Свен Локко

Свен Петрович Локко (Sven Lokko) — финн, родился в 1924 году на Кольском полуострове в деревне Куклино, что стояла на берегу Туломы. Потом жил в поселке Верхнетуломский. Умер, 15 ноября 2008 года. Свен Локко не был профессиональным художником. В начале шестидесятых он окончил четырехгодичные заочные курсы рисунка и живописи в Московском художественном институте имени Надежды Крупской, но всерьез занялся живописью только тогда, когда вышел на пенсию.
К каждой картине Свен Локко сам писал пояснения. Все комментарии ниже, были написаны им самим.

Подробная биография Свена Локко см. здесь

Поселение на Мурмане, 19 век.

В 1860-е годы сюда на Кольскую землю, на берег Мурмана стало переселяться много людей из Финляндии.

Тогда же переселились мой дед и бабушка, и трое их сыновей — мои дядья, со своими сыновьями. Моя бабушка — мать отца — была саамка.

Привлекало финнов то, что на берегу моря всегда можно было добыть еду. В море было полно рыбы. В Норвегии и в Финляндии в то время были голодные годы, поэтому люди и шли сюда. В Норвегии земля была дорогая, а здесь — свободная. Царь Александр II разрешил финнам переехать жить в Россию, на Кольскую землю, им даже платили за это.

Основными промыслами финнов были сельское хозяйство, разведение скота, строительство лодок и рыбная ловля. Кроме этого были хорошие покосные луга, которые косили, а потом продавали заготовленное сено. Был здесь также и остров с гнездовьем птиц и птичьим пухом. Пух собирали и отвозили в Норвегию и Архангельск на продажу.

На этой картине мужчина строит землянку из торфа. Торф был хорош, он был прежде всего теплым, самым дешевым и легкодоступным материалом.

Моя мать цепляется за бабушкин подол, чтобы получить теплого хлеба. Хлеб выпекали в каменной печке.

Мурман. Село Уура.

Уура была одной из самых больших деревень, здесь на Кольской земле, до тех пор, пока всех жителей не выслали в 1940 году. В море было сколько хочешь рыбы, и деревня Уура стала рыболовецкой деревней. Рыболовство было мелким промыслом — занятием частных лиц и семей до 1920 года, когда собственно и были основаны рыболовные коммуны.

В начале 1930-х годов сельди поднялось в устье рек так много, что рыболовецкий колхоз Ууры — «Тармо» завоевал первое место среди всех рыболовецких колхозов Советского Союза. Эти невероятно большие уловы седьди были настолько значимыми, что сам Народный Комиссар Анастас Микоян привез ууральцам знаки отличия и кожаные сапоги с высокими голенищами, которые потом стали называть «микоянскими». Финский колхоз «Тармо» был очень богат по сравнению с другими сельскохозяйственными колхозами.

В деревне Уура был активно действующий клуб культуры, в котором молодежь организовывала веселые вечера и танцы. Клуб часто был полон в вечернее время.

Тюва-губа. Посолка сельди.

Сельдь солили в больших брезентовых ваннах. На ванны стелили брезент, а на него укладывали сельдь, пересыпали солью.

Мурман. Становище Титовка, 1915 г.

Посоленную сельдь укладывали в бочки, которые отвозили в порт Мурмана, а через него по всей России. На картине изображены колхозные лодки. Революция почти не повлияла на способы добычи рыбы.

Куклино. Река Тулома.

Моя родина Куклино. Здесь был наш дом на хуторе Куклино. Кроме нашей семьи и семьи сестры-Хелки в Куклино никто не жил. Здесь мы жили с 1920 года. Потом, когда построили электростанцию в Нижней Туломе (1934—1936), вода начала подниматься, и все деревни и хутора долины реки Тулома оказались в зоне водохранилища гидростанции. Нас всех переселили в деревню Пяйвеярви (в Тулому).

Финны на Мурмане.

Здесь, на родном хуторе Куклино, моя мать печет хлеб в печи, сложенной из дикого камня, под открытом небом.

В то время всю еду привозили из Ристикенття⁽¹⁾, а муку мы получали по карточкам. Меня всегда звали взбивать масло, когда пекли. Полученное масло можно было сразу намазывать на свежевыпеченный хлеб. Из источника приносили воду, и масло застывало в холодной воде. При желании запивали пахтой.

Ристикенття. Иванов день.

Летний праздник Иванов день часто проводили в Ристикенття. Здесь я стою в носовой части лодки, и показываю, куда надо грести. На мне — сшитые матерью матроска и фуражка, штаны соответствующие!

В 1930-х годах церковь перестала работать, а помещение церкви использовали под клуб. Там проводили всевозможные мероприятия, постановки и вечера.

Ристикенття. Зима.

На этой картине — мое видение того, как добирались на оленях в рождественскую церковь. Вряд ли мое описание далеко от действительности. Мне доводилось ехать на подобной упряжке.

Селение Ристикенття (ристи — «крест», кенття — «площадка») получило свое название, так как рядом с Падунским водопадом есть святое место — кладбище саамов Нуорттиярви (Нотозеро)⁽²⁾. Там была построена церковь в начале 20 века. Позднее помещение церкви использовали как клуб.

Ристикенття была шведской военной базой в Нуорттиярви⁽³⁾ . А в тех больших домах, построенных шведской фирмой, жили лесники.

Здесь встретились мои отец и мать. Мать была поваром и пекарем у шведов, жила в одном из тех домов. Дом и все имущество матери сгорело при пожаре.

В школу, 1931 г.

Школа-интернат находилась в 20 километрах в деревне Падун. Детей отвозили туда на лошадях вдоль лесов, по зимним дорогам и льду. Иногда расстояние до интерната проходили на лыжах, а иногда домой на каникулы добирались на лодке.

В школе училось около 60-70 человек: финны, лапландцы и русские. Для детей в интернате было общежитие.

Здесь я отправляюсь обратно в школу после рождественских каникул. Отец запрягает лошадь, а наша собака, рыжая финская лайка Нятти, провожает.

Ловля рыбы в Туломе.

В реке Тулома было много рыбы: семги, сига и камбалы. Следом за рыбой шли иногда тюлени, и с ними приходилось постоянно бороться — они путали сети. Мама пугала: не ходи на берег — тюлени съедят.

В пятилетнем возрасте я поймал свою первую рыбу. Это был хариус. Я был на берегу и мыл рыбу. Вдруг пришел тюлень и уставился на меня. Я, конечно, испугался и начал вопить, но добычу не выпустил, это же была первая моя рыба!

Здесь отец Беньям и мать Грета проверяют сети. Ловили семгу сетями, также лучили. Потом, когда основали колхоз в 1930 году, отец ловил семгу на Падунском водопаде с лапландцами.

Хиетаниеми.

В 1934 году началось строительство гидроэлектростанции на мурманской земле, и все жители прибрежных деревень на реке Тулома вынуждены были переселиться.

Мы с мамой еще ходили на покосные работы в Хиетаниеми, несмотря на то, что вода уже поднялась. Уровень воды был еще не настолько высок, чтобы скрыть поле.

Там были хорошие покосные земли, расчищенные под пашню берега, где трава росла сама по себе. Навоз доставали из подпола хлева, разжижали водой и удобряли землю. Моховой покров обычно сжигали чтобы получить хорошие покосные земли.

Хиетаниеми — моя родина, осталась под водой. Там же осталось моё детство.

Пяйвеярви (Тулома).

До революции деревня Пяйвеярви растянулась по обе стороны реки Тулома, вверх от электростанции.

Деревня Пяйвеярви была заселена уже в конце 19 века, а Туломой ее окрестили 20 мая 1920 года. Не знаю, почему изменили имя Пяйвеярви на Тулому. Все безземельные арендаторы по обе стороны реки объединились и основали артель. В то время её называли артелью, а не колхозом.

У тех финнов, которые жили в Пяйвеярви, было общее морское рыболовное судно, и на нем под парусами они выходили в море за треской. Живущие выше по реке занимались животноводством. Одни разводили овец, кур и лошадей, другие строили лодки.

Все дома были бревенчатые, и я до сих пор помню имена жителей всех домов и даже собак. Почти все жители были финнами, кроме семьи моей жены Хелены.

Тулома теперь не такая. За исключением дома Мисикангас ничего здесь больше не осталось.

Сплавшики.

Фрагмент из рабочей жизни сплавщиков. Здесь отец сгибает в петлю молодую ель, один мужчина буравит дырку в заслоне, а другой обтесывает бревна. Это было до 1930-х годов.

Веревкой из молодой ели перевязывали используемые в сплаве заслоны из досок. Прочную ель, накаливали на углях, брали пень с дыркой и начинали гнуть ель. Ель — ведь очень прочное дерево. Береза для этих целей не годится, а сосна ломкая.

На лесные работы уходили молодыми. Мне было 16 лет, когда я оказался в архангельских лесах.

Строители.

Здесь мы на берегу реки Туломы на строительной площадке Тухканен, которая сегодня под водами водохранилища ГЭС. Мужчины иногда собирались на субботники, сообща выполняли строительные работы.

Эти субботники были в то время общепринятым делом. Когда деревни переносили, освобождая бассейны, государство строило все на новых местах. Конечно, каждый хотел построить свой собственный дом, и отец успел протянуть бревна, но потом был арестован и расстрелян в 1938 году. Так дом и остался у нас недостроенным.

Санный мастер.

Помню, как отец делал сани. Делали их зимой в той же самой избе, где и жили. Там и печка была на правой стороне.

В разогретой сауне, в парилке на каменной печке накаливали березовые заготовки для санных полозьев. Затем заготовки выносили на улицу и вставляли обтесанный конец между высунувшимися концами бревен в углу. После чего загибали полоз через вбитые в стену деревянные штыри. Распаренная береза гнулась, принимая форму полоза будущих саней. Эта работа требовала много времени. Травяные сани представляли собой большую закуту, куда сгружали сено в сенную клетку. Также использовали панккореки — спаренные лесовозные сани. Это было в те 1930-е годы.

Дети гибнут в тундре.

В учебный год 1936-37 финноязычные школы закрыли. Детей переселили из Ууры в школу Биелой. Проезжей дороги не было, путь протяженностью более 50 км. С началом учебного года детей отвезли в Биелой на колхозных весельных лодках с парусом. Им надлежало жить в общежитии до самой весны, без возможности выехать на каникулы домой. Про них говорили «дети врагов народа».

Наступила ночь нового 1938 года. Дети всегда проводили Рождество и встречали Новый год в семьях. А тут для них не было даже организовано никакого праздника. Они ждали моторный парусник, который забрал бы их домой, но его все не было, и тогда кто-то из детей придумал отчаянный поход на лыжах домой.

Семь мальчиков отправились на лыжах в сторону дома, находящегося на расстоянии более 50 км. Дети полагались на лунный свет и свет северного сияния. Но они не подготовились к холоду. Четверо мальчиков повернули обратно, один прошел пол пути. Его кто-то случайно нашел, спас, отвел в тепло. Двое мальчиков замерзли в дороге.

Выселение финнов из Туломы в Карелию.

Принудительное выселение из села Пяйвеярви.

Всех финнов, проживающих на территории Мурманской области, принудительно выслали в Карелию в июле 1940 года.

Здесь мы направляемся к берегу Туломы, оттуда пароходом к Нижней Туломе. Там нас погрузили в поезда, в вагоны для скота, и только через двое суток в Карелии, Медвежьегорске открыли двери.

В Медвежьегорске поднялись на баржу, и разошлись люди по Онежскому озеру, по Заонежскому округу. Я пошел в школу, на этот раз в русскоязычную. А из школы — сразу на фронт за Петрозаводск.

Пропаганда была настолько сильной, что старые местные жители — пожилые финны даже радовались спецпереселению: в Карелии можно было хлеб на полях растить! И что там, кроме всего прочего, якобы, и школы на финском языке, но школы-то уже ведь были закрыты.

Лодочных дед мастер.

На этой картине «Лодочных дед мастер» я сам делаю лодку. Я начал мастерить тридцатую лодку. Когда делал первую — не было досок, поэтому разрубал сосну на четыре куска, из них вытесывал и стругал. А гвозди тоже приходилось делать самому. Из лошадиной подковы они получались хорошие, так как у них было широкое основание. А ведь у меня не было даже рабочих инструментов. Для того чтобы начать делать первую лодку нужна была пила! Достал из бабушкиного чердака старый патефон, снял с него пружину, разрезал и наточил зубцы.

Примечания

(1) Ристикенття на карте 1950 г.

(2) Падун до затопления, см. карту.

(3) Ошибка переводчика. Никакой "шведской военной базы" на Туломе быть не могло. На самом деле в начале 20 века на Мурмане существовал лесопильный завод принадлежавший шведской компании, о чем свидетельствует заметка в газете "Русское слово" от 3 ноября 1906 г. О нем и идёт речь.

Источник: http://community.livejournal.com/russkij_sever/886136.html