Дмитрий ЕРМОЛАЕВ

Пробка от бутылки вместо печати

Девяносто лет назад был заключен международный договор, вероятно, единственный в мировой истории, печать на котором поставлена... пробкой от бутылки. И совершенно точно — единственный, под которым стоит подпись Сталина, причем написанная латинскими буквами с указанием как фамилии, так и партийной клички — Джугашвили-Сталин. В дальнейшем “вождь и учитель” столь важные документы предоставлял подписывать другим. Когда-то этот договор называли и желанным первенцем в дипломатических отношениях с братскими рабочими странами, и северным Брестом. Ныне он почти забыт, несмотря на то, что непосредственно связан с нашим краем, более того — стал причиной бурных, трагических событий на севере Кольского полуострова.

Начнем — с конца. “Мы оставаться дольше не могли, согласно распоряжения нашего правительства и... в 12 часов ночи дали последние три судовых гудка, дали ход машине и вышли в море. Взяли курс на восток, в Мурманск... В момент отхода парохода жители Печенгской области... устроили праздник в честь любимой России. Они выехали на оленьих упряжках... провожая нас до корабля по льду, пели заунывные поморские песни... Народ грустил, что и отражалось на их лицах и в песнях. Большинство тружеников севера хотели жить в нашей России... но их удерживали обжитые хозяйства и долголетнее пребывание на своей земле”. Так председатель Мурманского уездного совнархоза Анкудинов описывает отплытие из Печенги в феврале 1921 года, в момент передачи этой территории финнам, последнего русского судна — прощание населявших русскую окраину людей со своей родиной. Однако первый шаг к расставанию с Печенгой был сделан гораздо раньше — в марте 1918-го.

Лично для меня все началось с документа, на который я случайно “набрел”, путешествуя по фондам Государственного архива Мурманской области. Вот он.

“Отношение Начальника Управления Мурманским Отрядом Судов в Центральный комитет Мурманской флотилии. 22 марта 1918 г. Союзный Военный Совет обратился с вопросом о возможности послать посыльное судно в Печенгу на поддержку десантной партии посылаемой к финской границе против появившихся там финских белогвардейцев. Считая таким судном посыльное судно “Ярославну” докладываю в Центральный комитет Мурманской флотилии, что с технической стороны готовность пос. суд. “Ярославны” может быть через несколько дней. Прошу скорейшего принципиального решения Центрального комитета Мурманской флотилии для срочного сообщения Союзному Военному Совету о том можно ли и желательно ли послать посыльное судно “Ярославну”. Лобода”.

Прочитанное породило вопросы. Состоялся ли рейс, на который запрашивал согласия Центромура один из мурманских начальников тех лет, что за десант направляли в Печенгу и, главное, откуда в том районе взялись финские белогвардейцы? Поход финнов на Печенгу состоялся в конце апреля — начале мая 1918 года. А тут — март. Почему? Ответа не было. Пришлось зарыться в описи, фонды, дела, немало покорпеть в архивной библиотеке, привлечь труды зарубежных исследователей, прежде чем ситуация начала проясняться.

В январе 1918 года только что обретшая независимость Финляндия вспыхнула от российского революционного костра, как сухая ветка, неосторожно оброненная рядом с бушующим пламенем. Страна разделилась на две враждующих части, началась гражданская война. 1 марта Совет народных комиссаров РСФСР заключил с правительством красных финнов договор о дружбе, подписанный в числе других советских лидеров Лениным, Сталиным, Троцким, а с финской стороны — двумя видными социал-демократами Оскари Токоем и Эдвардом Гюллингом. Тогда и произошла история с бутылочной пробкой.

Подписав в Петрограде договор, участники церемонии вспомнили, что он должен быть скреплен печатями обеих сторон. Правительство красной России к тому времени уже обзавелось столь необходимым атрибутом государственной власти, а вот у финских представителей ее не оказалось. Как вспоминал потом Гюллинг, у него имелся перстень с инициалами, который мог послужить печаткой. У Токоя же не оказалось под рукой ничего подходящего, поэтому он взял пробку от винной бутылки и вырезал на ней свои инициалы. Этой пробкой, намазав ее краской для печатей, и пришлепнули оттиск.

Нам, мурманчанам, договор, заключенный в первый день весны, важен тем, что по нему впервые за века российской истории район Печенги — исконная русская земля передавался другой стране. Для Суоми, лихорадочно пытавшейся обрести выход к Северному Ледовитому океану, это был воистину царский дар, хотя и исходил он от антимонархического, большевистского правительства.

Архитектором новой границы стал финский социал-демократ, профессор Вяйно Войонмаа. Именно он прочертил на карте линию от горы Корватунтури до полуострова Рыбачий. Интересно, что современные финские авторы, подчеркивая умеренность его взглядов, пишут, что Войонмаа настаивал на присоединении к Финляндии “только” Карелии и Кольского полуострова и не поддерживал попыток создания более масштабной Великой Финляндии.

Главным сторонником договора с российской стороны можно считать Ленина, поддержавшего финнов в возникшем было пограничном споре, касавшемся Печенги, и заявившего, что “граница должна проходить там, где хотят ее провести финские товарищи”. Своих оппонентов, а их было немало даже среди большевиков, Ильич, в речи на VIII съезде партии, окрестил “шовинистами": “С красным финским правительством... мы заключили договор, — пояснял он, — пошли на известные территориальные уступки, из-за которых я слышал немало возражений чисто шовинистических: “Там, дескать, хорошие рыбные промыслы, а вы их отдали”. Это — такие возражения, по поводу которых я говорил: — поскрести иного коммуниста и найдешь великорусского шовиниста”.

Возражали, разумеется, не только в большевистском руководстве, но и на местах. После того как 10 марта договор опубликовали в “Правде” и “Известиях", настоящий шквал протестов охватил всю Архангельскую губернию, которой подчинялся тогда в административном отношении наш край. И немудрено — Мурман, частью отходивший теперь Финляндии, испокон века кормил все Поморье. Протестовали Архангельск, Мезень, Кола Териберка, многие другие села и становища.

Что касается самой Печенги, то из нее после общего схода, состоявшегося 20 марта 1918 года, в губернский центр ушла телеграмма: “Граждане, населяющие район, единогласно постановили заявить протест против насилия, учиненного над нами. Порядок жизни Финляндии нам совершенно чужд... Порывается вековая связь нас с Россией, нарушается завет наших отцов и дедов, усеявших костьми берега Мурмана... завет вечно оставаться верными сынами России”. Протестовали не только русские, но и финны, населявшие отходившее к Суоми российское приграничье, в частности, жители Вайда-губы и Чалмозера. “Население Вайда-губы определенно считает для себя единственно возможным оставаться в составе Российской Республики”. Крестьяне села Чалмозеро “единогласно постановили остаться частью России на старых правах в русском подданстве”.

Зато ленинское решение с энтузиазмом поддержали белофинны. В этом они проявили полную солидарность с правительством красной Финляндии и даже опередили его. В марте 1918 года из Рованиеми в Печенгу отправился отряд некоего Кархунена, по прежней профессии ветеринара. 7-го его подразделение прибыло в Ивало, где было укреплено и достигло 155 человек. Прежде всего, Кархунен очистил север страны от красных финских ополченцев, которые бежали на русскую территорию.

20 марта инструктор пограничной стражи Петр Андреев сообщал в Мурманск: “Из Финляндии в Чалмозеро являются теперь с семьями беженцы-финляндцы до ста человек, замечаются так же и в Печенге, где их сравнительно немного, так как они направляются по становищам Западной стороны Мурмана с целью приискания себе работы хотя бы за хлеб”.

Получив известие об усилении активности белофиннов, руководители Мурманского совета и находившиеся в краевом центре представители союзных сил Антанты, забеспокоились и приняли меры. Шла Первая мировая война и им совсем не хотелось, чтобы следом за финнами в Печенге оказалась Германия, “опекавшая” молодую державу и оказывавшая поддержку белым финским войскам. Тогда-то и был направлен к российско-финляндской границе десант, о котором шла речь в столь удивившем меня документе. А следом за десантом, как выяснилось, отплыла и “Ярославна”. Патруль Кархунена, посланный вскоре после этого на разведку, застал в Печенге союзный гарнизон. Нападение решили отложить.

Осталось добавить немногое. В начале апреля стало окончательно ясно, что красные финны проиграли свою гражданскую войну. Ленинский Совнарком посчитал первомартовский договор утратившим силу. Однако белофинны думали иначе и в течение всего 1918 года с упорством достойным лучшего применения раз за разом пытались овладеть Печенгой. Тогда это им не удалось. Но позже, в 1920 году, теперь уже мирным путем — на переговорах в Тарту, они добились своего. И граница прошла там, где провел ее когда-то профессор Вяйно Войонмаа. Там, где она значилась по договору, печать на котором поставлена пробкой от винной бутылки.

Опубликовано в “Мурманском вестнике” 26.04.2008 г.