Цейтлин Г. Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 1. С. 8 – 16; № 4. С. 156 – 165.

Цейтлин Г. Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 1. С. 8 – 16.

[8]

Знахарства и поверья в Поморье.
(Очерк из быта поморов).

Прежде чем приступим к ознакомлению читателя со знахарством и его формами, а также и поверьями (безусловно находящимися в самой тесной связи со знахарством) поморского населения, я позволю себе сказать несколько слов о знахарстве вообще.[9]

Передо мной лежит объемистый труд А. Ветухова: „Заговоры, заклинанья, обереги и др. виды народного врачевания“ (Варшава, 1907 г.), который представляет из себя попытку воедино собрать и объяснить научно всякого рода чародейские формулы. Как известно, народное врачевание, или, иначе говоря, знахарство, давно уже на себя обратило самое серьезное внимание видных представителей медицины. С одной стороны, последние ведут отчаянную борьбу со знахарством, а с другой – стараются изучить его¹.

I.

Собственно говоря, современная медицина², представители которой не так давно начали вести отчаянную борьбу со знахарством³, начинает все более и более применять разного рода целебные травы, корни и камни, которыми давно уже пользуются знахари. И, наконец, теория лечения гипнозом, посредством которого за последнее время врачам удается прекратить целый ряд болезней, как наприм., головную боль, запор, понос, рвоту и т. д., а также и вызвать таковые вплоть до заставления сочиться кровь на заранее определенных местах, это разве не равносильно секрету лечения заговорами и заклинаниями знахарей и знахарок, не есть „слово“ и „словесное внушение“.

Так что же такое знахарство – эта чародейская сила, так широко распространенная среди народов всего земного шара и за последнее время разрастающаяся в целую науку?

Откуда берет оно свое начало и чем питается?

На эти вопросы, конечно, не мне отвечать, ибо не это является предметом моего очерка. Однако и обойти их молчанием невозможно, а посему позволю себе сказать несколько слов по этому поводу.

Нет такого события или явления в жизни народа, над объяснением которого не работала бы его творческая фантазия.

Раскаты грома, блеск молнии, плеск волн, шум леса, страшные ураганы и т. д. и т. д. – все это явления, мимо которых первобытный человек не мог пройти, не стараясь их чем либо уяснить. А так как первобытный человек не обладал благодатным ключем – наукой, – посредством которого современный человек может объяснить почти всякое явление в природе, то, весьма понятно, он должен был объяснить каждое явление действием какой-то неведомой, таинственной и вместе с тем всевластной силы – духа.

Если явление природы шло в пользу человеку – он объяснял это тем, что неведомая сила – дух – его покровитель; если же наоборот – то эта сила – его враг. Впоследствии это понятие о духах разделяло их на две категории: добрых и злых. Отсюда логический вывод – чтобы предотвратить от себя гнев злого духа или вызвать на помощь доброго, необходимо их умилостивить. А чем мог это сделать первобытный человек, если не словами, молитвой и жертвоприношениями?

Сохранившиеся до наших дней заговоры являются ни чем иным, как обломками древне-языческих молитв, которыми первобытный человек старался умилостивить духов или запугать их.

В подтверждение только что сказанных нами слов, я позволю себе привести несколько любопытных фактов, приводимых вышеупомянутым автором в своем труде.

В Петровском уезде, Черниговской губернии, и поныне живет отставной солдат, лечащий больных лихорадкой самыми площадными ругательствами.

Если запугивания не действуют, прибегают к другим средствам, чтобы изгнать дух: выкуривают и т. п.

Если и это не поможет, тогда стараются обмануть духа. Так, наприм., рассказывают про одного, который, ожидая приступа лихорадки,[10] вздумал ее надуть: он притворился мертвым, лег под образами, а домашним велел причитывать и плакать. Явившаяся лихорадка поверила, что он умер и больше к нему уже не являлась.

II.

Как я уже выше указал, страх перед духами – это основа суеверия. Этот страх одинаков во все времена и у всех народов. Дух представляется человеку ни чем либо отвлеченным, а весьма реальным, имеющим человеческие чувства. Каждое дерево, каждый холм, каждая скала, не говоря уже о грозных явлениях природы, имеет своего духа. Этим и объясняется бесконечное число легенд, с которыми вы можете столкнуться в каждой деревне, по поводу того или иного близ лежащего оврага, холма, старого пня и т. п.

Мало ли у нас на Руси, особенно в деревнях, так называем. „страшных мест“. Около любой деревни вы их найдете. Современное Поморье, несмотря на то, что все население его поголовно христиане, сохранило, однако, в себе не мало пережитков глубокой и седой старины – язычества. И тем удивительнее это обстоятельство, что наряду с христианским учением и церковью прекраснейшим образом уживаются всевозможного роды языческие обряды и поверья. То обстоятельство, что в нижеприводимых заговорах и заклинаниях поморской населения довольно часто встречаются имена библейских лиц или святых, думается, не может служить поводом к тому, чтобы отсюда заключить, что эти заговоры и заклинания являются плодом творчество Поморья последнего времени. Ничуть не бывало. Это, по моему мнению, самая простая подтасовка имен и названий, которая явилась результатом дальнейшей ступени развития Поморья. Вместо, наприм., „на мори, на Окиани, на острови Буяни сидит старец“… – читают: „сидит Микола (или св. Петр или Павел)“… Правда, нельзя отрицать, что в некоторые заговоры вплетаются элементы молитвенные, христианского характера. Но, как известно, в народное творчество каждое поколение вносит свою лепту.

Знахарством в Поморье занимаются почти исключительно лишь женщины, и только в исключительных лишь случаях можно встретить знахаря или колдуна мужчину. Такой знахарь обыкновенно считается главарем, самым сильным в смысле подчинения им всяких духов.

В глубокой древности существовала вера в силу дурного глаза, от которого происходят всякие болезни и несчастия. Эта вера сохранилась и в наши дни не только у нас на Руси, но и у культурных народов Запада.

Поморское население силе влияния „дурного глаза“ отдает чуть-ли не самое печатное место. Человеку не по себе, „неможет“, у него дурное настроение, он стал плохо есть, спать, работать, перестал ладить с женой, с родными, не любить своих детей и т. д., ему советуют обратиться к знахарке. Придет знахарка, посмотрит и поставит вполне точный диагноз: больного „сглазил“ злой человек, „ворог“. При этом следует отметить, что в деревнях обыкновенно знают, кто из местных женщин или мужчин обладает „дурным глазом“. Этих людей, конечно, берегутся, но относятся к ним далеко не враждебно, что объясняется, очевидно, тем обстоятельством, что в представлении помора этот человек сам наказан злым духом,[11] который вдохнул в него злую волю, чтобы окружающие его люди бегали и сторонились его. Такому человеку уже не расскажут о чем нибудь хорошем, не покажут что либо хорошее, а всегда будут жаловаться на неудачу в делах, на плохую жизнь, нелады в семье и т. п.

До чего доходит боязнь „дурного глаза“ можно увидеть хотя бы из того факта, что на поморских свадьбах главное место возле жениха и невесты занимает колдун, участие которого считается необходимым для „отпускания“ свадьбы. „Отпускается“ свадьба колдуном с целью помешать „дурному“ глазу „спортить“ молодых.

Как известно, лошадь боится медвежьего мяса и, почуяв его запах, становится на дыбы и дальше везти не хочет. И вот, в ожидании проезда свадебного поезда кто либо положит по пути следования этого поезда куски медвежьего мяса. Что происходит со свадебным поездом, когда лошади почуют запах этого мяса, представить себе не трудно. Это также называется „спортить“ молодых. В старину, когда этот фокус был известен некоторым лишь лицам, поморское население придавало этому факту большое значение и в таких случаях все „поезжане“ (свадебные гости) терялись и вся свадьба шла на смарку. Теперь же все уже знают о возможности такой проделки и на каждой свадьбе ждут ее, так что она силою вещей уже теряет свое прежнее значение.

Вера в необходимость „отпускания“ свадьбы от влияния „дурного глаза“ здесь, однако, так еще сильна, что каждый помор не может обойтись в этом отношении без помощи колдуна. Неудивительно поэтому, что колдуну отводится почетное место стража молодых на всех свадьбах. От этого поверья еще не отделались даже и интеллигентные поморы. Характерно, между прочим, то обстоятельство, что „отпускать“ свадьбу может не всякий колдун. Для этой цели в каждом селении имеется всем известный колдун. Сами поморы объясняют это монополизацией заговора для „отпускания“.

Очевидно, что это объяснение ближе к истине, так как должность „отпускателя“ свадеб довольно часто даже передается по наследству или оступается за известное вознаграждение.

Лечат от болезни, происходящей от „дурного глаза“, как и от всех болезней вообще, самыми примитивными средствами. Да и зачем эти средства, когда весь курс лечения основан на глубокой вере в магическую и таинственную силу слова, которым можно и „заговорить“, и „заколдовать“, одним словом, сделать, что угодно. От „дурного глаза“ лечат следующим способом: берут кусочек материи, украденной у „сглазившего“, или же несколько волос из его головы, если это удастся достать, смешивают с мусором, взятым у порога квартиры больного, и с ладаном, кладут эту смесь в кадильницу и зажигают.

Знахарка, раздувая кадильницу, обходит с нею несколько раз кругом больного и приговаривает тихонько:

„Курю я, выкуряю я, все прицы, призоры, лихие оговоры, ветренныи переломы и свою худую думу. Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

А вот и другой заговор от „дурного глаза“.[12] „На море, на океане, на острове на Буяне сидят Клеймонт Папаринский и Василий Лекаринский и тугой лук натягивают, коренну стрелу натягивают.

Коль скоро летит корена стрела, толь же скоро прицы, призоры прочь выходите Бело пришло – бело прочь поди; черно пришло – черно прочь поди; красно пришло – красно прочь поди.

От девки, шимоволоски, от бабы простоволоски, от красного глаза, от русого волоса, от своей худой думы.

Ключ в море, замок в роте. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

Этот же способ лечения применяется и к домашним животным и птицам в случае их заболевания от „дурного глаза“. Следует также отметить, что большинство внезапных болезней, а также лихорадка, порезы, поранения и т. п. часто относят к влиянию „дурного глаза“. Без большой натяжки все почти болезни можно подвести под эту категорию.

Для останавливания крови, текущей из ран, существует особый заговор следующего содержания:

„едет Адам на белом коне, держит Адам саблю на голе, секет Адам по мертвым телам, чтобы кровь не шли и шепота небыла у раба божьего (имя больного).

Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь“.

При этом знахарка обводит три раза ножем вокруг больного места и после каждого раза плюет на последнее.

Для останавливания крови у домашних животных существует другой заговор следующего содержания:

„Две девицы дорогих, две иголки золотых, – оне шелком шили-пошивали и раны зашивали. Зашейте и рану моего коня (или коровы и т. п.). Кровь стань у коня мого. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

То же самое делается при чирьях и всевозможных сыпях, которые, по мнению поморов, получаются от „баенн“. Вот употребляемые в таких случаях заговоры:

„Есть у раба божьего (имя) девять дыр. Одна дыра – лишняя дыра. Во все поди: в одну не ходи. И раб божий (имя) хлеб ест и уголь ест, а жару не ест. Тело (имя) железное: тело, аки кремень. И солнечный жар, и баенный пар, и ангелы божьи и жгут и палят; и чирьи, и баенна нечисть, и прицы, призоры, лихие оговоры и ветренныи переломы. И отколь пришло – туды и ходи и раба божьего (имя) во веки не тронь. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

От чирьев существует особый заговор:

„Чирей, веред, где ты зародился? Тут твои слова пуще вострого ножа. Маленький красненький, посохни, поблекни у раба божьего (имя больного). Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Аминь“.

Этой последней „присказкой“ заканчивается всякий заговор.

Очень часты в Поморье случаи заболевания болезнью, которая носит оригинальное название: „пуп упал“. Болезнь эта крайне неопределенная и даже медик, побывавший в Поморье, вряд ли взялся бы определить, что именно скрывается под этим названием. По мнению населения „пуп упадет“ у человека от тяжелой непосильной [13] работы. Правильный диагноз „падения пупа“ доступен только очень опытным людям и поэтому за ним обращаются к знахаркам, которые также не всегда сразу определяют куда именно „пал пуп“ и иногда откладывают окончательный ответ на второй и третий визит. Ищут оне „павшего пупа“ в области живота, но это не мешает делать поиски по всему телу.

Лечат эту болезнь следующим образом: больной растягивается на полу, а над животом его садится кто либо и растирает грудь и живот руками, потом больной переворачивается, ложится на живот, и опять его тело трут. Одним словом больного массируют.

По этим приемам лечения болезни, а также по ее происхождению можно думать, что „падением пупа“ называются желудочные заболевания, грыжа и т. п.

Солитер наблюдается здесь также очень часто как среди детей, так и взрослых.

Поморы говорят, что солитер в большом количестве встречается в сельдях, которых здесь едят сырыми. Изгоняют солитера свежим квасом, смешанным с солью и постным маслом. Прием не больше одного наперстка.

Так как в каждом селе знахарок довольно много, оне представляют здесь значительную силу, а в иных случаях создают даже нечто в роде „общественного мнения“, с которым приходится считаться как интеллигентному обывателю, так и представителям местной медицины.

Часто можно наблюдать здесь случаи, когда супруги местных интеллигентов обращаются к помощи знахарок. Кругом только и речи, что о чудесном лечении знахарок, а врача не достанешь ни за какие деньги.

Беспокойные дети в трудовой крестьянской семье – это очень большое несчастье. Мужчины, как известно, не любят „баловать детей“, т. е. возиться с ними. Они заняты своим делом добывания хлеба. Все, следовательно, достается женщине матери. И вот, представьте себе „долюшку женскую“, когда она не знает за что раньше взяться: успокоить-ли надрывающегося от плача ребенка, стряпять-ли, доить-ли корову, убирать-ли дом и т. д.

Немало бессонных ночей проводит такая женщина, убаюкивая плачущего ребенка, целуя и лаская его и в то же время проклиная свою несчастную жизнь, „женско житье подначальное“, а также и ребенка, часто являющегося главной причиной этой беспокойной, несчастной жизни.

В народе существует поверье, что беспокойство ребенка происходит либо от „дурного глаза“, либо от злого духа. И неудивительно поэтому, что творческая фантазия народа не оставила без внимания и это несчастье. Приводимые ниже заговоры против беспокойных снов детей дают возможность не только получить представление об отношении поморской женщины к самому факту, но и о той нежной и сильной любви, с которой она относится к своим детям. В этих заговорах поморская женщина как бы воплотила всю нежность материнской любви простой женщины, любви, которая, судя по этим заговорам, не лишена даже некоторой поэзии.

Привожу четыре таких заговора. [14] „Мышка-игрушка, ты подшутила над рабом божьим, младенцем (имя). Я раба божья (имя) отшучу над тобой. На-ко топорок, да ножичек да палочку и работай во всю ночь. Не спи, и дай рабу божьему младенцу спать. И будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

При этом делается из дерева маленький топорик, ножик и палочка, которые кладутся на ночь под подушку ребенка.

„Горожу огороду кругом этого раба божьего младенца (имя) от земли и до неба, обкладну, булатну, железну каменну, чтобы не брали прицы, призоры, людские оговоры, люди посторонны и отцовы-материны худые думы. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

При этом безушей иголкой обводят вокруг подушки, на которой спит ребенок 3 раза и оставляют ее где-нибудь в подушке.

„Зоря-зореница, красна девица, возьми у младенца, раба божьего (имя) ночной воп и дай ему ночной сон. Во имя отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

„Река-девица, вода-кормилица, благослови рабе божьей матери (имя) для раба божьего младенца (имя). Не для ради хитрости, не для ради мудрости, а для ради великой божьей милости. На левось – на здравие и на доброе здоровье“.

Не мало места уделяет фантазия помора и Эросу. Не говоря уже о бесконечном числе длинных и полных поэзии поморских песен, сказок, пословиц и частушек, в которых поморская молодежь воспевает любовь, приходится отметить тот факт, что в этой области, также, как и во всех областях духовной жизни помора, существует целый ряд поверий, в свою очередь направивших мысль над созданием рода заговоров в области любовных отношений. Так, напр., для „привораживанья“, т. е. для того, чтобы заставить полюбить себя, берут от любимого человека волос, свивают его вместе со своим и замазывают глиною в печку; чтобы поссорить супругов, берут с обоих берегов речки горсть песку и бросают в рукомойник к супругам, бросают между ними черную кошку или собачку и т. д.; для счастья носят на шее травы и т. п.

Заговоры в области любовных отношений разделяются на две категории: одна, называемая „остудная“ и употребляемая в тех случаях, когда желательно поссорить между собою супругов или влюбленную парочку, а другая – „присушенье“, употребляемая в тех случаях, когда желательно, чтобы объект симпатии отвечал взаимностью. Слово „остудная“, следует полагать, происходит от слова „остыть“⁴, а слово „присушение“ – от слова „присушить“, что, как известно, на народном наречии значит влюбить или заставить полюбить себя.

Следует отметить при этом тот любопытный факт, что эти заговоры, очевидно, имеют в виду влияние со стороны женщины на мужчины, но отнюдь не наоборот.

Заговоры первой категории (остудные).

„Стану раба божья не благословясь, выйду не перекрестясь. Из избы не дверьми, из ворот не воротами. Пойду задним окном, подвальным бревном. Пойду далече в чистое поле. В чистом поли рогозинная рецка; по этой рецьке плывет Осипов же лодка. [15] В этой лодки сидит чорт на середке с чертовкой вместе. Сидят оны хребтами вместе, лицами порозь, и не могут оны глядеть друг на друга, встрецю встретиться, слово сказать. Дерутся оны, циплются, до кровавых ран кровью обливаются.

Также бы и раб божий (имя) со рабой божьей (имя) дрались бы да циплялись, до кровавых ран кровью обливались и православный народ над ними галился бы. А для ради великой божьей милости я бы денно и нощно молилась бы. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

„Водицька-кормилица, река-девица, коль широким широка, высоким высока, мыла пни и колодья и холодные каменья. Также и раба божьего (имя) сердце охолодей. Как боится раб божий (имя) сильного медведя в лесе, мертвеца в гробе, также пусть боится и рабы божьей (имя) жены его. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

Заговоры второй категории (присушения).

„Стану на сток (восток) хребтом, на запад лицом и помолюсь, покорюсь самому сатане. Помогите и пособите мне врага одолеть, рабе божьей помогите, помогите, пособите присушить раба божьего (имя).

Налетело тридцать три тьмы (стаи) и три тысячи дьяволов и окружили этого парня и одолели и присушили с великой сухотой и великой напастью. Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

„Выйду раба божья (имя) в сени, потом на чисто поле и помолюсь Пресвятой Богородице и погляжу во все четыре стороны и помолюсь самому Господу: Господи, Господи и Мать Пресвята Богородица.

И попрошу: потяните, ветры буйные, и разнесите мою тоску кручину со белого тела, со ретивого сердца и ясных очей. Нанесите мою тоску-кручину на раба божьего (имя) во ясные очи, черные брови и на белое лицо, на ретивое сердце. Чтобы на денную печаль и на ночную тоску и чтобы не мог не есть, не спать и все думал бы о рабе божьей и чтобы все ходил и клыктал, как белый лебедь, и думал о рабе божьей. Будьте мои словеса и т. д.“

„Два раза проклят, проклят враг супостат, послужи мне на вечерней заре, в злые часы, минуты и секунды, чтобы раб божий (имя) не мог ни есть, ни пить, ни спать, ни гулять без рабы божьей (имя).

Звери полевые, ходите и гуляйте по чистому полю. По черной книжке, по седьмой строке я даю тебе жертву, раба божья (имя) из трех морей из трех океанов.

По восьмой строке по черной книжке даю тебе заповедь по двадцать пятой строке храни и береги. Если потеряешь – сойдешь с ума и попадешь прямо за тридевять морей в тридесятое царство, которому я служу и верую, когда снимаю крест и пояс. Прошу вас, помогайте моей младшей сестре (имя) насчет засухи и присухи, чтобы раб божий (имя) тосковал и бедовал по ней. Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя и т. д.“

Не забыл помор и рыбный промысел в своих заговорах. Чтобы удачно ловилась рыба перед тем как опускают сети в воду, три раза произносится следующего рода заговор: [16]

„Святые апостолы, Петр и Павел, Андрей Первозванный. Верховые апостолы, первые рыболовы, помолитесь со всеми святыми угодниками Пресвятой Госпоже Богородице. Есть на святом престоле золотые ключи: возьмите эти ключи и отомкните ключи темный погреб рабу божьему (имя), пригоните мелкой и крупной рыбы рабу божьему (имя).

Сети мои шелковые, яруса мои медовые, я здесь, рыба тут есть.

Море святое, дно золотое, ловитесь и попадайте и меня не забывайте. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

В начале весны перед выгоном скота в каждом селении Поморья можно наблюдать следующую картину. Со всех дворов сгоняются в одно место лошади, и пастух у каждой из них дерет волосы, бросая их в банку, которую он держит в руках. Это делается, как мне объяснили, для того, чтобы лошади дружнее паслись и чтобы зверь не имел над ними власти. Лошадей из двора отправляют с иконой и зажженой свечкой. Небезынтересны условия найма пастуха.

Пастух, если он женатый, – рассказывает А. А. Каменев на страницах „Арх. Губ. Вед.“ (№ 201 за 1910 г.), – должен немедленно порвать всякие отношения с женою и жить с нею раздельно в продолжение всего времени пастьбы и ни под каким видом не отдает хозяину его живота, если-бы последний вздумал убить его на мясо, или продать. Это объясняется убеждением пастуха, что если зверь почует кровь, то переведет все его стадо.

Итак, я охарактеризовал в общих чертах знахарство в Поморье. Теперь мне приходится сказать несколько слов о знахарях и знахарках, после чего я перейду к поверьям поморского населения.

Тип знахаря и знахарки в Поморье – тип крайне интересный. Он глубоко верит в силу своего „заговариванья“, не лицемерит, потому что оказывает в большинстве случаев услуги совершенно безвозмездно. Здесь нет того, что называется „околпачиваньем“ – явление, с которым мы часто встречаемся в деревнях центральной России, где в большинстве случаев колдун обьявляет заранее цену, за которую он может оказать помощь. Нет здесь также и того фарисейства у знахарей, с которым мы встречаемся в других местах. Там колдуны являются паразитами деревни.

А здесь простыми друзьями, искренно желающими помочь своему брату. И эта естественность и простота – характерная особенность поморского знахаря или знахарки – невольно заставляют отнестись с уважением к ним людей, не верящих в их „заговоры“. Я лично знал некоторых знахарок, сообщивших мне вышеприведенные заговоры. Биографии двух из них – Устиньи Ермолаевны Базаровой (Сумский посад) и Матрены Федоровны Бахиревой (с. Лапино) сообщены мною в предисловии к „поморским сказкам“, напечатанным в №№ 2 и 3 Известий Арх. О-ва изуч. Русск. Сев. за 1911 г.

(Окончание следует).

Г. Цейтлин.

[156]

Цейтлин Г. Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 4. С. 156 – 165.

Знахарства и поверья в Поморье.
(Очерк из быта поморов).

(Окончание. См. № 2-й «Известий» за 1912 г.).

III.

В начале своего очерка я уже сказал, что в представлении простонародья духи разделяются на две категории: добрых и злых. В каждую из этих категорий в зависимости от различных географических и бытовых условий населения входит целая группа духов, каждому из которых дано соответствующее название. На страницах „Арх. Губ. Вед.“ (№ 16 за 1911 г.) тот же А. А. Каменев знакомит с любопытным представлением о вселенной, записанным им со слов поморки Анны Семеновны Дуровой. Зная эту женщину как типичную поморку старого закала, я и позволю себе привести выдержку из этой интересной заметки.

„Небо не имеет ни начала, ни конца. На нем протекают молочные реки, находятся золотые горы, на которых растут деревья с золотыми плодами и обитают мертвые люди: старые из них сидят в золотых домах, а молодые катаются с золотых гор на чунках (салазках). Небо находится от земли очень далеко, но насколько далеко – этого никто не знает. За видимым небом есть еще несколько небес, при чем на самом верхнем из них живет сам Бог с Пресвятою Богородицею и ангелами хранителями. Небо открывается во время грозы. В полом (открытом) небе видали ходящих людей в белоснежных одеждах и навешанные рядами горящие лампады… По народному поверию, в это время можно испросить у Бога всего, чего хочешь, напр., отпущения грехов, долгой жизни, богатства, славы, почестей и т. п.

Солнце, по народному представлению, – пекет (греет) от лица Божия. Оно ходит кругом земли по небесному пространству. Земля-же стоит на трех китах. Солнце уходит после заката за лес („садится за лес“). Многие считают солнце за женщину, что видно из существующей в народе пословицы – „солнце – сестра, а брат – месяц“…

Луна, или месяц, как ее обычно называют, по народному представлению „пекет“ от главы Божией. Она так же, как и солнце, ходит вокруг земли. Луна не закатывается, а лишь делается невидимою. По поводу того, что луна светит ночью, а солнце днем существует в народе интересная легенда. „Когда Каин убил Авеля, то это преступление видел месяц, находившийся невдалеке и рассказал о нем солнцу. Когда Каин узнал, что его преступление раскрыто месяцем, он решился отомстить последнему, для чего и придумал высмолить [157] его, т. е. вымазать смолой. До того-же месяц был так-же красив, светил так-же ярко, как и солнце.

Взобравшись на месяц с ведром смолы и помазом, он высмолил его так, что последний перестал светить днем и сделался бледным, потеряв свой прежний цвет и вид. Месяц же, будто-бы, забрал в себя за это Каина и поднялся с ним на небо. Так Каин и до сих пор стоит там с ведром и помазом в руках и с расширенными ногами. После сего происшествия солнце, будто-бы, не стало дружиться с месяцем, почему они и стали светить в разное время: одно – днем, а другой ночью“.

Кометы, или „звезды с дымовыми хвостами“, – как их называют поморы, по поверью последних, являются с неба и виснут (висят) ниже облаков; их посылает Бог „на обращение“ людей (для смирения или прощения в грехах). Звезды с дымовыми хвостами служат предвестниками какого-либо важного мирового события. Поморы говорят, что где такая звезда покажется, т. е., в каком государстве, то это государство через три года постигнет какое либо несчастие: война, голод, или что-либо другое.

Звезды падают зимой к морозу, а летом – к теплу.

Радуга, или „дождяная дуга“, как ее называют поморы, по поверью-же последних, поднимает „воду на небо для людей, живущих там“.

Из приведенной выдержки не трудно вывести заключение, что представление поморского населения о духовном мире довольно примитивное. Наряду с Богом, Пресвятою Богородицею и ангелами, живущими на самом „верхнем“ небе, там живут и покойники, которые катаются с золотых гор на „чунках“. Но нельзя отнять у помора некоторой поэтичности, правда довольно детской. Не кажется ли вышеприведенная выдержка скорее детским лепетом, чем убеждением старухи поморки? Посмотрим же теперь, как представляются фантазии помора земные духи, с которыми ему приходится жить повседневно.

Самыми сильными из земных духов в представлении помора являются, несомненно, „Леший“ и „воденой“. „Леший“ живет в лесу и часто показывается помору в виде знакомого мужика, странника и солдата в полной амуниции. Так, один знакомый помор рассказал мне, что раз по дороге из с. Лапина в д. Ендогубу встретил своего однодеревенца ендогубского мужика, направлявшегося в Сумский посад. Посидели они оба, отдохнули, выпили и каждый ушел своей дорогой. Придя в Ендогубу рассказчик встретил того же самого мужика и сразу же догадался, что его „опутал“ леший. Другой старик помор рассказал мне, как однажды в лесу явился к ним солдат и сказал, что скоро будем воевать с французом и тотчас же исчез.

У лешего есть жена – „Лешевиця“ – некрасива и „необрядна“. Поэтому некрасивых женщин в Поморье ругают:

– У-у ты, лешевиця!

Весьма понятно, что раз у лешего жена некрасива, то он гонится за красивыми женщинами, часто вводя их в искушение. Особенно велико это искушение летом, когда все мужское население находится на Мурмане.

Раз во время сенокоса мне пришлось увидеть такую картину. Молодая, здоровая женщина, вдруг отбросив в сторону косу, порывисто [158] подняла сарафан и начала быть ладонью по голому телу, прикрикивая:

– Нна, леший, нна, леший. Ницце не получишь!

Эта картина была настолько неожиданна и так поразила меня, что я растерялся и не спросил, что это означает. Только по приходе домой моя хозяйка объяснила мне, что это женщина ругала лешего за то, что тот ее искушает.

– Он все молодых баб летом смущает, – прибавила моя хозяйка.

Итак, леший женат и изменяет своей жене⁵. Смеются иногда поморки над лешевицей, которой муж изменяет и над лешим, у которого жена „необрядна“ и он должен бегать за чужими „жонками“. У лешего есть также и дети, называемые „лешевиками“ и даже собачка. Собачку эту можно часто встретить одну, без хозяина. Она „мохната, черненька, маленька, курцева“. В Поморье существует, между прочим, ругательское слово: „лешего собака“.

„Воденик“ живет в воде. Сам он черный, лохматый; волосы на нем курчавые и длинные, имеется хвост. Есть у него жена „Водениця“, а детей нет. Он забирает к себе тонущих детей, любит девиц щипать за ноги во время купанья. Во время сельдяного промысла мне однажды пришлось слышать историю, как одна девица влюбилась в воденика и долгое время ходила к речке, а потом воденик забрал ее к себе. Воденик очень любит лошадей. Днем он находится под водой, а ночью сидит где нибудь в пороге или на камне и чешет голову. Интересно отметить, что поморы даже не знают, что означает слово русалка.

На мои расспросы о том, есть ли русалки, мне отвечали, что таковых нет. И только при собирании поморских сказок я натолкнулся на одну сказку, в которой говорится о молодых девушках, которые живут у „воденого“, называемых „сестрицами“.

Вслед за этими двумя духами, царящими над водой и лесом, есть еще целый ряд духов, менее сильных. Царицей тундры является „болотная баба“, которая живет где либо у опушки леса в болоте. Что представляет собою „болотная баба“ читатель увидит из приводимой ниже сказки.

Во дворе каждого дома живет „дворовой хозяин“. Которого мужика он любит, он ухаживает за его животными и особенно за лошадью, которой он заплетает гриву, чешет, гладит и кормит. А которого мужика не любит, у того лошадь будет замучена.

В доме живет „домовой хозяин“, который имеет жену и детей ровно столько же, сколько детей находится в доме. Живет „домовой“ со своим семейством в подпольи. „Хозяйка“ и „хозяин“ вершат в доме все домашние и семейные дела. В некоторых местностях перед тем, как лечь спать, женщина говорит:

„Хозеин, хозеюшка,
С малыми детоцьками,
Благословите на всю ноцьку спать“.

Согласно поверью „хозейка“ является предвестницей несчастья. Перед несчастьем „хозейка“ вопит. Многие поморки уверяли меня, что оне сами слышали „как вопела хозейка“ и через некоторое время в доме случалось несчастье. [159]

В бане есть особый хозяин, называемый в иных местностях „хозеин баенный“, а в иных „жихорь“. Относительно „жихоря“ существует здесь поговорка такого содержания:

– „Жихорь-пахарь, костяна борода“.

К сожалению, смысла этих слов мне так и не удалось узнать. В представлении поморов „жихарь“⁶ является очень злым. В с. Лапине мне рассказывали, как „жихорь“ раз содрал со старухи кожу и растянул эту кожу на „каменницу“ (печь в бане) „сушиться“. Старуха эта пошла поздно ночью одна в баню. Говорят, что „жихарь“ очень страшный, весь черный, любит „напускать“ страху и если ночью одному придти мыться – то может убить, почему редко ночью в бане моется один человек.

В ригачах есть особый хозяин, которого зовут „Шишко“ или „Мишко Дыроданьюшко“. Он в представлении поморов является не особенно страшным. Единственно, что он может сделать – это напугать, когда явишься ночью в ригачу.

Не менее страшным в представлении поморов является „покойник“. Здесь не лишним будет остановиться подробнее над взглядами поморов на загробную жизнь.

Похоронные обрядности поморского населения содержат в себе очень много оригинального и старинного. Здесь можно встретить целый ряд поверий. Так народ верит, что мертвец „все слышит и видит“ до тех пор, пока его не опустят в могилу, и только после третьей лопаты земли, брошенной в могилу, мертвец приобщается к небу и навеки избавляется от мирских сует.

Следует отметить весьма оригинальное явление, наблюдаемое среди поморского населения. Очень многие и мужчины и женщины, всю жизнь проведшие в православии, на старости лет, когда чувствуется близость смерти, переходят в старообрядчество.

Это явление – массовое в Поморье. объясняется это поверьем, что тот, кто принимает старообрядчество перед смертию, попадает прямо в царство небесное, ибо старообрядчество – эта самая угодная Богу религия. И наряду с этим идеальным богоискательством уживается представление самого примитивного характера о загробной жизни и небесном царствии.

Я позволю себе привести ряд причитаний по покойникам, записанных мною в Сумском посаде. Причитания эти заслуживают большого интереса в смысле знакомства с сохранившимися патриархальными отношениями в семье и представления о смерти вообще и близких в особенности.

________

У одра покойника собираются все близкие к нему люди, чтобы в форме причитаний вылить всю накопившуюся за долгие годы горечь. Тут развертывается целая книга поморской жизни, писаная кровью, трудовым потом и слезами. Здесь вы слышите плач с причитанием долготерпящей женщины, которую с ранних лет отдали за горького пьяницу; все ее семейные неурядицы, отчаянные вопли людей, которые со смертию этого человека потеряли опору и защиту в тяжелой и суровой борьбе за свое существование…

Главные „вопы“ начинаются в так называемый момент „снаряжения“ [160] покойника. „Снаряжением“ здесь называется приготовление в загробную жизнь. Приведу „воп“ дочери к матери. После „снаряжения“

дочь садится на лавку, вокруг нея собираются все родные и знакомые и она с плачем, которому вторят все окружающие ее, начинает причитывать:

„Куды снарядилась, куды сокрутилась, моя красна красигорка, не в цветно платьице лазурево?

Уж раньше этой поры, раньше этого времени не снаряжалась да не сокрутилась не во цветно платьице лазурево. Уж куды-то ноне походишь, да куды поезжашь, на кого ты меня оставляшь, на кого ты меня бросашь? Ох, я глупая да неразумная, победна моя головушка, сокрутилась да снарядилась моя красна красигорка на вечную жисть безконечную.

Уж закатилось Божье теплое красное солнышко за горы высокия, за темные лесы дремучие, за мхи, за болота зыбучия, за ручьи пеной-идучие (текучие, за синия моря соленыя.

Уж больше век не бывать, да больше век не видать.

Уж на кого ты меня оставила, да на кого ты меня бросила, моя красна красигорка?

Раньше этой поры да раньше этого времени как была ты, моя красигорка, многодобрая да многоласкова; уж всегда ты со мною сидела тихия беседы смиренныя, да всегда ты меня научала в этих разных делах суетливых.

Нонь-же на кого я кладу крепкую надею великую, уж кого я приберу себе в потайну да задушевну, милу, советну-подружку, уж кому я стану разсказывать про бедность, обиду великую. Уж я тебе как разсказывала, моя красна красигорка, так уж не в пронос было да не в просказ было в чужие добрые людюшки.

Нонь уж возьму да навалю себе на зябло сердце ретивое серый валючий камешок, холодную льдину зазнобную, уж пусть знобит да холодит мое зябкое сердце ретивое, потому и для того, что не сполна будет печи красное солнышко согревно“.

Перед выносом тела та же дочь причитывает:

Когда выносят из дому.

„Уж не спешитесь да не торопитесь поносить мою красну красигорку со теплого витого гнездышка. Вся ли собралась родня да порода родительска, весь ли собрался чужой народ – люди добры крещенные.

Уж пусть кось поглядят да пусть посмотрят, как уж рассставается со светной жистью маловременной, как уж походит на вечную жисть бесконечну.

Уж пусть прощается весь народ – люди добрые крещенные, пусть прощается родня да порода родительская и ей милы сердечны роженные деточки. Уж ты прости кось теперь, прости, моя красна красигорка, многодобра, желанна ласкова родитель-матушка. Дай остатне крепко прощенье да благословенье родительско“.

(Выносят).

„Ты прости-ко теплое, витое гнездышко, вы простите пути да дорожки широкие, прости-кось и быстро-струячая реченька, простите круты красовитые бережки, простите-кось темные лесы дремучие“.

При приходе на кладбище причитывающая садится около могилы и, обращаясь ко всем людям, причитывает:

На кладбище.

„Уж не спешите-кось да не торопитесь-кось чужой народ – люди добрые, чтоб полагать да спускать ее во мать сыру землю. Дайте уж [161] мне оглядеть, дайте мне осмотреть уж каково приобстроено это теплое подземельное витое гнездышко.

Уж есть ли тут светло окошко косящато, положены ли белы брусовые лавочки, прорублены-ли двери косящаты, чтоб уж мне можно было ходить почасту да почастешенько, садиться на белы брусовые лавочки, под светло окошечко косящато.

Уж я всегды буду ходить почасто до почастешенько, чтоб можно было с ей заговорить да забаять, со своей то красной красигоркой, с многодоброй ласковой желанной родитель матушкой“.

Нижеследующий „воп“ предназначен для матери, сестры и жены.

„Уж ты послушай-кось моя красна-красигорка, многожеланна ласкова родитель-матушка да еще послушай-кось богоданна названа невестушка, уже подойдемте-кось да подсядемте: ты уж ко своему милому сердечному роженному дитятку, а я к своей дорогой милой скатной жемчужинке, ко своему милому братцу любимому, ну, а уж ты богоданна названна невестушка, к своей милой законной венчальной ладенке, а я уж сяду ко зяблому сердцу ретивому, а уж богоданна названна невестушка – ко резвым подломным ноженькам; уж мы будем-кось его будить да возбуживать, уж говорить да разбаивать: „уж ты встань-ко да пробудись-кось моя дорого-круглая скатна жемчужинка, мой милый, любимый братец родимый.

Уж чего ж ты так поспешился да чего ты так поторопился заспать крепким сном забудущим не лежачись да не болезнучись. Ты уж разве осердился, али огрубился да разгневался на свою то на красну красигорку на свою-то на жалку ласкову родитель-матушку. На победну вдову-сироту – гореношицу да на свою-то на милу законную ладенку, на своих-то на милых сердечных деточек. Ты уж оставил свою милу ладенку во младых молодых летах.

А уж милых сердечных деточек во глупых уж летах, на кого ты положил эту крепку надею великую: уж они ведь круглы сироты горе бедныя, уж нету у них ни роду да ни племени, нету ни родни да ни породы родительской, уж поэтому нать положить крепку надею великую на чудно владычного образа и на Господа Бога, на Пресвятую Богородицу, на Царицу небесную и на свою силу могучую, великую. Уж как не замогу я их возростить да воспитывать, уж как спущу по прикорному под окном уж просить этой милости подаенной. Уж как меня будут упрекать да укорять все чужи многодобрые людюшки, все ближни окольны порядны суседушки – так уж я как сдержу свое зяблое сердце ретивое, свою многу тоску да кручину великую? Не могу уж применить ума да разума об этом я“.

Достойны внимания следующие поверья и обычаи относительно покойников.

Когда у покойника открыты глаза – значит „ворожит смерть в доме“.

Перед опусканием покойника в могилу туда бросают медную монету „чтобы покойники его приняли“. Последнее объясняется поверьем, что старые покойники без денег места не дают и, следовательно, место надо купить.

Если в могилу монету не бросят – покойники не примут новичка и он каждую ночь будет ходить к своим родным с просьбой купить ему место. [162]

Здесь издавна сохранился обычай, по которому жены погибших на море мужей должны выйти на мост (собственно на реку) и „вопеть“ во всеуслышание.

Выслушать „вопы“, а также мимоходом вспомнить и свою горькую долю приходит большинство женщин поморского селения.

В своем очерке „Свадьба в Поморье“ (См. „Известия“ № 20 за 1910 г.) я уже отметил тот факт, что у невесты сироты бывают специфические причитания, которые и были мной приведены в том же очерке. Правильнее было бы те причитания привести в настоящем очерке, чтобы дать полное представление читателю со взглядами поморов на загробную жизнь. Но за недостатком места я отошлю читателя, интересующегося этими причитаниями к вышеупомянутому мною очерку, а в настоящее время ограничусь приведением одного „вопа“, в котором нашло себе выражение поверье поморского населения.

В день „рукоданья“ рано утром невеста причитывает матери: „Уж ты послушай-кось, моя красна-красигорка, многожеланна ласкова родитель-матушка, уж я налагаю на тебя службу тяжело-великую: зачерпни-ко свежей водички ключевой, набело приумой мне лицо нерумянно: еще найти-кось дорогой, белой кости гребешок, заздыни-кось свою легкую правую рученьку на мою-то на буйну головушку, на тонку косу красовитую. Уж зачини-кось, загладь мою тонку косы красовиту по одному да по единому русому волосу, по моим по белым плечам могучим. Возьми-кось с дорогого, белой кости гребешка обчески да обрывки моих русых волосов да не бросай их на тонкий дубовый мост, на пиленный – завяжи-кось во плат во тальянский, во узел в немецкий; подержи-кось до крутой до красной весны, до тех пор, пока не станут ясны соколы сеять разные ярости. Уж в то время, в ту светлу пору спосей-ко под светло окошко косящато, под которым уж ты всегды сидишь да любуешься. Что будет уж возрастать из земли: уж с изюмом, с ягодой древо, али горька рябина кудрява? Уж кака будет слетаться: жарка птица жипуча, али горе-горькая птица кукуша. Коли разныи птицы жипучи – удачно пойдет мне-ка рання неволя велика, женско-житье подначально; а кукуша – так уж горько житье мне победной“.

Как видно из только что приведенного причитания, пернатое царство в представлении поморов также делится на две категории: добрых и злых. Как первая, так и вторая категория теми или иными своими движениями или криками предвещают либо хорошее, либо худое. Это поверье мы встречаем не только у поморского населения, но и по всей России. Известно, наприм., что в народе голубь считается святым, кукушка, предвестницей чего-то недоброго и т. д.

Укажу на несколько народных примет – связанных с представлением поморов о кукушке.

Если весною кукушка в первый раз „окуккает“ прямо в глаза – на весь год слезы.

Если весною кукушка в первый раз „окуккает“ в правое ухо – на весь год счастье; в левое – несчастье.

Если весною кукушка в первый раз „окуккает“ помору, когда он голоден или денег не имеет в кармане – весь год тому голодать, либо без денег бывать. [163]

Когда поморки отправляются „весновать“ (ловить рыбу в озерах), оне непременно стараются быть сытыми и иметь при себе деньги.

Известно, что по поверью народа, кукушка может предсказать, сколько еще жить человеку. Поморки очень сильно верят в это и каждый год весною „ходят“ спрашивать у кукушки:

– Заго-ошиця кукушиця, скажи Божью правду, скольки лет мне-ка жить?

И сколько раз в ответ на этот вопрос кукушка „окуккает“, столько лет и жить спрашивающей. Позволю себе подчеркнуть тот факт, что кукушка называется „горе-горькая птица кукушка“. Одно это название уже достаточно, чтобы представить себе отношение поморов к этой птице.

Наоборот, голубь считается здесь святым, „божьей птицей“. Голубя нельзя ловить, а тем более убивать и употреблять в пищу. Голубя надо кормить и ласкать. Боже сохрани, чтобы помор видел, как ловят или убивают голубя. На этой почве бывали скандалы между поморами и ссыльными.

VI.

Ежегодно с наступлением весны все проезжие дороги Поморья и особенно тракт, ведущий из поморья в Олонецкую губ. кишмя кишит всевозможного рода змеями, которые в это время выползают из своих нор и в сухом горячем песке греются под лучами весеннего солнца. Особенной опасности со стороны гадов ожидать нельзя, ибо, по большей части, это ужи, но темная масса поморского населения, не умея определить, какая из змей ядовита и какая нет, относит к категории „опасных“ всякую змею вплоть до ужа. На почве этого страха и возникают те многочисленные легенды и рассказы о змеях, какие можно услышать в любой поморской деревне.

Приведу некоторые поверья, слышанные мною из уст поморов в с. Колежме, с. Лапине и Сумском посаде. Змея, которая встречается на улице селения или на дворе дома, – это „дворовой“ (домовой) или „хозяин“. Он является людям в разных видах, в том числе и в виде змеи. Змею нельзя ни убивать, ни гнать, ибо с „хозяином“ шутки плохи, сейчас же отомстить несчастьем (смертью на море, пожаром, смертью детей и т. п.).

Есть и такая примета: если змея ползет со двора – быть беде, если обратно – ползет во двор – быть радости. Интересны названия змеи: „змей“, „дьявол“, „дворовой“, „хозяин“, „нечистый“. Встреченную вне селения змею обязательно убивают и несут домой, где опытные люди приготовляют из нея лекарства от глазных болезней. Приготовляется лекарство следующим образом. Убитую змею кладут в котел и варят на огне. Когда „уха“ готова, больного приглашают нагнуть голову над котлом. Пар, который идет из котла, по мнению поморов и излечивает всякие глазные болезни. Этот „рецепт“, существует, повидимому, издавна, так как находит себе подтверждение в одной поморской сказке. В сказке говорится об одной слепой и злой старухе, у которой были три невестки. Старуха своих невесток постоянно бранила и ругала. И вот одна из них задумала отомстить злой свекрови. Убив змею, она сварила ее в котле, поднесла ее слепой старухе и предложила ей „снять уху“ [164] (вынуть рыбу). Старуха нагнулась над котлом и от пара, который ударил ей в глаза, неожиданно прозрела.

Убивая в лесу или поле змею, рассекать ее не рекомендуется, ибо она, по преданию, может „срастись“. Бесполезно разрубать змею, хотя бы ее успели даже сварить. Чудесное свойство срастаться остается за нею и в этом случае, поэтому сваренную змею на улицу не выбрасывают, а непременно сжигают.

Отправляясь в лес, на сенокос, или просто куда-либо из села, многие произносят нечто вроде заговора против встречи со змеей, следующего содержания: „Солнце, небо, мать-сыра земля, заприте змеев шипучих и ползучих, чтобы не грелись, да не крутились, не прыгали, да не скакали, не шипели, да не кусали“. Этот языческий заговор знают очень многие из поморов. Но другой, не менее интересный заговор против заражения крови от укусов змеи, знают только немногие колдуны. Всей же массе знахарок и колдунов Поморья этот заговор совершенно неизвестен. Пользуясь любезностью одного из колдунов, разрешившего мне записать этот заговор, я могу познакомить с ним читателей.

Прежде чем прибегнуть к чудесной силе заговора, колдун рекомендует возле места укушенного змеей сделать тугую перевязку, так, чтобы зараженная кровь не могла свободно перейти в другие части тела. Сделав перевязку, колдун обводит ножем вокруг опухоли три раза, при чем после каждого раза плюет, приговаривая: „На мори, на Кияне, на острови, на Буяни стоит частый ракитый куст. В том частом ракитовом кусту лежит Змей-Шкурапей. О, Змей-Шкурапей, собери всих своих Змей-Змеевичев межных, подрубежных, колодных, подколодных, моховых и лесовых, змею – Шкурапею и змею – Переярую, летучих и ползучих. А не соберешь, ты всих Змей Змеевичев межных да подрубежных, колодных да подколодных, моховых да лесовых, змею-Шкурапею да змею-Переярую, летучих да ползучих – я пойду к самому Гавриилу да св. Николаю да попрошу их напустить грозного грому, грозну тучу, чтобы громом побило да молнией сожгло. О, раб Христов – человек, – не ходи к самому Христу, не пускай на меня грозного грому, да грозну тучу, не бей меня ни громом да ни молоньей, я – раб, Христос человек. Вытащи жала русаго. Как вода, чиста и непорочна так, чтобы и раб Божий (имя) чист был и непорочен от змеинной лютости и ненависти. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“.

Этот же заговор употребляется и от укуса бешеной собаки, с прибавлением в конце следующих слов: „Вынимай дурну кровь из буйной головы, со ретивого сердца, из под жил и жил, из под ногтей и костей, из под ногтей и ногтей, из под кожи и крови. Да пусть сохранит тебя ангел-хранитель, помощник денной, одеждник теплый, всюду да везде: и в крутых горах, и во темных лесах, и от ведьмы еретицы, и от лешаго, воденого, болотной бабы, домового, буйного дерева да нечистого духа. Аминь“.

На этом я пока закончу свой очерк. Охватить все виды знахарства и поверий поморского населения – задача не весьма легкая. К тому же не следует забывать, что это такой предмет, который изучению поддается нелегко, так как записывать, наприм., „колдушки“ или заговоры не всегда и всякому удается. [165]

Те материалы, которые приведены в моем очерке, достались мне упорным трудом⁷, при чем собирал я их в течение 3-х почти лет.

Я знаю, что очерк мой далеко не полон, но надеюсь со временем пополнить его целым рядом новых наблюдений в этой области жизни Поморья.

Г. Цейтлин.

Примечания:

1). Исправленная опечатка. Было: «С одной стороны, последние ведут отчаянную борьбу со знахарством а с другой – стараются изучить его.» Исправлено на: «С одной стороны, последние ведут отчаянную борьбу со знахарством, а с другой – стараются изучить его.» — ред.
2). Исправленная опечатка. Было: «медицина», исправлено на: «медицина» — ред.
3). Исправленная опечатка. Было: «представители которой не так давно начало вести отчаянную борьбу со знахарством». Исправлено на: «представители которой не так давно начали вести отчаянную борьбу со знахарством» — ред.
4). Исправленная опечатка. Было: «„остыть», исправлено на: «„остыть“» — ред.
5). Исправленная опечатка. Было: «свой жене», исправлено на: «своей жене» — ред.
6). Так в подлиннике. По тексту встречается как написание «жихорь», так и «жихарь» — ред.
7). Исправленная опечатка. Было: «Те материалы, которые приведены в моем очерке достались мне упорным трудом». Исправлено на: «Те материалы, которые приведены в моем очерке, достались мне упорным трудом» —ред.

Текст Г. Цейтлин, 1912 г.

OCR электронная библиотека Карелии, 2010 г.

HTML Воинов И., 2010 г.