйрик едет не один; с ним датский королевич; всего их 24 человека. Очень [382] важной подробностью кажется мне то обстоятельство, что Эйрик набирает своих людей именно в Дании, а не в Норвегии. В последней стране ему трудно было найти людей, владеющих русской речью. Текст саги прямо указывает на то, что его спутники должны были служить и толмачами: valid ser unga men ok væna til farar ok tolka. Эйрик приезжает в Константинополь как раз в то время, когда греческий король собирался в поход²⁸. Скандинавы, понятно, участвуют в войне и обнаруживают редкую храбрость и преданность. По силе один из них равнялся двум и трем греческим воинам²⁹. Видя такое их превосходство, греческий король дает им наибольшее жалованье. Вообще они стали любимейшими его воинами³⁰. Итак, в этой саге на первый взгляд поражают нас следующие черты: христианский легендарный элемент и исторические воспоминания о службе скандинавов в Константинополе.

При более внимательном разборе мы кроме этих черт встретимся еще с обычными мотивами входящими в северные мифы о царстве мертвых. Правда, поле бессмертия находится на востоке недалеко от Индии³¹. Но это какое-нибудь отражение средневековых легенд, может быть, тех фантастических рассказов, которые приурочивались к описанию похода Александра в Индию. Далее, следуют знакомые нам подробности. Поле бессмертия отделено от остального мира огненной стеной, простирающейся от земли до самых небес. Огонь, это — vafrlogi; о стене нам уже приходилось говорить³². Оставив Индию, Эйрик попадает в темную страну; звезды светят там целый день³³. Никто не станет отрицать [383] того, что здесь перед нами природа крайнего севера. Не забыты также густые леса и крутые горы³⁴, которые встречаются почти во всех рассказах о Биармаланде. Наконец, Эйрик подходит к реке, через которую ведет мост. Река мертвых здесь отождествилась с райской рекой Phison. На мосту сторожит дракон; обыкновенно дорога в царство мертвых охраняется псами, которые упоминаются уже Адамом Бременским³⁵. Эйрик, пытавшийся пронзить дракона мечом, исчезает в его пасти, где он был некоторое время окружен густым облаком³⁶. Облако, туман, пар — встречались также раньше³⁷. По другую сторону реки Эйрик увидел поля, покрытые чудной, как пурпур, травой и всевозможными цветами, поля, орошенные медовыми ручейками³⁸. Но ведь эти поля — Glæsisvellir, loca aprica Саксона. Наконец, Эйрик входит во дворец и находит здесь традиционные драгоценности: стол, блюда и чаши из золота и серебра и роскошно убранные постели³⁹. Таким образом, все характерные подробности в описании арктического царства мертвых повторяются и в этой саге. Отметим и то, что Эйрик получил то же прозвище, что Орвар-Одд⁴⁰.

В саге об Эйрике Годмунд не встерчается; за то в Герварарсаге⁴¹ прямо говорится, что поле бессмертия находится в его царстве. Я считал бы эту комбинацию выдумкой составителя, если бы не ссылка на какое-то народное предание, которое мотивировало свое предположение тем, что Годмунд и его люди жили дольше обыкновен[384]ных людей. Но вообще это место Герварарсаги не может считаться надежным мифологическим источником. Так составитель придумал следующие тонкости: Jotunheimar = государство Годмунда, Grund = это город (bœr), Glæsisvellir – страна (heradit) в противоположность к городу. Но мы выяснили, что это обозначения получились независимо друг от друга.

Примечания

[376]
1 Altisl. Gramm, стр. 75, § 122.
2 Schoning, Dödsriger i nordisk Hedentro, стр. 11 сл.
3 Edd, Anmerkungen, стр. 213.
4 Schriften VI, стр. 52-3.

[377]
5 Строфа 57, стр. 50:
par mun Fiorgyn
hitta porr, son sinn,
ok mun hon kenna hanom attunga brautir
til O’pins landa.
6 Строфа 25, стр. 46:
O’pin a iarla,
pa er i ual falla,
enn porr a præla kyn.
7 Sn. Edda, стр. 107.
8 Стр. 44.

[378]
9 Cuius transeundi cupidos a proposito revocavit, docens, eo alveo humana a monstrosis rerum secrevisse naturam, nec mortalibus ultra fas esse vestigiis. Saxo, стр. 423.
10 sagdi, at inn fyrra dag ridu um bruna fimm fylki daudra manna; en eigi dynr bruin minnr undir einum per ok eigi hefir pu lit daudra manna; hvi ridr pu her a Helveg? — Sn. Edda. стр. 76.
11 Edda, стр. 39, строфа 14:
Huat er pat hlym hlymia,
ere k hlymia heyri nu til
ossom ronnom i?
iorp bifaz
enn allir fyr
skialfa garpar Gymis.
12 Строфа 12.
13 Edda, Anmerkungen, стр. 196.
14 Стр. 23.

[379]
15 См. Сконинг, стр. 22-24.
16 См. выше стр.
17 См. выше стр.
18 Altisl. Gramm, стр. 137, § 245.

[380]
19 Fms. т. III, стр. 199-203.
20 Herv. стр. 222.
21 См. выше стр. 308, примеч. 3.

[381]
22 Fas. т. III, стр. 661-674.
23 hverr er par kemr hverfr af sott ok elli ok ma eigi deyia. Herv. стр. 208.
24 er ver köllum Paradis, Fas. III, стр. 666.
25 Fas. III, стр. 671.
26 med minni forsja toktu skirn ok tru retta… Стр. 671.
27 sigla til Gardarikis ok pvinæst til Miklagards… Стр. 661.

[382]
28 Ok i pan tima hafdi Girkjakonungr bodit ut her sinum i moti ovinum… Стр. 661.
29 styrkri var einn af peim enn tveir edap rir Girkir i orrostu… Стр. 662.
30 gerdi hann pa sina pjonustumenn kærasta ok gaf peim mestan ^m_la allra sinna manna. Стр. 662.
31 austr eigi langt fra Indialandi. Стр. 666.
32 Выше стр.
33 par sa peir stjörnur of alla daga. Стр. 667.

[383]
34 peir höfdu marga daga villzt a skogum ok undarliga hafum fjöllum. Стр. 668.
35 canes magnitudinem solitam excedentes. Стр. 188.
36 pa pottust peir fara igegnum myrkva mikinn. Стр. 669.
37 Выше стр.
38 grösin voru sva fögur sem purpuri ok groin med öllum bloma ok flutu hunangs lækir um alla teigu. 669.
39 Стр. 670.
40 Торкиль прозван adalfari. Выше стр.
41 Herv. стр. 203.

<<< К оглавлению | Следующая глава >>>

© Текст К. Тиандер, 1906 г.

© OCR И. Ульянов, 2010 г.

© HTML И. Воинов, 2010 г.

Оригинал текста