Н. И. Игнатова.

"Нашъ Северъ". Издатель: Типографiя Министерства Путей Сообщенiя, С.-ПЕТЕРБУРГЪ, 1896., Глава XXIV.

[288]

Города на линиях пароходства по Ледовитому океану и Белому морю.

Океанская-Мурманская линия: город Кола. — Беломорская линия; города Кемь и Онега и посад Сумы. — Прошлое и настоящее этих пунктов. — Местные достопримечательности. — О мурманских и других промыслах Архангельской губернии. — Соловецкий монастырь. — Церковь Бориса и Глеба. — Печенгский-Трифонов монастырь.

Кола (68° 53' с. ш. и 50° 41' в. д.) — страна двухмесячной ночи, родина отважных мореплавательниц русского севера, порто-франко и ничтожный город Архангельской губернии на остроконечном мысе у подошвы горы Соловараки при реках Коле и Туломе близ Кольского залива на линии Мурманского срочного пароходства, в 50 верстах от Ледовитого океана и в 1.011 верстах от своего губернского города! Местная поговорка: «в Коле с одной стороны море, с другой горе, с третьей мох, а с четвертой ох»; с 13 ноября по 9 января солнце на горизонт не выходит, а с 20 мая по 10 июля за горизонт не заходит... Другая поговорка: «Кола,— бабья воля» по словарю Подвысоцкого, такая поговорка могла родиться только в названном округе, где женщины, при особенно-крепком дюжем сложении, отличаются энергию и самостоятельностью не только в домашнем хозяйстве, но и в морских промыслах, лично управляя судами нередко ходя в Норвегию.[289]

Многострадальное прошлое Колы: в 1264 году сюда проникли новгородцы для рыбных промыслов, с половины XVI века здесь стали селиться ссыльные, а вскоре после того здесь же был выстроен острог для защиты поселения от шведов и норвежцев. В 1590 году шведы подступали к Коле, но были отбиты, а при императоре Павле Петровиче Кольская «крепость» была срыта. В 1808 году англичане беспрепятственно заняли город и они же, в 1854 году, не постыдились бомбардировать и выжечь беззащитный город. А в феврале 1872-го года (Ошибка, это случилось в 1772 г. Примечание ред. "Кольские карты") стряслась было новая беда — случилось землетрясение, причем гора Соловарака дала большой оползень к реке.

Жителей в Коле в 1885 году считалось 765 человек, в том числе 377 мужчин и 388 женщин. Городское хозяйство по отчету за 1893 год: поступило доходов 1.296 рублей, израсходовано же 1.594 рубля, причем в городе двухмесячной ночи на годовое освещение целого города не истрачено ни копейки. Ничего также не дали ни на пожарную команду — благо её нет и в зародыше, — ни на мостовые, ни на учебные, ни на благотворительные заведения, за то «в пособие казне отпущено 23 целковых»... Городской капитал, 5.257 рублей, долгу нет.

Нынешний город раскинулся на берегу мыса сажен на 400 вдоль реки в двух неправильных линиях, между которыми извивается главная улица; близ южного конца города сохранились следы старинной деревянной ограды с башнями и бойницами. Церквей 2, из которых 1 каменная; жилых домов: 1 каменный и 126 деревянных и нежилых: 1 каменный и 83 деревянных. Ни фабрик, ни заводов нет, ремесленность развита слабо, а торговля, главным, образом, направлена к удовлетворенно только внутренних потребностей Колы и её района, так что имеется всего 1 каменная и 10 деревянных лавок. Заработки: заметно оскудевающее рыболовство, звериный и отхожий промыслы и постройка судов; добывается так же жемчуг в реке, образчики которого вам, быть может, удастся купить в Коле. Домашнее хозяйство горожан: во всем городе всего одна лошадь, 26 коров, I бык, 231 овца и 13 оленей…

А между тем и в Коле живут люди, и там есть своего[290] рода интеллигенция. Есть целое полицейское управление во главе с таким исправником, служебные разъезды которого обходятся отечеству дороже губернаторских, так как для этого держится особый, так называемый административный пароход «Мурман»; затем есть судебный следователь, уездный врач, чиновник по крестьянским делам, уездный казначей с бухгалтером и его помощником, два морских офицерских чина, два почтовых чиновника и штат одноклассного приходского училища. Общественные учреждения отзываются больше демократическим элементом, которым преисполнен и состав обоих здешних судов: сиротского и торгового словесного. Целых два суда в одной Коле! Судить есть кому, есть ли кого судить — не знаю1.

Ни извозчиков, ни гостиниц, ни ресторанов нет и в помине — держать их не для кого. Если случайно и заедет в Колу турист, то заедет летом и кое-как приютится на частной квартире, зимою же никто по своей воле сюда не заедет — темно, да и «Холодно, странничек, холодно. Холодно, родименький, холодно»...

[299]
Село Кандалакша, Архангельской губернии Кемского уезда (67°8' с. ш. и 50°6' в. д.), в 316 верстах от уездного города по почтовому тракту в Колу, при впадении р. Нивы в Кандалакскую губу Белого моря. Впадающая в ту же губу, к западу от селения, р. Кандалакша есть короткий, но многоводный сток озера Ковдо; в реке этой водятся жемчужные раковины. Названное село примечательно не по числу жителей и даже не по его благоустройству, а потому, что оно издавна считается одним из главных пунктов промышленной жизни Архангельской губернии. Кандалакская губа богата рыбою и в особенности замечательна по обширному лову сельдей, а жители села издавна известны, как отличные рыбопромышленники. В селе около 500 душ; есть 2 церкви, обе без священников (для богослужения приезжает изредка священник из Ковдского прихода) и почтовая станция. Местоположение угрюмо и в своем роде живописно: поросшие небольшим лесом скалы достигают здесь громадной высоты над уровнем моря и вершины их как бы теряются в облаках.

[305]«Что такое Мурман»? быть может спросит читатель. Под этим именем известен северный берег обширного Кольского полуострова, протяжением около тысячи верст от мыса св. Нос до р. Ворьемы, отделяющей Россию от Норвегии по разграничению, произведенному в 1826 году русским полковником Галяминым и норвежским майором Мейлендорфом. Устье Ворьемы находится под 69°47' с. ш. и 48°9' в. д. самое же разграничение, в 1826 году сделанное, было для нас очень невыгодно, так как до того времени границею считался мыс Верес, лежащий в 50 верстах западнее Ворьемы на меридиане ныне норвежского городка Вадзэ. Мурманский берег иначе называется Лапландским; название же Мурмана он получил от «Мурманов», под которыми одни разумеют новгородских славян, а другие — норманов. Часть нашего берег к западу от Рыбачьего полуострова носит название Западного или Норвежского и занимает протяжение около 55 верст.

Летом 1889 г. горный инженер Л. И. Подгаецкий посетил западную часть Мурмана, произвел там различные исследования и результаты своих научных работ доложил Императорскому Географическому Обществу в его собрании[306] 7 марта 1890 года. Пользуясь отчетом, в том же году по этому предмету появившимся в №53 «Правительственного Вестника» можем ознакомить читателей с нижеследующими любопытными подробностями научных исследований г. Подгаецкого.

Наш западный Мурманский берег, вполне сходен с соседними берегами Норвегии. Прибрежные местности носят альпийский характер, присущий горам в поясе, соприкасающемся с вечными снегами; повсеместно встречаются высокие скалистые каменные массивы, круто спускающееся в море; растительность отсутствует и снег все лето остается не растаявшим в глубоких ущельях. Ясные признаки былого развития ледников также составляют характеристическую черту природы Мурмана. Высота берегов в западной части доходит до 500 футов; здесь встречаются огромные заливы-фиорды. По мере удаления к востоку, берега все более и более понижаются, фиорды исчезают и сменяются открытыми полукруглыми бухтами. Наблюдения докладчика над береговыми отложениями западного Мурмана привели его к заключению, что берег здесь несомненно поднимается и довольно быстро.

Между породами, залегающими в берегах Мурмана, встречаются местами рудоносные кварцевые жилы, содержащие, главным, образом, свинцовый блеск с примесью серебра и цинковую обманку; встречаются также медный и серный колчеданы и железный блеск. Наибольшего внимания заслуживает месторождение свинцового блеска близь Базарной губы, в 10 верстах к востоку от границы с Норвегией. Это — единственная жила, которая может подавать надежду на развитие здесь когда-нибудь горной промышленности; остальные же месторождения, осмотренные докладчиком, не пригодны к разработке, так как жилы очень тонки, а окружающая их горная порода очень тверда.

Климат страны довольно ровный, — что конечно объясняется влиянием относительно теплой струи Гольфстрима, омывающей берег. Морозы редко достигают 100-150 Р, а средняя температура зимы около 60 Р; лето холодное: оно имеет среднюю температуру всего +80 Р. Весна на Мурмане начинается в апреле и продолжается до 20 мая, затем до 10 июля идет лето, когда солнце не заходит вовсе; в это время погода стоит тихая и[307] ясная и вся местность оживает, благодаря съезду рыбопромышленников. Осень начинается с середины июля, а с октября начиняется уже зима. С 13 ноября до 9 января солнце вовсе не показывается над горизонтом, и полярная ночь прерывается только великолепными северными сияниями. Оксан здесь никогда не замерзает и сообщение по нем с Мурманом возможно в течении круглого года.

Наиболее цветущим временем развития русских промыслов на Мурмане было XVIII столетие. В те времена, русскими промышленниками были основаны на Мурмане русские селения, между прочим, Васино и Варгаево, преобразовавшиеся впоследствии в норвежские порты Вадзэ и Вардэ. Русские промышленники господствовали в северных водах, ходили на промыслы на Шпицберген, Новую Землю, в Карское море. С течением, времени, Норвегия обратила внимание на свой сопредельный с Россиею Финмаркен, постепенно завела там разные улучшения, построила пути сообщения, телеграф, способствовала всеми мерами развитию рыбных промыслов среди норвежцев и ограничила льготы русских промышленников в своих водах, даровав им, взамен того, новые права по меновой торговле. Эти мероприятия норвежского правительства и были причиною упадка русских промыслов. Русские промышленники увлеклись торговлей, которая, в свою очередь, с развитием Финнмаркена, мало-помалу перешла так же в руки норвежцев. Норвежские промышленники, имея свои суда в незамерзающих гаванях, всегда готовы к выходу на промысел; русские же поневоле должны ждать открытия навигации в своих портах Белого моря, так как им негде оставлять на зимовку своих судов на Мурмане, а потому богатейший весенний улов рыбы всегда минует руки русских промышленников, становясь добычею норвежцев. Упразднение военного порта в Архангельске по мнению г. Подгаецкого, также повлияло на упадок промыслов на Мурмане.

В дополнение к данным почтенного докладчика, не лишним будет привести нижеследующие сведения, нами собранные из других источников.

На Мурманский промысел ежегодно уходит до 2,5 тысяч рыбопромышленников, частью из Финляндии, но преимуше[308]ственно из Кольского, Кемского и Онежского уездов, и добыча сбывается в соленом и сушеном, виде в Архангельск для местного продовольствия жителей и, кроме того, в значительном количестве отправляется на продажу в смежные губернии и Петербург. Успех промыслов обусловливается, главным образом, большим или меньшим, количеством, имеющейся в данный год, мелкой рыбы мойвы, а затем песчанки, служащей в качестве наживки при ловле трески. Кроме того на успех ловли влияют климатические условия данного года, температура морской воды и появление морских зверей «лысунов» или «кожи», которые отгоняют рыбку от берега и тем лишают наживки рыбопромышленника. В 1888 году на Мурмане промышляло 2.686 человек на 654 судах; чистой прибыли было получено 1281/2 тысяч, что, по среднему расчету, составило по 48 рублей на человека.

Движение рыбопромышленников на Мурманский берег в 1889 году началось 17 февраля. Первыми появились в Колу финляндцы, которых мимо города прошло 56 человек; русских же рыбопромышленников проследовало через Раз-Наволок, с 7 по31 марта, 1.595 человек, — в том числе зуев-мальчиков 212 чел. и женщин 10. Обычное следование к Мурману по Лапландии рыбопромышленники совершили благополучно: больных не было и «происшествий» не случалось. Построенные у мыса Каменного и на Раз-Наволоке домики для приюта рыбопромышленников принесли им значительную пользу, так как им не приходилось, по прежнему, иметь ночлег под открытым небом, или, в лучшем случае, в палатках из шнячных парусов. Пароход товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства «Чижов» пришел с зимовки из Екатерининской гавани на Кольскую губу, к острову Сальному (куда дозволил лед покрывший Кольскую губу с декабря 1888 года), — 13 марта и на следующий же день отправился с промышленниками по становищам восточной стороны Мурманского берега, откуда возвратился к Сальному и того же числа отправился на западную сторону в Норвегию — до городов Вадзэ и Вардэ. Из Вардэ пароход возвратился к Сальному 23 марта и таким порядком стал совершать срочные рейсы по расписанию.[309] Давно известно, что едва ли не главнейшая темная сторона Мурманских промыслов, это — кабала, в которой хозяин держит своего артельного работника или покрученника, выдавая ему необходимейший задаток, продовольствие и снаряжение и заставляя покрученника отрабатывать весь забор по ценам, установленным тем же хозяином. При нынешних порядках, рабочий, раз покрутившийся у хозяина, едва ли когда-нибудь может освободиться от кабалы и начать самостоятельно промысел, — вот почему правительство и признало справедливым придти на помощь промышленникам-рабочим выдачею им ссуд на устройство своих поморских артелей. Согласно действующему по этому предмету положению 18 марта 1886 года, в течении трех лет роздано в ссуду 17.670 руб. 170-ти рыбопромышленникам Кемского и Онежского уездов, образовавшим 5 шнячных и 75 карбасных артелей. Как слышно, под влиянием плохих за последние годы уловов, возвращение полученных ссуд производилось недостаточно аккуратно; тем не менее положение о ссудах оказывается вполне отвечающим самым насущным потребностям поморов, изнывавших в непосильной кабале у кулаков-хозяев.

Положение других промыслов населения Архангельской губернии в 1888 году было такое. Китобойным делом занимались, по прежнему, два товарищества, но результат боя был несравненно хуже итогов предшествовавшего года: убито было всего 36 китов, то есть менее на 49 штук. Сало, ус и кости дали всего 20.300 рублей. Промыслом морского зверя в Ледовитом и Белом море занимались промышленники изо всех уездов губернии, кроме Холмогорского и Шенкурского, всего 5.140 человек; добыли зверя на 116.306 руб., считая чистым барышом, — что составило чистой прибыли на человека по 12 руб. Рыбный промысел в реках и озерах дал заработок 14.1/3 тысячам человек, которые получили чистой прибыли от дела 118.1/3 тысяч рублей, или по 8 рублей на брата. Охотою на лесного зверя и птицу занималось 11 тысяч человек, из которых каждый выручил по 6 р. 40 коп. Кроме, того, многие уходили в отхожие промыслы, производительность которых весьма трудно поддается хотя бы и приблизительно точному определению.[310]

Заводско-фабричная промышленность, во многих губерниях представляющая немалое подспорье населенно в его борьбе за существование, в Архангельской губернии развита слабо. Всех вообще промышленных заведений в 1888 году было во всей губернии 5.06, с годовой производительностью в 3.585.255 р. при 11.276 рабочих. Иначе сказать, на среднюю фабрику-завод приходилось с, небольшим 2 человека — вот каковы эти «заводы» и «фабрики»!

Возвращаясь к Мурманским промыслам, нельзя прежде всего не отметить, что о положении их существуете целая литература, сантиментально-экономическая и серьёзно-экономическая, воспроизводить которую на страницах простого «путеводителя на Север» было бы неуместно. Тем не менее, коснуться этого дела необходимо.

Мурманские, да и беломорские промысла — промысла трудные и посильные только населению, давно к нему привыкшему: чтобы согласиться с этим, достаточно припомнить приведенные выше сроки ухода на работы и начала промыслов. Тщательно остерегаясь от увлечения некоторых местных бытописателей, нельзя не признать, что морской промышленник действительно в поте лица добывает хлеб насущный, хотя и работает при суровых условиях ледовитого взморья, с его холодами, вьюгами и непогодами, — да и работает-то не столько для себя, сколько для кулака, хозяина покрученников. Привычка, конечно, великое дело, но на многострадальном, поприще ледовито-океанских промыслов даже и эта привычка не спасает труженика от бед необычных, всегда более или менее возможных и разорительных даже для оседлого населения, вблизи «промыслов» живущего. Не угодно ли, например, полюбоваться следующей картинкой, буквально воспроизведенною со слов, такого несентиментального органа печати, как «Правительственный Вестник» (№ 46, 1888 года):

«В Кольском уезде между селениями Кузоменью2 и Оленницами, на мысе, выдающемся в Кандалакшский залив Белого[311] моря, вышиною до пяти аршин над его уровнем, и не далее как в 30 саженях от всплесков воды, расположено селение Кашкаранцы, которое в начале текущего года постигло небывалое до сих пор бедствие. 5 то января 1888 года, в четвертом часу утра, при тихом северо-западном ветре, крестьяне селения Кашкаранцы были поражены каким-то странным глухим шумом, который перешел вдруг в грохот, похожий на пальбу из нескольких орудий. Крестьяне выбежали из своих изб и их взорам представилось следующее. С северо-западной стороны селения начало нажимать на берег лед с моря; громоздясь большими глыбами от напора задних слоев, лед стал двигаться с самому селению; встретившееся на его пути препятствие в виде небольшого земляного возвышения не остановило его напора. Достигнув селения, глыбы льда, сдвигая с места строения, ломали и засыпали собою все встречавшееся на их пути. Крестьяне успели спасти только домашний скот и лишились почти всего остального имущества. В восемь часов утра, движение льда остановилось; но следы по себе оно оставило ужасные: вся площадь вдоль берега на протяжении 400 сажен в длину и около 30 саж. в ширину оказалась покрытою сплошною массою льда, возвышающегося от моря горными уступами на 5 и даже местами на 8 саж. в вышину. Во льду местами виднелись сдвинутые с мест разрушенные и раздавленным льдом различные постройки. Разломало и совершенно замяло льдом: 2 дома со скотными дворами, 27 амбаров, в которых находились съестные припасы, а в иных, кроме того, рыболовные снасти и разные хозяйственные принадлежности, 11 бань и 6 дворов с хлевами. Кроме того, напором льда разрушены из морских судов — клипер и раншина и рыболовных и морских карбасов 41. Из домашнего скота погибли 1 бык и 1 овца. К счастью, гибели людей не было. Крестьяне с. Кашкаранцы потерпели при этом несчастии убытку на 3.639 рублей, а крестьяне с. Оленицы, имевшие в разрушенном селе Кашкаранцах свои амбары с рыболовными снастями, — на 536 руб. Движения льда в таком громадном количестве и с такими ужасными последствиями не запомнит никто из старожилов всего побережья, так что описанное бедствие в полном смысле — явление небывалое».[312]

К числу стихийных, безусловно неотвратимых, хотя и случайных бедствий для Мурманских промыслов, принадлежит ярмарочно-биржевой элемент. Выше были приведены сведения о добыче за 1888 год; в параллель с ними следует поставить результаты одного из самых удачнейших уловов, улов 1886 года, когда стоимость пойманного простиралась до 380.732 руб. при организационных расходах в 225.698 руб. Все казалось прекрасным, но... спрос на рыбные продукты во время Маргаритинской ярмарки, бывающей в Архангельске в сентябре, был так мал, что рыба обесценилась до небывало низкой степени и рыбопромышленники остались при самом незначительном доходе.

К числу если не прямо стихийных, то настолько же трудно отвратимых влияний, болезненно отражающихся на судьбах русского дела на Мурмане, принадлежит появление, в пределах Кольского уезда, выходцев из разных мест и водворение этих лиц в крае, обусловленное легкостью нелегального проживания в этих северных трущобах. Явление это не новое, давно уже замеченное и, тем не менее, все более и более развивающееся в прямой ущерб нашим интересам. Вот что доносил, например, чиновник по крестьянским делам Кольского уезда, производившего ревизию волостей в 1888 — 1889 годах.

Норвежцы и финляндцы, проживающее в Мурманско-Колонистской и Кольско-Лопарской волостях под предлогом занятий морскими промыслами, стали, мало-помалу, обзаводиться оседлостью: отходя постепенно от океанских берегов, они захватывали лопарские семужьи тони в губах и речках, стали заводить рогатый скот и стали занимать сенокосы на местах, считавшихся в пользовании лопарей. В начале туземцы спокойно смотрели, как поселенцы расширяли сенокосные расчистки, но когда лопари сознали выгоды разведения домашнего скота, они начали относиться к выходцам с неудовольствием, зная, что удобных для сенокошения мест очень немного и предвидя в будущем возникновение бесчисленных неприятностей от соседства напрошенных гостей. В виду поступления жалоб на стеснения, причиняемые выходцами, власти приняли меры к ограничению таких поселений», стараясь не допускать[313] долговременного проживания пришельцев без выполнения правил о принятии новых членов в среду местных обществ, но финляндцы и норвежцы нашли лазейку для обхода требований власти и закона: они начали выписывать своих родичей и стали держать их под видом рабочих; в то же время продолжали увеличивать и число своих построек, и количество своих домашних животных, и случаи захвата соседних угодий. При таких-то обстоятельствах, по распоряжению высшей губернской власти, было преступлено к выселению иноплеменников, не имеющих законных видов на жительство, но и это не помогло: появился в 1888 году финляндский чиновник г. Шрек, повыдал своим землякам виды на временное проживание, и теперь финляндцы, проживающее в Кольском уезде, спокойно пользуются своими захватами, не признавая предержащие власти и наотрез отказываясь уплачивать мирские сборы!

И все это говорится не в частной газетной корреспонденции, не под двусмысленною рубрикою «как говорят» и «мы слышали», а прямо в официальном донесении губернатору, буквально воспроизведенном в № 62 местных губернских ведомостей за 1889 год!..

Что касается норвежцев, проживающих в пределах Урского и Рыбачьего обществ Мурманско-Колонистской волости, то с ними, пожалуй, еще хуже, так как они (говорится в том же донесении), живя в отдаленнейших местностях, волости, «почти недоступны для волостной и сельской власти. Добраться до них, как зимою, так и в летнее время, почти невозможно, так как, по требованиям местного начальства, они в волостное правление добровольно не являются, а ехать к ним для принуждения исполнить законные требования зимою — нет ни средств, ни людей, а летом — никого из них нельзя застать дома»...

Тяжелое положение океанских и беломорских промыслов, благодаря указаниям печати, ученых обществ и местных губернаторов, обратило на себя, в течении последних 10-15 лет, внимание правительства и организованной филантропии и, благодаря этому, кое-что уже сделано. В ряду исполненной и исполняемого обращают на себя внимание следующие меры:[314]

На основании высочайше утвержденных 7 мая 1885 года и 17 апреля 1888 года мнений Государственного Совета, товариществу Архангельско-Мурманского срочного пароходства производится ежегодная субсидия в 55 тыс. рублей за содержание срочных пароходных сообществ в Ледовитом океане и Белом море. Не повторяя других частностей, приведенных в VI главе настоящей книги, вспомним хотя бы: а) что уже около половины марта, когда вся остальная Россия еще стоит под ледяным и снежным покровом, пароходы товарищества уже делают свои рейсы, по одному разу в неделю, от норвежского города Вардэ до мурманского становища Лица и обратно; б) что при совершении весенних рейсов пароходство обязано отправлять свои пароходы не только в заранее определенные пункты, но и в другие становища по назначению Архангельского губернатора, которому, конечно, близко известны настоящие потребности мурманских промышленников.

Великое благодеяние поморам в их непосильной борьбе с кабалою уже оказало и оказывает приведенное выше положение 18 марта 1886 года о выдаче ссуд на организацию промышленных артелей. Желательно только, чтобы это благое дело не остановилось на полу дороге за отсутствием ли денежных источников на составление новых артелей, или за принятием каких либо стеснительных формальностей, могущих убить живое дело оказания поддержки труду в его тяжкой борьбе с капиталом.

Пьянство, точнее сказать умышленный «спой» наших промышленников норвежским ромом, издавна представляло гноящуюся язву Мурмана. Правительство оценило как должно это печальное явление и, Высочайше утвержденным мнением 6 января 1886 года, воспретило привозить на Мурманский берег иностранные крепкие напитки. Правда, на приходящих к Мурману судах не возбраняется держать спиртные напитки для продовольствия экипажей, но не иначе, как по морским правилам, в количестве «шкиперной провизии». С тем вместе Архангельскому губернскому по питейным делам присутствию указано принимать все меры, необходимые для устранения излишнего числа заведшей для оптовой и розничной продажи крепких напитков на Мурманском берегу, а также издавать пра[315]вила о времени открытия и закрытая сих заведений, внутреннего порядка, в них соблюдаемого, и самого надзора за нарушением означенных правил.

Издавать законы легче, чем обеспечивать их не нарушение на таком громадном отдаленном берегу, как Мурманский, но и в этом отношении кое-что сделано положением об административном пароходе «Мурман». Назначение этого парохода — передвижение вдоль Мурманского берега правительственных властей, отправляющихся по делам службы; пароход состоит в распоряжении губернатора, но ближайшее распоряжение рейсами парохода вверяется Кольскому уездному исправнику, обязанному находиться на нем при совершении его рейсов. По распоряжению министра финансов, на пароход, на все время его плавания, может быть назначен чиновник таможенного ведомства; кроме того, этим же судном могут пользоваться для служебных переездов: наш консул в Финмаркене во время посещения Мурманского берега, чины судебного ведомства и позиции, священно и церковнослужители, врачи, личный состав Красного Креста и чиновники других ведомств, специально командируемые на Мурманский берег. Частные пассажиры на пароход не принимаются, за исключением больных, не одержимых заразными болезнями, по требованию врача для доставления в ближайшие приемные покои Красного Креста и в Кольскую больницу. При отсутствии экстренных случаев, требующих немедленного прибытия судебной или полицейской власти в известную определенную местность, пароход, в течении всего навигационного периода, совершает постоянные навигационные рейсы вдоль Мурманского берега от устья реки «Пазы» до восточного становища «Лица», заходя по пути во все становища и колонии; кроме того, в случае надобности, он посещает и так называемый Терский берег, входящий в район Кольского уезда.

В числе правительственных распоряжений не последнее место занимают Высочайше утвержденные, 5 марта 1874 года, правила о производстве Устьинского тюленьего промысла. Устьинский промысел — «бой лысунов» — производится на льдах Мезенского залива, границею которого установлена прямая линия от мыса Воронова к Капушину через юго-восточную оконеч[316]ность острова Моржовца. Как производство устьинского промысла, так и дележ добычи одной или несколькими артелями, предоставляется самим промышленникам. Для назначения времени начала промыслов и наблюдения за порядком их производства избираются на каждое трехлетие промысловые старосты от города Мезени и нескольких деревень, причем на каждые 20 лодок полагается один староста. Для избрания старост деревни могут соединяться, и если в соединенным обществе, сверх каждых 20 лодок, окажется еще 10 или более лишних лодок, то и на такой излишек выбирается староста; на излишек же меньше 10 лодок староста не выбирается. Старосты собираются в Мезень около 20-х чисел марта и назначают день, когда промышленники должны спускаться в море, о чем и объявляется в деревнях не позже 2-го марта. Местом для отправления на промысел назначаются мысы Абрамов и Неринский, куда желаюшие и собираются к определенному дню, причел время для отправления с Неринского мыса всегда назначается четырьмя днями ранее срока для отправления с Абрамова мыса. Во время производства промысла воспрещается раскладывать огонь на ветре от залежек зверя и каким бы то ни было образом его спугивать.

Не малую пользу мурманским промыслам приносят и архангельские учреждения Красного Креста, сосредоточивающие свою деятельность преимущественно на организации врачебной помощи заболевшим промышленникам. Местному управлению ежегодно отпускается в пособие из губернского земского сбора по 2 тысячи рублей на сформирование санитарного отряда и на содержание приемных покоев на Мурмане, а от врачебного отделения губернского правления ежегодно же назначается, в ведение местного управления Красного Креста, на время производства мурманских промыслов, врач и четыре фельдшера с содержанием от правительства. Кроме того, ежегодно отпускается от казны еще 500 рублей на содержание приемного покоя для русских больных рыбопромышленников под Кибергом, в Норвегии. Приемные покои Красного Креста находились в собственных больничных зданиях в становищах Семи Островов, Гаврилова, Териберки и в Цып-Наволоке.

Наконец, посильную помощь делу погибающих на водах[317] Архангельской губернии приносит местное окружное правление «Общества спасания на водах», содержащее несколько спасательных станций (Мудьюгскую, Троицкую, Летне-Орловскую, Соломбальскую, Кегостровскую, Коскогорскую) и изб в Онежском заливе, близ города Кеми, на островах: Ромбак Кузов, Самболуда и Сум-Остров; кроме того, правление раздает спасательные принадлежности, чтобы держать их на мостах, пристанях и при таможенных отрядах.

Соловецкий мужской ставропигальный монастырь, в просторечии «Соловки», находится в Архангельской губернии на Соловецком острове Белого моря, в 60 верстах от города Кеми на Беломорской линии Архангельско-Мурманского срочного пароходства и издавна пользуется глубоким уважением богомольцев изо всех слоев православного общества, — особенно же из крестьянства.

Первыми поселенцами острова были преподобный Герман и св. Савватий, прибывшие сюда в 1429 году и поселившиеся под Секирною горою, верстах в 12 от нынешнего монастыря, где и прожили вдвоем 6 лет. Затем св. Савватий, отправившись на материк, заболел и преставился в дер. Сороке, где и был погребен, а после того к преп. Герману пришел св. Зосим, уроженец села Толвуя на Онежском озере. Оба отшельника, с помощью нескольких собравшихся братий, построили небольшую деревянную церковь, потом монастырь, испросили у Великого Новгорода жалованную грамоту на владение всеми Соловецкими островами, а от посадницы Марфы Борецкой получили волости Суму и Кемь. В 1471 году в монастырь были перенесены, из Сороки, мощи св. Савватия в 1478 году преставился преподобный Зосим, управляющий монастырем в звании игумена, а в 1484 году преподобный Герман, отправившись в Новгород, скончался там, но через несколько лет, был перенесен в Соловки. Дальнейшая летопись святой обители характеризуется следующими выдающимися событиями. В 1594 году, в виду беспрестанных нападений шведов на берега Белого Моря, было признано необходимым укрепить монастырь стенами и впоследствии, под[318] защиту этой крепости от шведов, не раз прибегали жители материка (в 1611-м и 1658-м годах). В 1667 году возмутились иноки монастыря, не пожелав принять новопечатанные книги; бунт длился девять лет, пока воевода князь Мещерский не взял монастырь приступом, причем многие иноки били побиты, а другие сосланы в Пустозерск и Колу. Впрочем, и сами Соловки неоднократно служили местом ссылки: в XVI веке сюда был сослан и здесь же погребен Сильверст — руководитель царя Ивана Грозного; здесь же был пострижен сосланный самозванцем Симеон Бекбулатович, впоследствии переведенный в Кирилловский монастырь. Из событий более позднего времени следует лишь отметить бомбардировку монастыря англичанами, причем однако никого не убило и не ранило, хотя несколько неприятельских бомб разорвало внутри монастырских зданий.

Из числа иноков Соловецкой обители многие были патриархами, митрополитами и епископами. В числе иноков здесь был и патриарх Никон, и здесь же принял иночество и погребен Авраамий Палицын, сподвижник князя Дм. Мих. Пожарского.

Главнейшая достопримечательность монастыря: Преображенский собор, начатый постройкою в 1558 году; в пределе во имя Зосимы и Савватия покоятся их мощи в серебряных, позлащенных раках. К ХVI-му же веку относится сооружение другого собора во имя Успения Богородицы и церквей св. Николая и Благовещенской, а к XVII-му веку — сооружение храмов во имя св. Филиппа митрополита и кладбищенской, за оградой, во имя Онуфрия Великого. Около Преображенского собора стоять две каменные часовни с гробницами преподобного Германа и местночтимых угодников, а другая часовня, построенная на пристани, и крест перед вратами монастыря служат памятниками посещения обители Петром I и великим князем Константином Николаевичем; кроме того, внутри святых ворот сохраняются две модели кораблей, на которых приплывал к острову Петр Великий. Монастырская колокольня, высотою в 20 саж., сооружена в 1777 году. В богатейшей монастырской ризнице сохраняются многие вклады царей, облачения св. Зосима и Филиппа, надеваемые только в большие[319] праздники, древние рукописи жалованных грамот, и оружие, — в том числе палаш кн. Мих. Вас. Скопина-Шуйского и сабля подаренная князем Дм. Мих. Пожарским.

Кроме своих святынь, Соловецкий монастырь знаменит и своею кипучею, плодотворною экономическою деятельностью кажется по всем отраслям труда человеческого. Этот труд — своего рода культ во имя преподобных Зосима и Савватия. Начиная с наместников и членов собора, здесь работают все и каждый: случается, и черную работу охотно справляет иеромонах, «совершая послушание», а вместе с монахами работает и многочисленный класс добровольцев, сюда стекающихся «потрудиться на святых угодничков», и всякий приносить с собою или здоровые, усердные руки, или какое-нибудь знание — кто по хозяйству, кто по технике, по механике, причем многие остаются в монастыре на целый год и долее. Работы вдоволь: здесь строят пароходы, чинят их, дубят кожи, приготовляют кирпичи; тут есть литография, фотография, иконопись, финифтщики, золотильщики, ювелиры, сапожники, портные, башмачники, восковщики, скотоводы, садовники, огородники, сыровары, строители, архитекторы, столяры и кузнецы; тут есть лесопильни, доки, магазины, великолепные хозяйственные помещения, кладовые, квасные и пекарни, прекрасные больницы и школы. Отличная сеть дорог и путевых сооружений связывает обширные монастырские владения; монастырское пароходство держит сообщение с материком, а на своей морской шкуне монахи ловят рыбу и промышляют зверя на отдаленном мурманском побережье Ледовитого взморья. Короче: отрезанный на восемь месяцев ото всего мира, Соловецкий монастырь ни в ком и ни в чем не нуждается и почти всё, ему необходимое, производит сам, покупая только хлеб, крупы, каменный уголь, сахар и немногие другие предметы.

Соловецкому монастырю принадлежать скиты: Савватиевская пустынь, Живоносный источник, Анзерский и Голгофа, расположенные на окрестных островах. В Архангельском посаде и некоторых других пунктах у монастыря собственные подворья, а так же часовни, даже лавки и кладовые.

Остров, на котором расположена обитель — наибольший из группы Соловецких островов. Поверхность его гориста, по[320]крыта толстым песчано-землистым слоем, на котором растет, сосновый и березовый лес; южная часть острова выше и гористее северной и не имеет отличительных пунктов, за исключением горы Печака, высотою до 140 фут. В северной части значительны возвышения: Секирная гора до 280 фут и Межеозерская. Между горами разбросаны луга, болота и множество озер. Берега острова вообще каменисты и только в его восточные и западные стороны входят небольшие песчаные прикрутости; при этом в берега вдаются заливцы и губы, из коих более известны: Соловецкая, в северо-западном углу которой лежит монастырь, Сосновая и Долгая или Глубокая. Около Соловецкой губы вода имеет зеленый цвет и отличается большою прозрачностью. Вид на монастырь восхитителен; оживлению ландшафта помогают десятки тысяч чаек, снующих в воздухе в по всем направлениям.

По выходе с парохода на монастырский берег богомольцы обыкновенно приглашаются в приемную хорошо содержимой гостиницы, где, до получения своей комнаты, каждый записывает: сколько и каких именно молебнов ему требуется, уплачивает за них деньги по таксе получая взамен их марки и затем уже ему назначается помещение. Чиновничеству и купечеству поприличнее отводятся отдельные для каждого комнаты в среднем этаже; разночинцы помещаются в третьем этаже человека по четыре в номере, а крестьянство идет в нижний, где и расквартировывается человек по 20 в каждой большой комнате. После этого, если не очень мешает погода, приезжие отправляются к окаймленному лесом Святому озеру с нечистой, мягкой водою и купаются, словно исполняя религиозный обряд, причем некоторые пьют «святую воду» и забирают ее в маленькие бутылочки для своих домашних. Продовольствуются богомольцы в трапезной, за отдельным, столом, получая обед и ужин, причем на счет монастыря каждого кормят три дня. Остальные порядки более или менее такие же, как и других обителях.

В монастырских лавках можете купить и описания Соловков и фотографические виды, и разные брошюры и предметы религиозного содержания. Перед отправлением в монастырь прочтите описание его быта по книге «Соловки» В. И. Немировича-[321]Данчснко. В бытность вашу там непременно посетите скиты и различные хозяйственные учреждения, рассеянные по живописным окрестностям святой обители.

Если судьба вас забросить в Колу в весеннее или летнее время, посетите Пазрецкую Борисоглебскую церковь, стоящую на нашей границе с Норвегией и побывайте в возобновляемой Печенгской обители.

Борисоглебская церковь называется Пазрецкою потому, что стоить на реке Паз, образующей сток озера Энаре. Река течет в крутых берегах, окаймленных живописными видами, изобилует порогами и жемчугом, и, пробежав сотню верст от своего истока, впадает в Ледовитый океан. Церковь же Бориса и Глеба стоить на берегу её в 5 верстах от устья.

О нашем Пазрецком православном храме говорилось и писалось очень много не потому, впрочем, что он принадлежит к числу довольно старинных, а потому, что издавна его считали пограничным. Значение его не малое и до настоящего времени как оплота православия на отдаленной границе и культурного центра в деле духовно-нравственного просвещения лопарей. Большинство путешественников — русских и чужеземных, — посетивших Колу, видели нашу церковь, а несколько лет назад, именно 12 июля 1887 года, ее посетил шведско-норвежский наследный принц Оскар-Густав-Адольф с супругою, принцессою Софией-Марией-Викторией, приезжавший нарочно на Пазреку, чтобы посмотреть наш храм и отслушать в нем молебствие. О приезде их высочеств, местный причт был предупрежден за несколько часов, а потому высокие гости были встречены с возможною торжественностью, при колокольном звоне. Приехали они в сопровождении большой свиты на катере в 12 часов... ночи и уехали в 3 часа пополуночи, а так как путешествие совпадало с двухмесячным днем Кольской округи, то эти часы не представляли никаких неудобств для осмотра храмов, — нового, построенного в 1874 году, и древнего, сооруженного преподобным Трифоном, просветителем лопарей, в 1565 году. Затем их[322] высочества посетили нашего священника и, проведя в его доме около часа, отправились в обратный путь при колокольном звоне и звуках русского народного гимна, пропетого на берегу всеми собравшимися по случаю приезда высоких иностранных гостей.

Годом раньше, в 1886 году, на поклонение Пазрецкой святыне приезжал настоятель Соловецкой обители, архимандрит Мелетий, архангельский губернатор и строитель возобновляемого Печенгского монастыря иеромонах Никандр с несколькими другими лицами. В донесении своем синоду архимандрит Мелетий о Борисоглебской церкви отозвался так: «храм деревянный, очень хороший и чистый, и все в храме прилично устроено и всякая вещь на своем месте; другой есть храм тут же, древний деревянный, малого размера, с старинным иконостасом, где тоже, как говорят, был при жизни преподобный Трифон Печенгский. Местность хорошая и веселая; тут протекает река Пазрека с большими порогами, а далее находится Чалмоозеро с другими озерами; эта местность прежде, как видно из грамот царя Ивана Васильевича Грозного, дана была Трифону Печенгскому со всеми угодьями. У священника дом хороший с приличною обстановкою и хорошим хозяйством; тут, в другой половине, живет причетник, тоже с приличною обстановкою».

О миссионерской деятельности досточтимого Пазрецкого священника все отзываются с большою похвалою. «Он детей лопарских (пишет в названном донесении архимандрит Мелетий) выучил читать по-русски и петь церковное пение так хорошо, что мальчики и девочки поют всю божественную литургию так свободно и без всякой застенчивости, с веселыми лицами и простодушием, и с любовью и уже с маленькой развитостью; так мы все были утешены этим добрым настроением детей, которые еще не все были собраны, что всем им дали, кто что мог, на утешение и их родителям и священника благодарили за его такой полезный труд в преподавании познания Бога и всего святого и полезного для спасения души («Правит. Вестник» 1886 г., №277) ».[323]

Последние, по времени, сведения, полученный с Паз-реки, не менее утешительны. Вот что говорилось в «Архангельских Губ. ведомостях» по поводу учреждения новой школы в зимнем лопарском погосте:
«Пазрецкие лопари, обращенные в православие еще в XVI столетии преподобным Трифоном, вдуть полукочевой образ жизни по берегам р. Пазы, как известно, пограничной между Россию и Норвегиею. Их занятия — оленеводство и рыбные промыслы в реке, озерах и в море, а также рубка и продажа леса в Норвегию. Настоятель новой пазрецкой церкви (церкви, сооруженной рядом с ветхим храмом, построенным 300 лет назад руками лопарского апостола, преподобного Трифона), отец Щеколдин, прямотою своего характера и заботливостью о нуждах своей паствы, сразу привлек к себе добродушных и кротких лопарей, но главным затруднением для священника Щеколдина в деле воспитания паствы в духе православия и русской народности служили плохое знание лопарями русского языка и их кочевой образ жизни, так как при церкви они живут только с апреля по август, а остальное время проводят при дальних озерах и при тундре. При таких обстоятельствах и возникла мысль об основании для пограничных лопарей правильно-организованной церковно-приходской школы, приноровленной к кочевому быту самих лопарей, — мысль весьма важная потому, что, хотя обширный дом причта и давал возможность собирать, в течении летнего времени, детей для обучения, но зимою и дети, и взрослые должны были оставаться без назидания и молитвы. Вопрос этот разрешился как нельзя лучше, и в настоящее время (с 1888-го года) школа такая уже существует в зимнем лопарском погосте, верстах в 40 от пограничной церкви Бориса и Глеба, на берегу реки Колос-Юки, впадающей в Куч-озеро, которое, в свою очередь, широким проливом соединяется с рекою Паз. В школе уже обучалось (1889 г.) до 17 девочек и мальчиков, причем один мальчик взят на счет священника из Норвегии, где, в погосте Нявдем, около ветхой часовни, по преданию также построенной преподобным Трифоном, живет несколько православных лопарских семейств. При врожденной лопарям впечатлительности и восприимчивости, учение идет успешно и бойко: в[324] 1889 году в пазрецкой Борисо-Глебской церкви всю светлую Христову заутреню пели два хора мальчиков и девочек; кроме того, в течении летнего времени дети нередко участвовали в пении обедни и всенощной.

Печенгский-Трифонов монастырь (мужской общежительный) заслуживает не меньшого внимания путешественников.

В виду некоторого разногласия сведений о прошлом этой обители, сообщенных, с одной стороны, в «Географическо-Статистическом Словаре Российской Империи», а с другой — в № 277 «Правительственного Вестника» за 1886 год. приводим эти данные из доклада, сделанного 14-го марта 1888 года Российским Императорским консулом в Северной Норвегии, Д. Н. Островским (доклад был сделан в квартире обер-прокурора Святейшего Синода и извлечение из этого любопытного сообщения было опубликовано в № 59 «Правительственного Вестника» за 1888-й год).

«Основателями монастыря были сын священника Трифон и присоединившийся к нему через 5 лет инок Феодорит. Проповедуя слово Божие среди диких лопарей, они сначала подвергались всяким гонениям и истязаниям, нередко угрожаемые даже смертью, но затем приобрели общую любовь и уважение диких обитателей страны. С благословения новгородского митрополита Макария, они основали Печенгский монастырь, и в один день окрестили несколько тысяч лопарей. Инок Феодорит, посвященный в сан иеромонаха, священнодействовал в обители. Царь Иван Грозный, в лучшую, добрую эпоху своего царствования, много помог этому монастырю, пожаловав ему все рыбные угодья, а царевич Федор так увлекся речью Феодорита, когда тот был в Москве и говорил о важности иметь православный храм в полночной стране, что, сняв с себя дорогое платье, пожертвовал его на монастырь. В 1572 году в монастыре было уже 50 человек братии, кроме послушников. Будучи светочем православия в этой дикой стране монастырь оказал и политическую заслугу — обратил внимание московского правительства на край, не дал перейти ему во в владение датчан и шведов, оживил безлюдный край, вызвал[325] торговые сношения с Англией, а потом и с Голландией. В 1590 году, через 7 лет после смерти преподобного Трифона, монастырь был разрушен и сожжен шведскими разбойниками, причем служивший всенощную иеромонах Иона был убит, а затем была перебита и вся братия. От монастыря остались только одни развалины, да, дальше на север, убогая церковь св. Бориса и Глеба, близ которой вероятно крестили первых лопарей-христиан».

В «Географическо-Статистическом словаре» же, напротив того, говорится: что основателем Троицко-Печенгской обители был «крещеный еврей» Трифон; что после уничтожения обители шведами в 1590 году, обитель была перенесена в Колу и только в 1764 году она была там упразднена и обращена в кладбищенскую церковь, и что на месте монастыря оставалась церковь.

Вопрос о восстановлении Печенгского монастыря возник в связи с общим вопросом о колонизации Мурманского берега. Бывшая в 1881 году в Архангельске особая комиссия «о нуждах Северного края и о средствах к удовлетворению их», обратив внимание на духовные нужды обитателей Мурмана, признала безотлагательно необходимым: устроить на названном берегу православные храмы с начальными при них школами и возобновить древний Печенгский монастырь. Тогда же началась и переписка по этому предмету, но окончательное решение вопроса состоялось только в начале, 1886-го года. Труды, сопряженные с делом восстановления монастыря, согласился принять на себя наш знаменитый Соловецкий монастырь, а потому и было решено: Печенгскую обитель приписать к Соловкам, а строителем назначить ризнечего Соловецкой обители Никандра, поручив ему же, с разрешения настоятеля и собора Соловецкого монастыря, избрать братию для обители Печенгской и выбрать место для ее возведения. Окончательный выбор остановился на пустынном месте, где сохранилась церковь во имя Сретения Господня, в которой почивают мощи Трифона, Ионы и Германа.

Возобновляемый монастырь преподобного Трифона находится в расстоянии 158 верст от Колы и в 15 верстах от берегов Ледовитого океана по р. Печенге, порожистый фарватер[326] которой, как говорят, исправить нетрудно монастырскими средствами. Есть и другой путь, грунтовый, прямо от берега моря к монастырю, длиною верст в 10 по лесистой, почти ровной местности. Площадь, занятая под святую обитель, довольно живописна, представляя возвышенный полуостров, омываемый Печенгою и ее притоком Манною; древесная растительность: береза и другие деревья северного края; много травы, полевых цветов, грибов и ягод; огородничество обещает пойти успешно. Сохранившийся храм до сих пор очень крепок, дерево нисколько не попортилось и старинные образа уцелели очень хорошо. При храме колокольня. Помещение для братии имеется порядочное; на первый раз приехало сюда из Соловков 15 человек. Инвентарем, продовольствием, одеждою и всем необходимым монастырь снабжен совершенно достаточно. Таковы были сведения о положении возобновленной обители в первый год её существования. С течением же времени (судя по вышеозначенному докладу г. Островского), в монастыре были выстроены двухэтажный корпус для братии, кузница, службы, заведены скотный двор, огороды, кирпичный завод; с тем вместе монастырь уже стал проводить дороги по местности, которая никогда их прежде не знала, и уже учредил школы при двух колониях. Работая в монастыре, лопари научаются лучше владеть земледельческими орудиями и обучаются ремеслам, — что скорее всего выводит человека из дикого состояния.

По справедливому замечанию докладчика, Печенгский монастырь важен как русский населенный пункт среди обширных пустынь Лапландии, где он призван насаждать семена Христова учения и гражданственности; религиозное же его значение особенно важно в виду того, что католицизм давно уже стремится захватить этот край для своей пропаганды. «Католические миссионеры (прекрасно заметил г. Островский во время своего сообщения) энергичны и богаты денежными средствами, но теперь — Бог даст — Печенгский монастырь, этот древний памятник великого русского дела, опять сослужит свою службу нашему северу, закрепит в нем наше влияние и водворит православный крест в полуночной окраине Русской земли».

Примечания

1) [290] За последнее время возбужден вопрос о закрытии здесь уездных учреждений с переводом их в Екатерининскую гавань.

2) [310] Кузомень — из включенных в «маршрут №11» станций и Архангельско-Беломорской линии срочного Архангельско-Мурманского пароходства (см. стран, 16).

© текст, Н. И. Игнатова, 1896

© Научная библиотека КГПУ

© OCR и HTML-версия, И. Воинов,

© Кольские карты, 2007