Журнал Министерства Народного Просвещения, июль 1864 г.

К ВОПРОСУ О НАРОДАХ, ОБИТАВШИХ В СРЕДНЕЙ И СЕВЕРНОЙ РОССИИ
ДО ПРИБЫТИЯ СЛАВЯН.

I.

Археологические исследования о первобытном состоянии России до появленья в ней Славян долгое время ограничивались почти одним собиранием и описанием некоторых древних предметов, причем, конечно, нельзя было представить никаких твердых этнографических данных, которые доказывали бы существование того или другого до славянского народа в северной и средней России. Некоторые филологи и историки, как-то: академик г. Шегрен, знаменитый исследователь финско-венгерских и северно-азиатских языков г. Кастрен, редактор книги “Список населенных мест Владимирской губернии” и др., конечно, обратили внимание и на местные названия нерусского происхождения, особливо в северной и средней России до Оки реки, и хотя еще не имели никаких верных оснований, однако же утверждали, что большая часть таких названий не только в северной и средней России, но и в приалтайском крае, в Сибири, будто финского происхождения. Один г. Шегрен откровенно признавал, что по крайней мере некоторые названия, встречающиеся около северной Двины, принадлежат языку пока неизвестному. Окончательное определение этих названий, даже при самых тщательных исследованиях, должно было в самом деле быть невозможным, пока в 1864 году членом венгерской академии, г. Гунфалви, не была издана первая часть исследований вогульского языка, произведенных знаменитым венгерским путешественником и исследователем приуральских языков, г. Антоном Регули. Это сочинение, вышедшее под заглавием: Reguly Hagyomanyai, то есть, Регульево наследство, не раньше двух лет тому назад сделалось известным у нас в России.

[56] Только с помощью этого сочинения стало возможно определить значение разных сложных местных названий нерусского происхождения в средней и северной России, как-то Вычегда, Печегда, Шижегда, Судогда, Вологда, Мелекша, Кидекша, Толекша, Выжекша, Суздаль, Ундол, Бодола и пр. Все эти названия и многие другие с помощью этого сочинения оказались чисто вогуло-венгерскими сложными именами, чем и подтвердилось указанное мною уже раньше югорское или остяцко-вогуло-венгерское происхождение таких же названий в северной России от южных пределов бассейна Северной Двины до самого Ледовитого моря. На запад они разбросаны по всей Финляндии и северной Швеции. Названия, встречаются в указанных северных странах, представляют только диалектическое различие от названий средней России. В следующем отделении этой статьи я постараюсь представить более подробные сведения об этих названиях, встречающихся в северной и средней России и об интересных результатах, добытых этими же исследованиями, которые впрочем еще подробнее изложены в журнале Suomi 1868 года Финского литературного общества в Гельсингфорсе.

По возможности большее распространение верных сведений по части истории до славянского периода северной и средней России гораздо важнее, чем многие полагают, потому что мнение, будто не русские названия в упомянутых странах России собственно финского происхождения, до сих пор служило только подпорою учения тех, которые, стараясь возбуждать по возможности более враждебное настроение мыслей между Венграми, Финнами и Эстами, с одной стороны, и Русскими, равно как и другими славянскими народами, с другой, утверждают, что Русские, как будто первоначальные и вековечные враги Финнов, вытеснили их из средней и северной России в тот суровый северо-западный край, где они и теперь еще живут. И это они утверждают, не взирая на то, что хорошо знают, что названия местностей собственно финские к югу почти не простираются далее нынешних пределов собственного финского и чудского племени. К востоку эти названия в Архангельской губернии простираются до низовья Двины и по реке Пинеге, но не далее. Около этих рек они смешаны с названиями югорского происхождения. О Венграх в тех же видах они напротив того же утверждают, что они будто бы вышли из приалтайского края, то есть, что первоначально они жили в соседстве Турок, с которыми [57] Венгры состоят будто бы в самом ближайшем родстве, хотя во всем приалтайском крае, по самым подробным картам, нет никаких собственно венгерских, ни другого рода финско-венгерских названий местностей. Самым лучшим указанием, где Венгры, или по крайней мере враждебная Славянам туркофильская партия их, стремительно желают отыскать свою первоначальную родину, служит отправление знаменитого И. Вамбери в Туркестан. В виду всех этих усилий партии туркофилов в Венгрии и партии скандинавистов и подобных им в Финляндии и в прибалтийском крае, – партий, которые наиболее стремятся представлять самое первоначальное отношение Финнов и Эстов к Русским по возможности в более враждебном виде, несомненный долг науки раскрыть истину и обличить ложные учения, распространяемые нередко с злоумышленными политическими целями. В этом случае и скромные филологические исследования могут содействовать не только удовлетворению любознательности, но и торжеству правого дела.

II.

Археологические исследования, которыми можно определить, какие народы в старину жили в нынешней северной и средней России, долгое время, как уже выше сказано, оставались без всяких верно доказывающих и вполне научных оснований. Первый опыт, опирающийся на чисто научные основания и таким образом ведущий к самым любопытным результатам, сделан только в настоящее время, именно профессором Московского университета г. Л. П. Богдановым – в изданных им прошедшею весною “Материалах для антропологии курганного периода Московской губернии (176 стр. в 4-ю д. л.). В этом труде почтенный профессор, на основании очень подробных измерений более чем двух сот курганных черепов и некоторых целых остовов, доказал, что в Московской губернии прежде жило племя, резко отличавшееся от нынешних Русских. Тип черепов главной массы тогдашнего населения Московской губернии был весьма своеобразный: черепа эти принадлежать к длинноголовым, между тем как меньшая часть вырытых из курганов Московской губернии черепов оказывается короткоголовыми. Следовательно, здесь два друг другу противоположные типа черепов. Описанные г. Богдановым курганные черепа Ярославской губернии принадлежали, кроме двух женских, также к длинноголовому типу.

[58] Вопрос, какого племени были эти до-русские жители Московской и Ярославской губерний не разрешен г. Богдановым. Разрешение этого вопроса, кажется нам, должно быть предоставлено не антропологическим, а другого рода исследованиям, которые в России пока еще мало в ходу, – именно филологическим.

Всякий, кто несколько знаком с географией России, вероятно, имел случай сделать наблюдение, что в средней и северной России встречается много нерусских названий местностей с одинаковыми окончаниями, как например, реки Вычегда, Печегда, Вологда, Судогда, Шижегда, или же Вышера, Кашира, Нившера, или Печенга, Мехренга, Нименга, Лапшенга¹, озера Котростыр, Линнидер, Пудор, Имандра, Кезадра, Неведра и пр. В более изобильных источниках, как например, на картах Шуберта и Безкорниловича, в “Списках населенных мест” и других, в указанных странах России встречается несколько тысяч местностей с нерусскими названиями, имеющими то или другое из указанных окончаний или другие подобные, также общие целому ряду наименований: эти имена местностей очевидно принадлежали наречиям упомянутого до-русского населения.

В течете более чем десяти лет, я имел случай заниматься сравнительным изучением языков финско-венгерских, при чем убедился, что эти до-русские названия местностей, встречающиеся в северной и средней России от Ледовитого океана до реки Оки и до городов Витебска и Полоцка, большею частью югорского или угорского происхождения, то есть, принадлежать языку прадедов нынешних Венгров, или Мадьяров, Вогуличей и Остяков². Эти названия разбросаны на запад по всей Финляндии и северной Швеции. В окрестностях Белоозера, затем на юг до Оки и до городов Витебска и Полоцка в значительном числе встречаются до-русские названия местностей, отличающиеся от северных, как слова одного наречия отличаются от слов другого близкого ему наречия. [59] В Московской же губернии, равно и вокруг Новгорода и далее на северо-восток до Череповца встречаются кроме того чисто зырянские названия местностей.

Финские в тесном смысле названия, встречающиеся на восток от Нарвы, простираются на юг не дальше как верст тридцать ниже Финского залива и его притока из Ладожского озера. По Волхову доходят они несколько южнее, именно до широты моста Николаевской дороги, откуда южная граница финских названий местностей может быть проведена через город Тихвин почти до Белоозера и далее через город Каргополь и по северным окраинам Вологодской губернии до Северной Двины и даже до Пинеги. Восточнее этой последней реки уже не встречается финских названий местностей. В прибрежьях Северной Двины встречаются они в смешении с древне-остяцкими названиями. Мы имеем достаточно причин предположить, что Финны заняли низовья Северной Двины после Остяков, потому что Норманские мореходцы, ездившие в Биармию в X и XI веках, довольно ясно говорят о финском населении по реке Вино (Winå – Двина, по фински Wienan-joki); кроме того местное предание между живущими там Русскими весьма положительно говорит о некогда существовавшем здесь финском населении, именно о Корелах, живших здесь у устья Двины, что и находит себе подтверждение в неоднократно повторяющемся названии тамошних деревень Корельская, и в наименовании небольшого притока Двины Корелою, верст десять от Архангельска. Немного выше, около Холмогор, жила некогда Чудь, а последняя встречается еще в настоящее время в немалом числе и с особым финским наречьем, по западному и южному берегам Онежского озера. В уезде Тихвинском и в западной части Белозерского Чудь называется и Чухарями. Даже по Пинеге встречаются деревни, носящие название “Чухарская”. В окрестностях Онежского озера, до Ладожского на запад и до реки Онеги на восток, кажется, было первое обиталище Финнов после их отделения от их ближайших родичей, Мордвы, потому что в указанных местах не встречается почти никаких до-финских местных названий. Самое название Онежского озера чисто финское: Ääninen, или же Äänis-jörvi, значить бушующее озеро. Кроме того надобно заметить, что наречие этой так называемой Обонежской Чуди оказывается во всех отношениях самым первобытным из всех финских наречий. Корельское же наречие первоначально образовалось [60] на севере от обиталищ Чуди, может быть, на берегу Белого мора, и в последствии распространилось по северной и восточной Финляндии. Емьское же наречие, в юго-западной Финляндии, образовалось непосредственно из чудского; к нему примыкают эстское и ливонское наречья. Переселение Еми в Финляндии совершилось, кажется, вдоль южного берега Ладожского озера через Неву и южную часть Выборгской губернии, и оттуда в юго-западную Финляндию, между тем как эстская отрасль этого племени продолжала свой путь по южному берегу Финского залива, и через реку Нарову в нынешнюю Эстляндию. Время этого переселения трудно определить; вероятно, оно совершилось до 1100 года по Р. X.

Из истории мы знаем, что Остяков прежде называли Югрою³. Нынешнее их наименование образовалось из As-jach, то есть, люди Оби (обские люди), и поэтому имеет лишь местное значение. Под названием Югры русская летопись упоминает об Остяках по Печоре еще в 1187 году. Название деревень Югорская встречается в Архангельской губернии в Шенкурском уезде, равно и в Вологодской губернии, в Тотемском уезде, где и деревня Югрино, а в Никольском еще Югринская. В Костромской губернии, около города Варнавина при Ветлуге, деревня Югоры. Кроме того встречается, по словам академика г. Шегрена⁴, и фамилия Югрин во многих местах Вологодской губернии. Вся западная часть Вологодской губернии и небольшая часть ее за Двиною образуют ту страну на севере России, в которой встречается наибольшее число остяцких наименований местностей, и притом почти без примеси названий из других до-русских языков. Этот участок северной России поэтому заслуживает более других исследования в археологическом отношении, то есть, относительно следов древних жилищ, курганов, могил и пр., оставленных Югрою.

Часть древнего югорского племени, жившая некогда около Белоозера и южнее до Оки, называлась Весью. По свидетельству Нестора, Весь в XI столетии жила на Белоозере, а арабские путешественники, посетившие в X столетии Болгар на Волге, не далеко от устья Камы, упоминают о народе Вису, к которому ходят болгар[61]ские купцы вверх по Волге, находясь при этом три месяца в пути. Там они покупали дорогой пушной товар, и там, по их рассказам, ночи летом светлые. Герберштейн, посетивший Россию в начале XVI столетия, упоминает, что около Шексны и Мологи тогда еще жил народ, который говорил особым языком. А замечательное множество встречающихся там чисто югорских названий местностей доказывает, что упомянутые Герберштейном обитатели окрестностей Шексы и Мологи непременно должны были быть югорского племени. Что народ этот быль весьский, доказывается тем, что против города Мологи лежит по Волге селение, носящее, кроме, названия Наизбницы, еще и другое, именно Весь. А по реке Мологе, верст 80 от ее устья лежит город Весьегонск, где по преданию в старину жила Егонская Весь; затем не лишено вероятности, что Волга выше Мологи в древнейшие времена не была судоходна для торговых людей. И в настоящее время есть в Волге, 10 верст выше упомянутого города, мель, которая во время мелководья покрывается водою только на 1 1/2 фута. А в то время, о котором мы говорим, нельзя предполагать ни очищений фарватера от препятствий, ни на берегу бичевника, которые бы сделали возможным дальнейшее следование вверх по реке. Но кроме того и названия многих местностей представляют собою доказательство в пользу наименования обитавшего здесь и далее до Оки древнего народа Весью. Во Владимирской губернии, в области югорских названий, встречается целая дюжина селений, носящих имена, образованные от темы Весь, например, Вески, Веска, Веськова, и т. п. В Тверской губернии деревень с подобными именами до девяти, а в Ярославский губернии четыре, из которых три лежат не далеко от границы Владимирской губернии. Равным образом, если судить по названиям местностей, к Веси принадлежала и Меря, жившая по Нестору у озера Плещеевского и Ростовского. На том же основании можно и Мурому считать однородною с Весью, при чем ее язык составлял особое весьское наречие.

Другое, также во многих местах встречающееся наименование, свидетельствующее нам о жившем некогда югорском народе в нынешней северной России, есть название реки Печенга. В Вологодской губернии этих названий встречается не менее семи или даже десяти, если считать те места, где также встречаются верхняя, средняя и нижняя Печенга, а на другом месте верхняя и нижняя Печенга. В Костромской губернии, на самой границе Вологодской, [62] имеем мы две реки с этим же именем. В северо-восточном углу Новгородской губернии течет маленький ручей, именуемый Успеченга, а в русской части Лопарской земли, на запад от Колы, есть река Печенга на которой некогда стоял монастырь, называвшейся по реке Печенгским. Таким образом нам известны из северной России одиннадцать случаев названия рек Печенгою. При большем изобилии наших источников нашлось бы, пожалуй, еще несколько примеров тому.

В северной Финляндии на север от города Улеаборга, близь устья реки Ийоки (Jijoki), есть ручей с названием Pitsinki; это название не что иное, как финская форма имени Печенга. Подобно прочим названиям рек в северной России, кончающимся на енга, и это югорского происхождения. Печеиенг значит по остяцки сосна-вода = сосновая вода, а также и просто печенг по остяцки и по вогульски значит сосновая. Слово пече следует считать первобытным финско-венгерским словом: в языке Лопарей форма его та же (пече), в мордовском пиче, в финском petä(jä), древнее peta(gas), по эстской форме pedagas, и пр. Так как сосна самый обыкновенный вид деревьев в северной России, то нет ничего удивительного, что первобытный народ так часто по этому дереву называл ту или другую местность.

Поэтому можно бы ожидать в ряду названий местностей северной России встретить и такие сложные имена, в которых слово пече соединено и с другими, кроме jenk, конечными словами. И в самом деле есть тому примеры. В остяцком языке река называется иуфгф(еага), иога, в вогульском в усеченной форме ие, иа, в старину иега, иага(яга), в зырянском иу, в лопарском иоги, в финском joki. В областях древних Остяков и Веси встречается множество названий рек с окончанием ега, ага, уга, юга и т. л. Между ними встречается имя Печуга в шести местностях, именно есть две реки с именем Печуга во Владимирской губернии; река Юг, впадающая в Северную Двину, имеет два притока называющиеся Пичуг (здесь, равно как и в других подобных на званиях, конечное а усечено). Затем Пишчуг, вероятно искажение из Пичуг, впадает в Ветлугу; наконец, еще Печуга – приток Волги не далеко от города, Царицына.

Более замечательное сложение со словом пече представляет название рек Печегда. Печегд в Ярославской губернии три, четвертая встречается в северо-западном углу Владимирской губернии. [63] Нельзя не заметить, что имя это сложное и что вторая его часть то же самое слово, которое встречается я в конце имен рек Вычегда, Вологда, Шижегда, Судогда и т. п. Имена с окончанием егда, огда оказываются все названиями притоков более или менее значительных рек. В остяцком языки тагет значить рукав и употребляется, кроме того, в значении притока реки. С тем же значетем слово это встречается и в вогульском языке с основанным на звуковых законах изменением в тагил, тагул; от него и образовалось имя городов Верхне- и Нижне-Талильска. Другая диалектическая его форма в этом языке таит и таут. Вследствие перехода с в т, весьма часто встречающегося в остяцком и вогульском языках в названиях местностей древне-югорских, слово таит образовалось из древнейших шагет и шагеш. В черемисском языке рукав называется шихс, в зырянском сос и в вотяцком саяе (что произошло от сагас), в языке Лопарей сассе, а в финском, при весьма общем в нем изменетя s (с) в h и лопарского а в i, – hiha. На основании всего сказанного не трудно объяснить имя реки Вычегда из Вытшагет, то есть, водяной рукав, приток, изобилующей водою. Переход а в е в первом слог слова шагет и прибавку конечной гласной из второго слога следует приписать влиянию русского языка; под этим же влиянием получило имя и женское окончание, так как слово река в русском языке женского рода. Принимая все это в соображение, следует предположить, что имя Печегда образовалось из печшагет, то есть, сосна-рукав, так как нельзя предположить в древнем югорском языке сложного слова пет-шагет.

Равным образом и имя Вологда, которое первоначально было только наименованием притока Сухоны, представляет собою слово сложное с остяцким и вогульским тагет. (Другая Вологда известна нам как один из источников западной Двины). В остяцком и вогульском языках, в некоторых наречиях, т весьма часто произносится звуком средним между т и л, в котором Русские слышать чистое л. В вогульских наречиях этот звук является иногда чистым л, отчего и образовалось из тагет приведенное нами выше тагил. Первую часть в этом сложном имени (Вологда) можно объяснить из остяцкого и вогульского языков различными способами; но более всего вероятно, что первоначальная его форма была вой тагет или по венгерскому языку вод-тагет, то есть, зверь приток.

[64] Мимо Суздаля протекаете река Каменка, впадающая в Нерль, приток Клязьмы. При устье Каменки лежит село Кидекша, и немного выше Суздаля при той же Каменки деревня Кибол: оба имени были первоначально названиями реки Каменки, потому что имя Кидекша образовалось из Ки-тагес, то есть, камень рукав, а Кибол значило камень ручей. Следовательно, название речки Каменки ни более ни менее как русский перевод ее весьских названий, которые до ныне еще сохранились в именах деревень Кидекша и Кибол. Финское слово kivi, от темы kiv, то ест, камень, встречается почти без изменений во всем семействе финско-венгерских языков. В венгерском языке оно kö и тема köv, в вогульском ку, в остядком кеу, в черемиссвом кы, и т. д. В северной части Вязниковского уезда, Владимирской губернии, есть река, называющаяся Кивезь. В этом названии нельзя не узнать венгерского слова köviz (z = з), то есть, камень вода. Во Владимирской губернии и в разных других местах в южной части области древней Веси встречаются многие имена рек с окончанием вез. В вогульском языке вода называется уйт, вит, в мордовском вед, в финском vesi, от темы vet, и т. д. Венгерская форма viz (z = з), следовательно, образовалась позднее, но встречалась еще в древности в средней России.

Но ту страну, в которой встречается наибольшее число самых любопытных весьских названий местностей, мы нашли в окрестностях Белоозера, именно в Белозерском и Кириловском уездах, частью и в Череповецком. По отличным подробным картам Безкорниловича, по “Судоходному дорожнику”, “Новгородскому Сборнику” и по “Спискам населенных месть Новгородской губернии”, встречаются там до 17 имен рек, кончающихся на боль, болка и бовка. Последнее окончание, очевидно, образовалось из болка. Затем встречаются в тех же местах до 60 имен с усеченными окончаниями бой и буй и бой(ка). Для примера приведем: Костоболка, Сузербовка, Турчебовка, Кодобол, Торомбой, Надкобой, Кирштобой, Игорбой, Ротомбой, Шуйжебой, Кузнобойка, Кузбойка, и пр. Трудно сомневаться, чтоб окончания этих имен не имели отношение к венгерскому слову folyo (читай фольо), что значит река, от глагола folyni = теч. В этом слове (folyo), вследствие звуковых законов венгерского языка, ф (f) образовалось из п или б. В одном из венгерских наречий впрочем еще теперь говорят foini вместо folyni, с выпуском звука l, что и в других подобных сло[65]вах случается; следовательно, возможна и форма fojo, встарину bojo, вместо folyo и bolyo, чем бы объяснилось окончание бой, встречающееся вместо бол в окрестностях Белоозера. В менее значительном числе встречаются там следующего рода имена местностей: из деревень Вожбохта, Анбахта, Пельпахта, Колпахта, затем Пергумс, Пигумс, Лилегумс, Сатругумс, Яргумс, Шолгумс, Шемгумс, наконец Перхлойда, Козялойда, Ярглойда, Имолойда, Кьуголойда, и имена рек, как-то: Вонгасара, Кумсара, Яглосара, Урусора, Чермсара Турполохта, Ступолохта, Солохта, Силехта, Толехта и др. Обе последние впадают в реку Мологу верст пятнадцать и двадцать от устья ее.

Окончание похта, бахта, соответствует остяцкому погот = деревня, село. В вогульском языке это слово встречается в форме паул, образовавшейся из пагул, что в свою очередь произошло от пагут. В венгерском языке имеется faul = деревня, от faul, в старину paul. Настоящее значение окончаний гумс и лойда пока еще не ясны. Окончание же лохта или лехта есть очевидное изменение окончания логда в таких именах, как Вологда, Елогда, и т. п. Следует его поэтому считать образовавшимися по звуковым законам из вышеобъясненного остяцко-вогульского тагет = рукав, приток. Имена рек, кончающиеся на сора, сара, сар, шера, шира встречаются не выше 20 верст на юг от Белоозера и должны быть признаны по крайней мере частью за сложные зырянские слова, образованные именно с зырянским шор = река.

В некоторых вышеприведенных именах начальное слово однако вогульского происхождения, как например в имени Вонгасара: вонга оказывается вогульским вуонга = яма. В первой части названия Кумсара следует, вероятно, искать гумс или кумс, встречающееся в конце наименований Пергумс, Пигумс, Лилегумс и др. Менее значительное число чисто-зырянских названий и историческое предание о Веси, как о последнем народе на Белоозере до прибытия Русских, указывают на то, что Зыряне были здесь до Веси, почему и последняя могла переводить некоторые зырянские наименования на половину по весьски.

Скромный объем настоящей статьи не позволяет нам упоминать здесь и о других замечательных в этнографическом отношении наименованиях местностей в средней и северной России. В финском периодическом издании Суомы, издаваемом Финскими Литературном Обществом в Гельсингфорсе, помещена мною более [66] подробная заметка о подобных именах местностей, которая в отдельных оттисках занимает 190 страниц в 8 д. л. Я имею намерение издать эту записку на русском и немецком языках с дополнениями, для которых я постараюсь воспользоваться имеющимися здесь, в Петербурге, богатыми источниками.

III.

Более тысячи лет тому назад греческими и латинскими историками сообщено нам сведение о прибытии к северным побережьям Черного моря народа, называемого Угрою, по гречески Ογωρ; но до сих пор об этом древнем народе мы только знаем то, что они были одноплеменны с нынешними Венграми и Остяками, из которых последние в древних русских летописях носят название Югры. На основании приобретенного в последнее время близкого знакомства с приуральскими наречиями финско-венгерского семейства языков, дознано, что поименованные указанными древними писателями народы, пришедшие в те времена к прибрежьям Черного моря, как-то: Унугуры, Утигуры, Сарагуры, Биттогуры, Кутригуры, Куциягуры, Сабанугуры, и др., не что иное, как полчища одного и того же угорского народа.

Названия эти ныне оказались чисто вогуло-остяцко-венгерскими, так что Унугур значит великая Угра, Утигур (Утьугур) – малая Угра, Сарагур (Сара-угур) – белая Угра, Биттогур или Бит-гур – черная Угра, Куциягур (Куцтя-угур) – собачья Угра, Кутригур на древне-немецком языке то же, и Сабанугур – шубная Угра.

Очевидно, что вследствие этих объяснений, о которых подробнее сказано мною в упомянутой прежде статье журнала Суоми⁵, история древнего угорского народа получила важность и размеры гораздо бо[67]лее значительные, чем она прежде имела. Известно впрочем, что эти угорские полчища вместе с вышедшими из верхней Азии Хуннами появились у Черного моря, из чего следует, что Хунны, сперва напавшие на Угров на их родине, принудили последних идти с ними до всех тех месть, куда они сами доходили.

Что родина Венгров или Унугуров, то есть, Велико-Угуров, была не в приалтайских странах, а в северной Росии, утверждают ясными словами древнейшие венгерские летописцы: Anonymus и Simon Kezai, жившие в конце XIII столетия. Первый говорить, что Венгры вышла из Сцитии⁶, простиравшейся от реки Дона до Северного моря. Иордан (Jornandex), в VII столетии, пишет, что западную границу Сцитии составляла река Висла и Германия, северную границу – Северный океан, восточную – Китайская область (Seres) и южную – Персия, Албания (Алания) и Понтус, то есть, побережья Черного моря. Кезай еще подробнее описывает местоположение Сцитии. Он говорить, что Сцития лежит в Европе и определяет ее пределы с одной стороны Северным морем, с другой Уральскими горами (montibus Rifeis), при чем говорить, что там вытекают две большие реки Etul, то есть, Волга, и Togora, “родившаяся в снежных горах”, а текущая в Северный океан, следовательно Печора, у которой приток, вытекающий с самых высших вершин Урала, называется Щугорою, по вогульски Сакур-ия. Она впрочем замечательна тем, что по ней идет самая удобная дорога через Уральский хребет. Буквы т и с в югорских наречиях очень часто заменяются друг другом, так что различие слов Togora и Sakur-ji не представляет никаких затруднений.

Из всего этого видно, что Сцития эта точно соответствует русскому названию Чудь, которым, как известно, обозначается народ, живший в до-русские времена во всей северной России.

Некоторые чисто финские отрасли называются, как сказано было выше, и в нынешние времена Чудью; но Чудь, жившая, по народному преданию, около Юга-реки, как сказано в предисловии к “Списку населенных месть Вологодской губернии”, судя по встречающимся там же весьма многочисленным названиям местностей нерусского происхождения, никак не была собственно финского, но чисто югорского происхождения.

Название Чудь в северной России, следовательно, было общее [68] Финнам и Югр, так что известия о древней Сцитии, данные нам Иорданом, Анонимом Белы и Кезаем совершенно верны.

Название Scuthia или Scitia, как пишет Кезай, есть, конечно первоначальное греческое Σχύια, (читай Скифия), выговор которого и в латинском языки в старину был тот же; но известно, что латинское с в последние времена латинизма перед е, i, у, и скоро после того и перед ае и ое, получило смягченный звук ц, или лучше сказать, ч, как выговаривают его Итальянцы и Венгры. Этим объясняется, каким образом латинские писатели Иордан, Аноним Белы, Кезай могли, по расказам Русских о Чудской земли в северной части нынешней России, описывать те страны под названием Scythia или Scitia, которою Греки наименовали совсем другую страну. Достаточно доказано в настоящее время, что известные Грекам Скифы, жившие на северных побережьях Черного моря, были индоевропейского племени, иранской ветви⁷. Они вследствии этого составляли народ совершенно различный от сцитского народа Иордана, Анонима и Кезая. Вот причина, почему я передал название Scuthia или Scitia этих последних писателей словом Сцития, а не Скифия, как следовало бы назвать землю известных древним Грекам индоевропейских Скифов.

Вопрос, произошло ли или не произошло славянское слово Чудь от корня Σχύια, я не могу решить; скажу только, что славянские коренные слова чудо и чуждый, кажется, имели большое влияние не только на звуковую форму, но и на употребление этого названия у Русских, так что тем же названием возможно было наименовать разные и не скифские, но Славянам чудные и чуждые народы в глубоком севере, с которыми Славяне в старину, кажется, совершенно не имели никакого сообщения.

Теперь следует ответить на вопрос, из которой части Сцитии вышли Венгры? Аноним и Кезай так подробно описывают путь Венгров из Сцитии в Паннонию, что не ошибаясь, можно сказать, что они вышли с верховьев Северной Двины, или лучше сказать, из окрестностей Юга-реки.

Аноним описывает путь Венгров из Сцитии в Паннонию следующим образом: “В 884 году от воплощения Господа нашего, [69] как содержится в летописях, семь вождей, называвшихся Hetumoger⁸, вышли с востока, из земли Сцитской. Из них вождь Almis, сын Ugek'а, из рода короля Magog'а⁹, вышел из той страны вместе с своею женой, с сыном Арпадом и с великим множеством союзных народов. После многодневного шествия по пустым местам они на своих кожаных “торбах” переплыли реку Этыл (Волгу) и нигде не нашли ни сельских дорог, ни селений, и не питались изготовленным людьми кушаньем, как был обычай у них, но наедались мясом и рыбами, покуда пришли в Susudal (Суздаль), в России. Из Суздаля они шли в Киев и потом чрез Карпатские горы в Паннонию, чтоб овладеть наследством Аттилы, прародителя Almus'a.

Из этого описанья видно, что Венгры, пришедши с востока по бездорожным и ненаселенным пространствам в Суздаль, перешли чрез Волгу выше Нижнего Новгорода, потому что Суздаль немного севернее Нижнего, и верно они и не шли по близости рек Оки и Клязьмы, низовья которых в те времена уже не могли быть так совершенно безлюдными, как был путь Венгров от Волги до Суздаля. Впрочем, так как Anonymus говорит, что Венгры по причине чрезмерного размножения населения решились выступить из своей родины, где довольно большая часть их все еще осталась; то по всей вероятности они вышли из окрестностей реки Юга, где встречается необыкновенное множество названий местностей чисто югорского происхождения, которые явно свидетельствуют о бывшем там некогда очень многочисленном югорском населении.

Из этого можно заключить, что Венгры с вождем своим Almus'ом шли вдоль реки Унжи к Волге, которую они, следова[70]тельно, могли перейти у города Юрьевца. Все-таки более вероятно, что они не шли таким совершенно прямым путем, но искали себе более удобного пути, а вероятно шли по берегу Волги вверх до города Плеса, и еще верст десять выше его, где текущий прямо с юга приток Волги Шача и текущие к югу близь Суздаля реки составляют естественные указатели дороги от Волги до последнего города. По обоим трактам к Суздалю, то есть, и прямо из Юрьевца и от устья Шачи до самого Суздаля, в самом деле очень мало югорских названий, из чего и видно, что все это пространство в югорские времена или совершенно не было населено или же в самом малом размере, да и то только в самое последнее время пребывания там югорской Веси.

Кезай сообщает нам то важное сведение, что Венгры, переплыв Волгу, чрез землю белых Куманов и Бессов шли в Суздаль. Известно, что Куманы были татарское племя, местопребывание которого в этой стране можно полагать только в окрестностях самой Волги; но Бессы, без сомнения, были жившие в нынешней Владимирской губернии Весь, у византийских писателей Βέσσοι.

Жившие уже раньше в области нынешней Молдавии Bessi не что иное, как полчища Веси, равно как и других югорских племен, которые уже с Хуннами появлялись в северных побережьях Черного моря.

Все эти исторические данные, равно как и местные названия, доказывают, что югорское народонаселение в старину распространялось по всей северной половине нынешней России от верховьев Дона до Ледовитого моря и от реки Вислы и Балтийского моря до Урала, и что следовательно Венгры, или собственно Ун-угуры (Великие Угуры), на своем походе в Паннонию, прибыв с востока к Волги выше Нижнего Новгорода, вышли из окрестностей Юга реки, равно как и то, что не только Унугуры, но вмести с Хуннами и многие другие югорские племена вторгнулись из северо-восточной своей родины в страны на северном берегу Черного моря и в Паннонию, где они вероятно более самих Хуннов входили в состав войска Аттилы.

Уже выше сказано, что мнение о пришествии Югров из приалтайских стран не имеет никакого научного основания. Интересующиеся подобными исследованиями, следовательно, не без надежды на успех относительно разрешения вопросов древней этнографии, могут приняться за собирание еще необнародованных названий местностей не-русского происхождения и народных преданий о до-рус[71]ских обитателях каждой страны, а также и за собирание по возможности большей коллекции курганных черепов и целых остовов. Заметим однако, что в раскопке курганов никак не следует приступать, не изучив той инструкции, которая имеется в книге под заглавием: “Общие инструкции для антропологических исследований и наблюдений, составленные П. Брова. Перевод и дополнения А. Богданова. Москва. 1865 года”.

В заключение я здесь сообщу список, какого рода не-русские названия местностей более всего нужно собирать, а именно:

Гор, холмов, возвышенностей, утесов, скал, каменных груд, лесов, болот, мхов открытых, лугов, сенокосов, пастбищ, полей, долин, озер, мысов, губ, узменей в озерах, островов, мелей, рыболовных мест, изгибов, проливов или рукавов, порогов, плес, истоков, устьев, оврагов рек и ручейков, названия которых не найдутся ни в “Списках населенных месте”, ни на картах Шуберта, Безкорниловича и пр.

То же нужно бы собирать по возможности полные сведения о том, где находятся и какие именно старинные курганы, сопки, могилы, печища, пустоши и вообще следы старинных жилых мест каменных или земляных, с обозначением тех собственных названий, под которыми они известны в народе, не забывая и преданий, живущих в памяти народа, касательно строителей таких старинных памятников.

Найденные в курганах, в старинных могилах, в до-русских жилых местах и пр. кости и вещи, как известно, весьма охотно принимаются в Императорской Академии Наук в С.-Петербурге, в Антропологическом Отделении Императорского Общества Любителей Естествознания в Москве, а списки названий местностей в Императорском Географическом Обществе в С.-Петербурге, за что желающим даже выдается плата.

Во многих местах северной и средней России можно было бы сделать по этой части весьма важные открытия особенно раскопкою курганов. В этих видах очень желательно было бы, чтоб упомянутые выше весьма интересные “Материалы для антропологии курганного периода Московской губернии А. Богданова” получили по возможности большее распространение в публике и пробудили в ней интерес к таким весьма важным исследованиям.

Д. Европеус.

Оригинал статьи

OCR Игнатенко Татьяна, 2013

HTML Игорь Воинов, 2013