А. А. Жилинский. КРАЙНИЙ СЕВЕР ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ. 1919 г. Архангельская губерния

Шпицберген, с несомненной исторической точностью можно утверждать, впервые открыт новгородцами. По преданиям, еще до основания Соловецкого монастыря, русские промышленники из рода Старостиных имели на западном берегу Шпицбергена избы в гавани, которая называлась Старостинской, впоследствии переименованная в Кломбай. Род Старостинах был занят морскими промыслами на Шпицбергене на протяжении 400 лет, до 1875 г., когда в Петрограде скончался последний из Старостиных Антон Тимофеевич.

Русские промышленники, а также и официальные документы современный “Шпицберген” называли Грумант (Грунант, Грулланд, Грунлянд). Название Грумант относится ко времени, когда Шицберген считался продолжением Гренландии и на картах XV-XVI веков так и обозначался. На карте Олая Магнуса, изданной в 1567 г., Шпицберген (Cruntlandia) отмечен в виде отдельного материка, расположенного недалеко от Мурманского берега. Документальное доказательство регулярного посещения Груманта русскими промышленниками — задолго до открытия этой группы островов Баренцом в 1596 г., — имеется в письме датского короля Фридриха II от 11 марта 1576 г. В этом письме упоминается об опытном русском кормщике Павле Нишец, жившем в Коле и ежегодно плававшем в Гренландию. В числе промыслов, [152] производившихся русскими промышленниками на Груманте, видное место занимало китоловство “Грумантские промыслы”.

В настоящее время международное положение Шпицбергена представляется недостаточно урегулированным. Подписанная в Христиании 26 января 1912 года представителями России, Швеции и Норвегии конвенция относительно Шпицбергена осталась не ратификованной. Накануне переживаемой великой войны в Христиании собралась особая конференция по делам Шпицбергена, с участием представителей трех поименованных стран, а также Англии, Германии и Соединенных Штатов. Труды и этой конференции остались незаконченными, и вопрос о Шпицбергене открыт. Во всяком случае, до сих пор считается установленным принцип, что Шпицберген является “ничьей вещью” (res nullius), что над территорией его не будет осуществляться суверенитет ни одного из заинтересованных в эксплуатации его богатств государства, и что над нем возможны лишь частные, а не государственные предприятия. По проекту 1914 года договорившиеся государства предполагали делегировать исполнение некоторых основных государственных функций, как, например, поддержание общественного порядка и осуществление суда, двум наиболее заинтересованным державам, России и Норвегии.

Развивая свои рыбные и звериные промыслы в Белом море и в Ледовитом океане на протяжении целых веков, русские поморы являлись одновременно защитниками наших северных границ и тем самым способствовали закреплению за Россией этих отдаленных районов Севера.

Экономическое значение мурманских промыслов в XV-XVI веках было велико. За рыбой на Мурман приходили суда из Англии, Франции, Португалии, Швеции, Норвегии. Датчане, завладевшие в XV веке Норвегией, для более успешной конкуренции в северных портах с англичанами и голландцами, образовали в Вардэ таможенную заставу и с каждого судна, идущего на Мурман за рыбой, брали особую пошлину. В 1774 г. в Финмаркене занималось промыслами рыбы 1.300 русских на 244 судах. Русские промышленники, согласно донесению датского губернатора Фиельдштеда, — “добывали рыбы больше, чем подданные короля Датского”. Но это время прошло безвозвратно. Норвежцы уже не только не учатся у нас промыслам, но просто выпроводили от себя своих учителей, а северный рыбный рынок прочно забрали в свои предприимчивые руки; и не у нас теперь иностранные суда грузятся рыбой, а сотни русских судов плывут за ней заграницу.

Финмаркен, представлявший до 1813 года глухую провинцию, начинает быстро процветать. На развитие его морских промыслов обращается самое серьезное внимание правительства. Норвежский север скоро далеко превзошел в отношении промыслов Русский Север. С половины минувшего столетия он становится совершенно неузнаваем, в то самое время, как наш Мурман остается заброшенным, пустынным и его про[153]мыслы падают. Одновременно пали также промыслы русских поморов на о. Шпицбергене и около берегов Новой Земли.

Собственный промысел русских промышленников в Финмаркене начинает быстро сокращаться. В связи с быстрым развитием норвежского трескового промысла развивается меновая торговля русских поморов на своих парусных судах с Норвегией. Иенс Ратке (Rathke), ездивший в 1800-1802 годах в северную Норвегию по поручению датского правительства для ознакомления с положением рыбного промысла и торговли Норвегии и России, сообщает:

— “В гор. Тромсэ имеется один только значительный торговый дом. Попытка его завязать непосредственную торговлю с Архангельском и ввозить туда меховой и рыбный товар оказался не совсем удачною в отношении торговли рыбою, вследствие русской высокой пошлины на иностранный рыбный товар. За них же дали очень хорошие цены. Поэтому эта попытка не была повторена. Ввоз русской муки в этом году принес огромную пользу краю, но торговля юга от этого сильно пострадала.

— “Свобода торговли дала здесь, как и в других местах хорошие результаты. К сожалению, огромные размеры потребления здесь водки и табаку все увеличиваются, и одни только русские, снабжающие население мукою, ведут полезную для края торговли. В виду этого приходится смотреть сквозь пальцы на многое, что при других обстоятельствах было бы нетерпимо.

— “Положение населения в этом году (1801) было несравненно лучше в Финмаркене, чем в Норланде. Причина тому не лучший улов, а свободная меновая торговля (с русскими), благодаря которой жители запаслись мукою и солью… Торговля русской мукою с каждым годом все более и более возрастает. Сюда (в Тальвиг) уже прибыло русское судно или так наз. ладья (Ladje), похожая почти на галеас, в 25-30 коммерческих ластов, но плохо построенная с плохою оснасткою. Вследствие дешевизны в России корабельного леса, прекрасного знакомства населения русских приморских городов с финмаркенскими водами и, главное, вследствие того, что здешнее норвежское население со времени захвата Ганзою его торговли перестало ездить в Россию, в настоящее время Финмаркену трудно снова завязать столь желательную непосредственную торговлю с Россией. Гаммерфест имеет небольшую, но хорошую зимнюю гавань, что чрезвычайно выгодно для торговли, и русские приезжают сюда довольно часто. Здесь живут 14 семейств. Попытки торгового дома Буха снаряжать промысловые суда на Шпицберген и остров Ян-Майн увенчались успехом. Особенно удачным оказался опыт его с купленным для этой цели русским судном под начальством 4-х русских… Значительный привоз русской муки чрезвычайно выгодно отразился на материальном положении местности: большая часть этой муки была от[154]правлена отсюда в Норланд и продана там весьма дешево. Существовашее в этом году не совсем безосновательное опасение еще более строгого, чем раньше, воспрещения русскими властями вывоза хлеба из России было несомненною причиною тому, что ни Вардэ, ни Гаммерфест не сбыли в Норланд большого количества из своего запаса муки.

— “Особенно лопарей привлекает торговля с русскими. Подобно многим здешним норвежцам, они находят для себя более выгодным продавать свой товар русским, которые, вследствие высоких цен на рыбу в России, могут платить больше, чем местные (норвежские) купцы.

— “Весь фиорд Тана и его гавани, равно как весь Варангер-фиорд, посещаются преимущественно русскими. До тех пор, пока местное население не может перенять рыбного промысла, а торговцы не стараются снаряжать рыбаков на таких же больших судах со снастями, какие имеются у русских, вряд ли можно ожидать какой-либо перемены в этом отношении”.

В северной Норвегии тресковый промысел происходит зимой, весной и летом. Из рыбы, добываемой в холодное время, приготовляется Rundfisk и Klippfisk, — продукт, требующий просушки на воздухе. Летнюю рыбу сушить на воздухе нельзя, так как от дождливой и сырой погоды в повешенной рыбе заводятся черви. Это время в Норвегии называют “Makketied”, т.е. временем червей. Не имея возможности приготовлять из летней рыбы более ценного продукта, идущего, преимущественно, в Испанию и Италию, рыбу эту приходится или солить, или в свежем виде сбывать русским. В этом направлении норвежским правительством были сделаны различные облечения поморам, приходившим в Финамркен за рыбою. Со стороны русского правительство поморам также был дан в 1852, 1861 и 1962 гг. ряд льгот, способствовавших меновой торговле: им не только было разрешено безпошлино вывозить в Норвегию все товары их торговли, но и представлено право привозить соленую и сушеную рыбу, ворвань и т.п.

Главными предметами ввоза в Норвегию являлась ржаная мука, овсяная крупа, крупчатка, масло, солонина, доски, деготь, береста.

[155] В пятилетие 1886-1890 гг. вывоз в Норвегию муки и крупы, достигнул, в среднем, 500.000 пуд. в год. В пятилетие 1891-1895 гг. вывоз муки и крупы достигал 304.000 пудов. За пятилетие 1896-1900 гг., вывоз в Норвегию муки и крупы, — 424.000 пуд. в год. В пятилетие 1901-1905 гг., в среднем — было вывезено муки и крупы около 460.000 пуд.

В последние годы меновая торговля совершенно прекратилась и вытеснена развившимся пароходством между финмаркенскими портами и Архангельском и южными норвежскими. С развитием сообщений с югом, Финмаркен мог всегда получать хлеб из балтийский портов. Развитие лесопильного производства на юге Норвегии, а также и то обстоятельство, что лес в Норвегию привозился поморами большей частью бракованный, — свели на нет ввоз леса. Что касается остальных предметов поморского вывоза в Норвегию, то они совершенно вытеснены, благодаря ввозу их в Норвегию из других стран. Меновая торговля приносила поморам более верный доход и настолько привлекала, что они постепенно оставляли свои промыслы. Однако, с другой тсороны меновая торговля вызвала быстрый рост поморского торгового парусного флота решительно без всякого участия казны1855².

Под общим названием — тресковый промысел — на Мурмане происходит лов трески, пикши, зубатки, палтуса, морского окуня. Из общего количества мурманского улова до 70% падает на одну треску. Местом трескового лова на Мурмане является прибрежная полоса Ледовитого океана, начиная, приблизительно, от св. Носа и далее вплоть до нашей границы с Норвегией. В конце прошлого столетия центром Мурманского промысла служили становища Рыбачьего полуострова, на западном Мурмане, в особенности: Цып-Наволок, Вайда-губа, а еще ранее привлекал внимание промышленников Варангерский залив. Как известно, тресковые массы, появляясь из неведомых океанских пучин периодически из года в год, около декабря месяца, подходят для процесса икрометания к берегам Норвегии, у Лофотенских островов. Здесь происходит самый значительный в мире тресковый промысел. Спустя некоторое время вся масса рыбы движется постепенно на Север к берегам Финмаркена.

Первые стаи трески несметными массами появляются у берегов западного Мурмана в феврале и марте месяцах и занимают площадь более 70 верст в длину и ширину. Стаи рыбы держатся, приблизительно, до первых чисел мая, верстах в 30-50 от берегов Мурмана. Близкий подход рыбы к берегам Мурмана весной зависит от колебаний [156] русла мурманской ветви Гольфштрема, который то отклоняется несколько от берегов, то, наоборот, приближается в зависимости от целого ряда причин, главным образом, метеорологических. Мурманская научно-промысловая экспедиция выяснила, что в северных водах встречается несколько отдельных пород трески, а именно:

С конца мая и в начале июня месяца главный стаи рыбы начинают появляться на восточном Мурмане. Рыба подходит к Мурману от берегов Норвегии худой, истощенной после периода икрометания. В фауне Мурманского моря она находит обильные кормовые запасы, где быстро откармливается, делается, по выражению промышленников, сытой “воюксистой” (воюкса — печень). К осени тресковые стаи постепенно перекочевывают на отмели Канинского полуострова и к о. Колгуеву. Основные стаи тресковых пород, подходящие к Мурману, по примерным определениям, занимают площадь до 80 верст.

Одно старинное описание морских богатств русских северных вод дает своеобразную и довольно правдивую картину:

… “Поход сей представляет человеческому взору огромное, величественное и преузорчатое зрелище. Зрители с высочайших корабельных мачт не могут вооруженным оком достигнуть пределов пространства сребровидным сельдяным блеском покрытой поверхности моря. Они описывают сие пространство не иначе пространство десятков миль, густотой сельдей наполненное. Сие стадо во-первых окружается и со всех сторон перемешивается макрелями, сайдой, пикшуями, тресками, семгами, палтосами и многими других родов плотоядными, одна другую теснящими и сверх поверхности моря обнаруживающимися рыбами. Оная окружная черта рыб знатной широты полосу составляет. Но к умножению пространства смешиваются с нею по окружности звери водноземные: нерпы, серка, тюлени, тевяки и прочие, а сих стесняют звери рыбовидные: дельфины, акулы, белухи, финн-рыба, косатки, кошелоты и другие из родов китовых. Оные огромные чудовища в смятении приводятся от собственных их мучителей, толпами их преследующих — пильшиков, палашников, единорогов и тому подобных. При таком смятении водной стихии, увеличивают представление сего зрелища со стороны атмосферы тучи морских птиц, весь сельдяной поход покрывающих. Они, плавая по воздуху и на воде, или ходя по густоте сих рыб, беспрестанно их пожирают и, между тем, разногласным своим криком, провозглашают торжественность сего похода. Сверх сего, множества видимых в воздухе птиц, сгущается оный водяными столпами, кои киты беспрестанно выпрыгивают до значительной высоте, делают сей воздух от преломле[157]ния солнечных лучей радужно блестящим и дымящимся, а совокупно от усильного шипения и обратного сих водоизвержений и обратного на поверхность моря падения, буйно шумящим. Стенания китов нестерпимым терзанием от их мучителей им причиняемых, подобное подземному, томному, по весьма слышанному реву, также звуки ударения хвостов их о поверхность моря, сими животными от остервенения производимые, представляют сии шумы странными и воздух в колебание производящими. Сей величественный сельдяной поход, каковым его вообразить возможно представляет напротив того странный театр поглощения, пожрения и мучения, на котором несметным множеством и более всех сельди истребляются”.

Мурманский промысел по отношению к некоторым сортам рыбы за последнее время сильно пал. До начала настоящего столетия в Варангерском фиорде, на Айновских банках, русские поморы-промышленники из Мурманских становищ: Вайда-губа, Малонемецкого, Столбового, Финманского, в количестве до 400 человек, добывали ежегодно до 200.000 пудов рыбы сайды; ныне этого промысла совершенно не существует. Сайда ввозится исключительно теперь из Норвегии.

С падением мурманского весеннего промысла прекратился промысел такой ценной рыбы, как палтус, который в большом количестве имеется около берегов западного Мурмана и добывается в настоящее время исключительно норвежцами.

Не только в количественном, но даже в качественном отношении мурманский промысел пал за последнее время. Совершенно исчезли некоторые способы приготовления трески. В записках Кольской и Архангельской таможен XVIII века встречаются названия: “карзанная треска”, сушеная с обрезанными плавниками, “облая” или “круглая” — рунтовка, “бакешау” — засоленная треска заморской солью на “гишпанский манир”.

В былые времена еще Петр Великий обращал особенное внимание на улучшение способов засолки и приготовления трески на Мурмане. В 1723 г. он разрешил иностранцам привозить беспошлинно на Мурман иностранную соль, а одновременно для ознакомления русских промышленников с лучшей засолкой рыбы были выписаны специальные посольщики рыбы из Голландии.

Весь мурманский тресковый промысел в настоящее время сводится всего лишь к 1^1/2-3 месяцам летнего времени, оканчиваясь разъездом с Мурмана промышленников в начале сентября месяца, вследствие прекращения сюда пароходного сообщения из Архангельска.

Что касается местного оседлого колонистского населения, разумеется, оно при своей ничтожности, совершенно не в состоянии что-либо сделать для поднятия мурманского улова и не имеет даже сносного промыслового вооружения и в большинстве положительно нищенствует. Современный мурманский промысел протекает в тех же самых условиях, как и столетия тому назад. Он имеет примитивный кустарный характер.

Лов рыбы производится с убогих беспалубных промысловых судов, преимущественно шняк и ел. Шняка представляет собою грубое беспа[158]лубное гребное судно, но более легкое на ходу, особенно под парусами. Кроме шняки и елы, употребляются карбаса и т.п. Работа на этих судах требует от ловцов всегда невероятной затраты физической силы.

Ловится треска, а также и остальная рыба на Мурмане, на крючки, крючковую снасть, так наз. “ярус”. Отсюда лов носит общее название, “ярусный лов”. Ярус достигает 5-8 верст длины и представляет собою связку длинных веревок, приблизительно толщиною с мизинец. На известном расстоянии прикрепляются к веревке на особых пеньковых подвесках, “форшнях”, крючки, наживляемые мелкой рыбешкой: селедкой, мойвой, песчанкой, а иногда, за отсутствием их морским червем. Наживляется ярус на берегу перед выходом на промысел. Наживка ловится на песчаных отмелях около берегов неводом.

Выезжая в море на промысел, верст за 20 и больше, промышленники выбрасывают ярус в море, на глубине 90-180 сажен. На поверхности воды от яруса плавают особые “кубасы”, на большом расстоянии друг от друга, соединяясь особой веревкой, “стоянкой”, с ярусом. Ярум остается в воде в течение 6-8 часов. Промысловое судно находится где-либо около места его полежки. По истечении указанного срока ярус постепенно извлекается из воды, пойманная рыба снимается с крючков и сбрасывается на дно судна в особые перегородки. Однако, при ветре, или разыгрывающемся на море шторме, промышленник, во избежание утраты яруса, принужден извлекать его ранее определенного срока и скорее уходит в становище на берегу, чтобы утлое судно не захлестнули волны. Нередко яруса оставляются в море на целые дни и часто промышленники лишаются их. Промышляет на каждом судне три-четыре человека, между которыми строго разграничены обязанности: “кормщик” (кормовой, старший), “весельщик”, “тяглец” и “наживляльщик”1855³. Участвующие на промысле дети, с 10-12 лет, называются “зуями”. Зуи несут обязанности повара и помогают старшим наживлять крючки и разматывать яруса после промысла.

Пойманная рыба чистится по пути с промысла, или в самом становище. Количество улова рыбы зависит от целого ряда причин: времени года, места промысла, времени пребывания яруса в воде и т.п.

Улов промыслового судна колеблется от 10-25 пудов до 100-150 пудов и больше. Рыба сдается на берегу скупщикам, затем укладывается и солится в трюмах парусных судов, которые транспортируют рыбу в беломорские порты или непосредственно морем в Петроград; кроме того, солится в бочки. Солится рыба скверно, не моется водой, плохо очищается от посторонней грязи. В трюмах судов рыба складывается штабелями, решительно без всякого соблюдения чистоты: по ней ходят рабочий, плюют.

[159] Кроме ярусного лова, на Мурмане, в самых незначительных размерах существует еще, так называемый, “удебный” лов трески, главным образом, у колонистов финляндцев на западном Мурмане. Орудием удебного или поддевного лова служит уда, состоящая из крепкой тонкой бичевы, длиною в 100-150 маховых сажен, на конце которой имеется крючек с грузилом. Лов заключается в порывистом подергивании уды, крочек вонзается в рыбу, куда попало.

Больших рыбопромышленных предприятий на Мурмане до настоящего времени не было.

Самостоятельных промышленников на Мурмане очень мало. Большинство промышленников работало на “хозяев”, забирая у них в течение долгой зимы все жизненные продукты под предстоящий промысел, конечно, по произвольным от “хозяина” ценам.

Артельное начало в морских промыслах выражается в том, что владелец промыслового судна и принадлежностей принимает для участия в промыслах 3-4 посторонних людей, не имеющих своего промыслового вооружения, при чем вместо жалования за работу обязывается им выделить известную часть из всего промысла с вычетом стоимости выданных продуктов.

Все жизненное благополучие мурманского промышленника при современных условиях отсутствия у него всякого легкого удобоприемлемого кредита было основано на местном судовладельце, либо мурманском фактористе-владельце того или иного промыслового предприятия, и кредитоваться приходится мелкому предпринимателю ловцу на невыносимо тяжелых условиях.

Орудия промыслового снаряжения идут на Мурман преимущественно из Норвегии.

При скоплении промышленников на Мурмане во время летних мурманских промыслов картина не поддается описанию. За неимением свободных жилищ часть промышленников располагается просто под открытым небом, перевернувши на берегу свои елы и шняки; большая же часть промышленников размещается по “станам”. “Станы” представляют собой ни больше ни меньше, как сколоченные из досок на скорую руку скверные сараи. Помещений для хранения и сушки орудия промыслов не имеется. Всюду полный беспорядок, вплоть до невыносимых антигигиенических условий. Сами по себе гавани совершенно не оборудованы: не имеется пристаней, буев для крепки судов; входы с моря в становища освещаются недостаточно и плохо; сами гавани ничем не защищены от океанского волнения: нет ни брекватеров-волноломов, ни молов. Мурман имеет крайне удручающий внешний вид полной необорудованности.

В некоторые становища вход с моря не только для судов каботажного флота, но даже промысловых, возможен лишь при приливе. Промыслами на Мурмане занимаются испокон веков поморы, жители Кемского и Онежского уездов, Архангельской губ., а одновременно местные мурманские колонисты. Число промышленников на Мурмане в 1913 г. — 3.607 чел. — Поморы прибывают на Мурман по открытии навигации в Белом море, на пароходах, приблизительно, в конце мая. Самыми боль[160]шимми промысловыми становищами на Мурмане являются Гаврилово и Териберка. В Гаврилово, во время летнего промысла, собирается свыше 500 промысловых судов.

До конца минувшего века поморы-промышленники прибывали на Мурман еще в апреле месяце, к началу весенних рыбных промыслов. Она направлялись сюда сухопутными путями через Лапландию, сперва на Колу, и далее разъезжались по промысловым становищам. Однако, полное бездорожье в этом крае, дороговизна проезда, который вдобавок приходилось совершать исключительно на оленях, а также развитие в самом Поморье рыбных промыслов и лесопромышленности, способствовали тому, что промышленники постепенно прекратили свои “весенние” походы на Мурман.

Вследствие отсутствия промышленников на Мурмане весной, его промыслы остаются поныне совершенно неиспользованными. Промыслы Мурмана нисколько не развиваются, наоборот, они даже сократились и пали за последние десятилетия. Наибольшие уловы были в 1882 г. — 991.620 пуд. и в 1883 г. — 989.658 пуд.

В виду ничтожности Мурманского улова, за последнее время сильно развивался ввоз в Архангельск норвежской рыбы, и Поморский флот был исключительно занят ее перевозкой.

Ввозилась рыба беспошлинно. В 1913 г. из Норвегии было ввезено в Архангельск рыбы: трески соленой 975.284 п., трески сушеной 15.045 п., тресковых голов 544 п., сайды соленой 434.231 п., сайды сушеной 16.374 п., пикши соленой 278.285 п., пикши сушеной 16.374 п., палтуса 53.168 п., окуня 4.800 п., зубатки 831.582 п.

Нередко норвежская рыба ввозилась сперва на Мурман и отсюда направлялась уже далее в балтийские порты непосредственно или чрез Архангельск, как русская рыба (“крестилась”), при удостоверении местных властей, что она русского улова. В 1913 г. с Мурмана морем на парусных судах было доставлено рыбы в Петроград 143.000 пуд. Суда, преимущественно западных балтийских портов, приходили на Мурман с грузом соли, которую захватывали с большинстве случаев в виде балласта. Соль возилась на Мурман беспошлинно, преимущественно английская, и продавалась по 22-25 коп. пуд.

[161] Кроме того, к количеству ежегодного улова рыбы на Мурмане следует прибавить до 30-50.000 пудов рыбьего жира.

“… Установив новую пограничную черту и поставив там знаки — пишет Д. Н. Бухаров, — мы совершенно успокоились, как забыв о существовании этой соприкасающейся с Норвегией окраины, не стараясь водворить там ни правильную администрацию, ни просвещение, которые утвердились рядом в Финмаркене. Мы не переставали лишь кричать, что уступили Норвегии лучшие части Варангерского залива, а в то же время не пользовались тем, что оставили за ними… Если бы мы более вникали в историю развития Финмаркена и, вместо непроизводительных затрат на приведение в исполнение скороспелых проектов, мы всесторонне научно исследовали наши Северные побережья, то нашли бы в этих двух источниках указание причин, тормозящих процветание Мурмана и разумные, согласованные с природой вещей меры и их устранению…”

Примечания

[154]
1 Год Крымской кампании.

[155]
2 В 1913 году поморский флот насчитывался уже около 500 судов, несмотря на свой страшный ежегодный урон, вследствие полной необставленности русских северных вод для судоходства.
За период времени 1905-1910 гг. вновь было выстроено на Севере 127 судов, и за этот же период времени весь поморский флот имел 415 случаев аварий. В 1911 г. было вновь выстроено 35 судов и в том же году разбито 35 судов и 47 судов получили аварии; в 1912 году выстроено 23 судна, а погибло 39 судов и 48 судов получили аварии.

[158]
3 Промышленники необычайно суеверны. Нередко перед выметкой яруса кормщик обращается к остальным участникам: “Благословите и примечайте, братцы”. На что команда отвечает: “Святые отцы благословляли, праведники Бога молили кормщику на место”. После этого кормщик сообщает всем взятые им приметы (пеленги). Существует и много других суеверий и обычаев.