К. Тиандер ПОЕЗДКИ СКАНДИНАВОВ В БЕЛОЕ МОРЕ

Из летописи Норвегии.

[415]

XLVII.

Храм Иомалы.

О храме Иомалы в древнесеверной литературе имеются три подробных рассказа — в Орвар-Оддсаге, в Босасаге и в повествовании о поездке Торира. Но из них Босасага является продуктом вольной фантазии, так что может быть принято во внимание только два остальных источника. Как мы выше¹ указали, в редакцию S. [416] Орвар-Оддсаги вкралось целиком несколько предложений из рассказа Снорри. Теперь вопрос в том, поскольку остальное описание в саге и у Снорри независимо друг от друга. В обоих рассказах мы находим только одну общую черту — курган в густом лесу в некотором расстоянии от устьев Двины, состоящий из земли и ценных монет. Но текст обоих рассказов совершенно самостоятелен и в этом месте:

Как видим, о заимствовании не может быть и речи; оба рассказа превосходно дополняют друг друга: Орвар-Оддсага упоминает о необходимости данного жертвопри[417]ношения не только по случаю смерти, но и по поводу рождения ребенка; Торир точнее определяет размер жертвуемой суммы. Кроме того, в Орвар-Оддсаге рассказ о разграблении кургана состоит из целого ряда самостоятельных эпизодов, которых нет у Снорри. Начиная с того, что в Орвар-Оддсаге норманы дважды идут к кургану, сперва Гудмунд и Сигурд, потом Орвар-Одд. Пленный виночерпий указывает норманам дорогу к кургану и тут же выдает их биармийцам. У Снорри так и не выяснено, откуда Торир знал о существовании кургана⁵; нападение биармийцев мотивируется тем, что сторожа затрубили в рог. В Орвар-Оддсаге происходит форменная битва; весьма наглядно описано расположение норманов поперек мыса и образ Одда, сражающегося только что вырубленной дубиной. У Снорри же ни о каком столкновении не упоминается, так как биармийцы вследствие колдовства Торира вовсе не видят норманов. В Орвар-Оддсаге норманы делают себе особые носилки; спутники Торира собирают деньги в свое платье. Наконец, Орвар-Одд зажигая дерево, дает сигнал кораблям подъехать к берегу; от Торира, напротив, его спутники бегут.

С другой стороны, рассказ Снорри содержит такие подробности, которые совершенно отсутствуют в Орвар-Оддсаге: курган окружен высоким забором с воротами; курган сторожат шесть человек, сменяя друг друга; рядом с курганом стоит истукан Иомалы; у него чаша с монетами на коленях и на шее дорогое монисто. Так как Орвар-Оддсага не знает ни о заборе, ни о сторожах, то я делаю такой вывод, что эти меры предосторожности приняты биармийцами только впоследствии, когда обнаружилась та опасность, которая грозила их сокровищам от нападения со стороны приезжих норманов. Этнографические параллели, привиденные мною⁶, [418] также указывают на то, что курганы такого рода первоначально не охранялись. Но вблизи таких курганов естественно могли стоять изображения языческих божков, в данном случае бога Иомалы. Если Орвар-Оддсага не упоминает об этом истукане, то потому что деревянный Иомала сам по себе не представлял никакой ценности. Может быть, норманы во мраке ночи даже не заметили истукана и приняли его за какой-нибудь старый ствол или пень. Другое дело с Ториром. Когда он приехал в Биармаланд, курган был не только окружен забором, к последнему не только были приставлены сторожа, но и самый истукан уже был украшен драгоценным монистом и на его коленях лежала чаша со щедрыми жертвоприношениями.

Рассказ Босасаги примыкает уже к описанию Снорри. И здесь упоминается забор и сторожа; истукан украшен золотой короной и меховой мантией; на коленях серебряная чаша с золотыми монетами. Последние отступления — золотая корона и золотые монеты вместо серебряных — объясняются сами собой, как преувеличения рассказчика. Жар-птица необходима была для Боси, который ведь приехал в Биармаланд за чудесным яйцом. Затем в Босасаге выводится еще жрица. В принципе против присутствия жрицы возле истукана нельзя ничего возразить. Но вместе с жрицей живет и красавица Лейда, преследуемая старой жрицей, сидящая в запертой комнате, привязанная за волосы к стулу. Но чудесное яйцо жар-птицы, красавицы и истязающая ее ведьма — общераспространенный сказочный мотив; нельзя одну часть этого мотива отделять от другой. Таким образом, жрица в Босасаге уже превратилась в злую ведьму сказок. Раз при истукане жила жрица, то она должна была и чем-нибудь питаться. Проще всего было держать себе корову. Но из этой простой бытовой подробности рассказчик придумал самую причудливую историю, на свой собственный риск или под влиянием какого-нибудь постороннего рассказа, не знаю. Итак, в Босасаге мы нашли две новых подробности, которые, [419] как казалось бы, не должны быть плодом чистейший фантазии: жрица и корова, молоком которой она питалась. Выше⁷ мы не нашли возможным признать за поездками Боси какой-нибудь исторической подкладки. Если жрица и корова действительно реальные черты, то они почерпнуты из не дошедшего до нас устного или письменного источника. Не следует забывать, что Босасага значительно моложе истории Снорри. Чего не видел Торир, о том уже могли дойти слухи до рассказчика Босасаги⁸.

Рассказы Саксона о Горме и Торкиле, а равно и разобранные в связи с ними саги также содержат некоторые подробности, которые совпадают с описанием храма Иомалы. Город Герута или, скажем проще, царство мертвых окружено высокой оградой, через которую приходится перелезать с трудом. Затем во всех рассказах упоминаются несметные богатства и разные драгоценности, добываемые из Биармаланда. Но как ограда еще до приурочения к Биармаланду связывалась с представлением о царстве мертвых⁹, так и богатства всегда являлись характерной приметой малоизвестных стран¹⁰. Так как ни в одном из этих рассказов не встречается ни курган, ни истукан, то нет основания искать в них материал для описания храма Иомалы.

Финский ученый Шегрен¹¹ высказал предположение, что храм Иомалы стоял на месте теперешнего города Холмогоры. Это мнение он основывает на этимологическом толковании названия Холмогоры. Правда А. Н. Сергеев в “Опыте объяснения названий русских городов”, помещенном в сборнике в память первого русского статистического съезда в 1870 году¹², производит название Холмогоры, очевидно, от русских слов “холм” [420] и “гора”, сопоставляя их с городами Холм в Псковской и Люблинской, Горбатов в Нижегородской и Горки в Могилевской губерниях. Эти города, поясняет автор¹³, получили свое название от возвышенностей, на которых они построены. Но по уверению Крестинина¹⁴ можно искать Холмогоры скорее лежащими в долине, чем на горе, потому что кругом с разных сторон возвышенности. Кроме того, Холмогоры вовсе не было исконным названием этого города. Форма Холмогоры впервые появляется только во времена царствования Петра Великого, но на ряду с ней в течение XVIII века еще удерживается и старое название, которое, правда, постепенно вытесняется. Более древняя форма попадается во всевозможных памятниках предыдущих веков. В книге Большой Чертеж (1627 г.) и в Двинской Летописи пишется: Колмогоры. В актах 1328 г. то же. В царской грамоте 7058 г. (1550 г.), говорится о Колмогорцах и Колмогоры. На карте Герберштейна (1549 г.) читаем Colmogor. Алениус¹⁵ приводит еще вариант — Colmogro. Учитель Густава Адольфа Johan Thomasson Bureus (1568-1652) в своих запсках (collectaneer) делает такую заметку¹⁶: “В Kolmegoradh, лежащий в России у Белого моря, ездят англичане, голландцы, французы с всевозможным сукном и выменивают на дорогие меха”. Наконец, в Русском Архиве за 1865 г¹⁷. напечатан памфлет на Ломоносова, сочиненный в 1754 г. кем-то из его врагов немцев-академиков. Это стихотворение начинается строками:

Es war einst einer aus Kolmgorod,
Wo all grosse Boven herkommen,
Der war als Bauer-jung ums Brod
Im Kloster aufgenommen. [421]

Все эти варианты сходятся в том, что первая часть названия — Kolm, а вторая могла быть тождественной с русским словом “город”. Холмогоры же не встречается ни в одном более древнем начертании. Это обстоятельство и запрещает нам довольствоваться созвучием названия Холмогоры с русскими словами “холм” и “гора”, указывая на холмистую местность, в которой якобы расположен этот город. Поэтому Шегрен пытался найти искомые основы в зырянском языке. Так он думал, что зыряне прозвали впервые нашу местность Kolemgort = “оставленный двор”, и что посредством народной этимологии из зырянской формы Kolemgort получилась русская Колмогоры и затем уже Холмогоры. Народная этимология, превращающая Kolemgort в Колмогоры вразумительна только в том случае, если в русском языке существует какое-нибудь слово, производимое от корня *колм-, и если это слово имеет какое-нибудь отношение к нашей местности. Если же Kolem — ассоциировалось с “холм”, то спрашивается, отчего не сразу получилась форма Холмогоры, а посредствующая ступень Колмогоры. Я понимаю, что мог получиться такой переход: Kolemgort = Kolemgory = Холмогоры, т. е. что сперва переделалась вторая часть, потом первая часть названия. Переход же Kolem — под влиянием “холм” сперва в Колмо-, а через несколько столетий в Холмо-, для меня остается под сомнением. Кроме того, толкование “Kolemgort = оставленный двор” поставило бы на очередь вопрос, к какой народности принадлежали поселенцы, оставившие этот “gort”. Итак, эта гипотеза не выясняла бы происхождения этого города и первоначального его прозвания.

Производили Колмогоры также от финского числительного три = kolme. Объясняли так, что на месте Холмогоры раньше существовали три деревни: теперь — Курцево, Карповка и Падрокурье. Но эти селения вряд ли восходят к очень отдаленным векам. Не только нет о них письменного свидетельства, но и народная память не сохранила нам следа о троичности первобытного населения [422] Холмогоры. Да и мало вероятно, чтобы первые обитатели севера сгущались в одной местности и образовали три селения в одном пункте. Во-первых, Двинская земля была раньше далеко не так многолюдна, как теперь, а далее, само Холмогоры, чем дальше удаляемся от нашего времени, представляется все незначительнее. До XVII в. Холмогоры не почиталось городом. Крестинин отмечает, что “Холмогоры в первомнадесят веке первым селением или посадом на Двине не были”. Новгородские начальники жили в деревнях Матигоре и Ухтострове, а в Хомлогоры расположились лишь заволоцкие купцы. Все эти обстоятельства указывают на то, что Холмогоры только в последние века, стали более населенной местностью, и гипотезу о существовании здесь издревле трех деревень приходится отнести к области мифа.

На берегу реки Волхова сохранилось до наших дней предание о некоем городище; как думают, здесь некогда жил Рюрик. Но и у Холмогоры упоминается городище; так мы читаем в летописи под 1504 г.: “жалованныя грамоты и всякие указы и судебники с Москвы присланы на их имя и положены в Городище в Спасском большом соборе”. Так как городище не Волхове в исландских сагах называется Holmgardr, то невольно приходит на ум приурочить то же название и к городищу на берегу Двины. Шегрен пытался доказать, что Двина на том месте, где мог находится древний Holmgardr, переменила свое течение, превращая большое поле в остров. Но мы вовсе не нуждаемся в такой тяжеловесной аргументации. Holmgardr на Двине мог указывать на любой островок в реке, а их около Холмогоры целое множество, и вовсе мы для этого не принуждены предполагать радикальные изменения в природе самой местности.

Когда были прерваны сношения с скандинавами, то Holmgardr перешло в распоряжение местных жителей, самоедов или зырян. Так как ни те, ни другие не знают придыхательных гортанных звуков, то Holmgardr должно было подвергнуться изменению. Тут то [423] Holm — перешло в Kolm — и ассоциировалось с kome = три. Не три деревни вызвали народную этимологию, а фонетическая необходимость заменить звук h звуком k и возникшее отсюда совпадение с kolme = три¹⁸. Эта ассоциация произошла вероятно тогда, когда почувствовался более сильный наплыв жителей в эту местность. На счет этой ассоциации нужно отнести и вставку звука “e” в Kolmegorod. Перешедши на русскую почву, это “e” было понято как соединительная гласная и заменено более обычным “о”. Что касается второй части в названии Holmgardr, то можно представить себе, что скандинавы не долго сохраняли трудную для произношения комбинацию rdr после того, как последнее “r” утратило свое вокальное значение. Кроме того, это “r” отбрасывалось во всех косвенных падежах. Если же предположить, что “r” затеривалось в живой речи, то и d не могло сохранить свой первичный характер. Звук “a” в слове gardr звучало довольно закрыто и приближалось к произношению “o”. Впоследствии произошло полное совпадение. Восточноскандинавские языки выразили это начертанием a у шведов и aa у датчан, новоисландский через au. Итак, мы проследили развитие нашего имени от Holmgardr = *Kolmgord = *Kolmegord = Komegorod = Kolmogorod.

Третий фазис в истории города Холмогоры наступил тогда, когда он в 1471 г. подпал под власть московских царей. Тут, вероятно, понадобилось переименование нашей местности на русский лад. Как и следовало ожидать, раньше всего подверглась русификации вторая часть: gardr = *gord = город. Получились формы Колмегород и Колмгород (Колмогород), засвидетельствованные Буреусом и памфлетом на Ломоносова. Но так как Холмогоры не отличались богатством и многочисленностью населения, то название его городом могло казаться странным и во всяком случае не соответствовало действительному [424] представлению о нем. С другой стороны по берегам Двины то и дело попадаются холмы, которые русскими обозначались “горами” Таким образом, получился целый ряд местных названий, оканчивающихся на “-горы”: Ровдогоры, Матигоры, Пильегоры, Хаврогоры, Моржегоры, Кирьигоры и т. д. Немудрено, что и Колмогород подвергся изменению и ассимилировался с названиями только что перечисленными. В результате получилась форма Колмогоры, которая употреблялась еще в XVIII в. Вначале того же века рядом с ней водворяется новая этимологизация — Холмогоры.

Непосредственно русское слово “холм” не могло примкнуть к древнесеверному holm уже потому, что оба слова различного значения: holmr = остров, холм = возвышенность. Кроме того, нельзя обходить молчанием формы Колмогоры и др., так что Хомлогоры с Holmgardr прямой связи не имеют. В XVIII веке Колмогоры стало известной местностью уже благодаря тому, что отсюда вышел Ломоносов. Не только первая часть Колмо- оказалась совершенно непонятной, но и обозначение “горы” звучало как-то странно относительно местности, которая уже вовсе не была так гориста. На острове находятся только низкие холмы. Отсюда могло явиться новое осмысление загадочного и неточного названия Колмогоры. Замена Холмогоры указывает на холмы, и первая часть этого названия как будто поясняет вторую. Немецкие грамматики называют такие сочетания слов — erläuternde Zusammensetzungen.

Последние перемены, происшедшие в названии, занимающем нас, принадлежит уже нашему времени. В школьной терминологии и в обществе принято произносить Холмогоры с ударением на второй составной части слова. На месте же, как мне любезно сообщил проф. И. А. Шляпкин, говорят Хóлмогоры; холмогóры же обозначает жителей этой местности. Быть может, ударение на первом слоге ведет свое начало еще от древнескандинавского Holmgardr, держалось еще в переходных формах Kólmegorod и Кóлмогоры и теперь мало [425] по малу уступает место новому преобразованию в Холмогоры.

Если действительно Холмогоры восходят к древнескандинавскому Holmgardr, то ясно, что на этом месте не мог находиться храм Иомалы. Эта местность ведь должна была носить биармийское название, а отнюдь не скандинавское. Кроме того, Holmgardr должно было находиться на острове, но ни в одном из исландских рассказов не упоминается о том, что норманы подъезжали к храму на лодках. Всеми свидетельствами единодушно подчеркивается факт, что храм находился в большом лесу и на известном расстоянии от берега; все же саги умалчивают о каком бы то ни было острове. В Босасаге не многих лошадях увозят похищенное золото и драгоценности¹⁹. Возвращение Орвар-Одда с кургана также наглядно опровергает предположение о нахождении храма на острове. “Они возвращаются вниз по течению вдоль реки и лес остается по другой руке”²⁰. Когда на них нападают биармийцы, то нигде не говорится о том, как они перебрались на остров. Наконец, мы имеем еще очень веское доказательство в пользу того, что Holmgardr = Холмогоры ничего общего с биармийцами не имел. По свидетельству Отера, что только один берег Двины был заселен, мы пытались уже выяснить выше²¹, что биармийцы жили только на правом берегу Двины. И из этого обстоятельства вытекает, что храм Иомалы мог стоять только на правом берегу, между тем как Холмогоры расположено на левом.

Если на одном из островов у левого берега Двины было поселение, весьма древнее и чем-то замечательное, то оно не принадлежало биармийцам, а самим скандинавам. Отсюда и объясняется скандинавское название — Holmgardr. Принимая в соображение центрально поло[426]жение этой местности, глубину двинских вод и то обстоятельство, что соединение Пинеги открывает путь в отдаленные страны Мезени и Печоры, легко убедиться в важности этого пункта в торговом отношении. Итак, Holmgardr был скандинавской торговой колонией, пристанищем для скандинавов, приезжавших к низовьям Двины с целью торговли. То же мнение высказал уже Эгли²², назвав Холмогоры — der grosse Stapelpatz der durch Chazaren, Bulgaren und Biarmier vermittelten Waaren des Binnenlandes. У Снорри²³ имеется совершенно определенное указание на такое место торговли: En er peir komu til Bjarmalands, pa lögdu peir til kaupstadar. Если древнесеверные источники не называют эту факторию по имени, то это не должно смущать нас: с Holmgard’ом не было связано воспоминание о славных подвигах викингов. Напротив, этот скандинавский поселок на островке Двины обязан своим происхождением тому мирному обмену товаров и ценностей по взаимному соглашению, который не всегда же сменялся враждебными столкновениями между скандинавами и биармийцами.

Примечания

[415]
1 Стр. 118.

[416]
2 L., стр. 30.
3 L., стр. 29 и 31.
4 Hkr., стр. 381.

[417]
5 Дорога к кургану была Ториру, очевидно, также неизвестна, иначе ему не пришлось бы делать знаки на деревьях, чтобы не заблудиться.
6 Сл. выше, стр. 120, примечание.

[419]
7 Стр. 292-302.
8 Ср. Босасага, стр. 25 сл.
9 См. выше, стр. 358-9.
10 См. выше, стр. 372.
11 Ges. Schriften, т. I, стр. 395 сл.
12 Самый сборник вышел в 1875 г. См. стр. 603-635.

[420]
13 Стр. 614.
14 Начертание истории города Холмогор 1790 г.
15 Стр. 48 и 90-3.
16 Sv. landsm, № 24, 1886 г.
17 Стр. 475-8.

[423]
18 Приведу аналогичный случай из Финляндии; тут усадьба Kaghsgerdi стала называться у финов kakskerta = “два раза”. Сл. Finsk Tidskrift, т. XLVIII, стр. 257-280.

[425]
19 baru a mörgum hestum gull ok gersemar til skips., Босасага, стр. 33.
20 fara peir nu ofan med anni: var par mörkin til annarrar handar. L., стр. 33. Сл. выше, стр. 121, примечание 1.
21 Стр. 55, примечание 5.

[426]
22 I. I. Egli, Nomina geographica, 1872 г.
23 Hkr., стр. 381.

<<< К оглавлению | Следующая глава >>>

© Текст К. Тиандер, 1906 г.

© OCR И. Ульянов, 2010 г.

© HTML И. Воинов, 2010 г.

Оригинал текста 1 Мб