К. Тиандер ПОЕЗДКИ СКАНДИНАВОВ В БЕЛОЕ МОРЕ

Из Истории Саксона Грамматика.

[342]

XXXLX.

Экспедиция короля Горма.

Среди древних датских королей у Саксона Горм занимает совершенно особое, по славе своей ничуть не последнее место. Он направил врожденную энергию своего духа на непочатую до сих пор область. Вместо военных подвигов Горм стал исследовать законы природы. Как другие короли сгорали от жажды воинственного тщеславия, так Горма одолело желание проникнуть в тайны вселенной и узнать все, что было открыто опытом или же поддерживалось народной молвой. Для этой цели Горм хотел посетить отдаленные, мало известные страны¹. Эти [343] вводные строки в достаточной для нас мере характеризуют как самого короля, так и цель его поездки. Горм действительно особый тип скандинавских королей. В нем можно найти некоторое умственное родство с Альфредом. У них воинственные инстинкты отступают на задний план перед научными интересами. Правда, печать века не совсем отпала. Горм едет на север не за добычей, как норвежцы, но также и не с чисто научной целью; им руководит честолюбие. Он соображает, сколь громкую известность он приобретет, если предпримет поездку, до сих пор никем (из датчан) не совершенную².

Путь на дальний север считался для простых смертных почти недоступным: столько на нем встречалось опасностей. Нужно выехать на край океана, обнимающего все земли, нужно оставить за собой солнце и звезды, и тогда прибудешь к самому концу света, где царит вечный мрак, где все погружено в непрерывную ночь³. Все это рассказывал королю исландец Торкиль; он и значится распространителем всех слухов. Поэтому его и ставят во главе экспедиции: он следит за снаряжением кораблей; он же руководит поведением моряков и указывает Горму, как вести себя. Ему известно не только расположение самих местностей, но он обладает и опытом относительно их доступности⁴. [344]

Перескажем сперва подробности путешествия Горма. Около Галогаланда прекращается попутный ветер. Это вероятно, то место, где и Отер, и Орвар-Одд ждут перемены ветра. Флот Горма без определенного курса скитается по морю; матросы терпят голод. Через несколько дней слышен прибой волн. Один из матросов взлез на мачту и сообщил, что видит остров с крутыми берегами⁵. Причалив, наконец, к этому острову, моряки стали взбираться на его вершину, с трудом поднимаясь по крутым тропинкам на отвесные холмы⁶. Там они увидели целые стада рогатого скота — armenta. Торкиль запретил матросам брать больше того, чем им нужно было для утоления голода в данный момент. Но они ослушались его приказания: массами убивали животных и скрывали добытое мясо в опустелых трюмах кораблей. Скот легко попадался им в руки, так как сбегался без всякой боязни, чтобы полюбоваться непривычным ему видом людей⁷. За это отомстили местные духи, которым надлежала защита страны⁸. Ночью эти духи спустились на берег, подняли страшный шум и со всех сторон налетели на корабли. Самое большое чудовище, вооруженное громадной дубиной, вошло прямо в море и кричало, что никогда им не уехать отсюда, если духи не получат возмездия за нанесенный им через убиение животных ущерб. Пришлось бросить жребий. С каждого корабля было пожертвовано по одному человеку. Тогда только подул попутный ветер.

Поверие о местных божествах — landvættir приурочено и к датскому королю Гаральду, сыну Горма старого. Тот вздумал было напасть на Исландию, но все горы и пещеры были наполнены местными духами, большими и [345] и малыми⁹. В одном фиорде ему вышла навстречу толпа великанов, среди них самых большой, выше горы, с железной дубиной в руках¹⁰. Животные, которых застают моряки Горма, были, очевидно, олени. Существует общее поверие у мореплавателей, что из чужого края можно брать безнаказанно ровно столько, сколько необходимо на первый случай. В Одиссее часто рассказывается о том, как спутники Одиссея, пристав к чужому берегу, сейчас же принимаются убивать скот. Так они поступают в стране киконов и киклопов (IX песнь). В наказание за то, что они резали святые стада Гелиоса, Зевс посылает на них бурю, от которой им приходится сильно страдать (XII песнь).

Насколько путешествия в Биармаланд сопровождались почти одними и теми же событиями, доказывается близким сходством нашего рассказа с Орвар-Оддсагой:

1) Там и здесь происходит задержка из-за попутного ветра, как кажется, при сворачивании на восток.

2) Здесь грабеж направлен против животных, там против людей-финок.

3) Буря приносит к неизвестному острову.

4) Этот остров населен великанами.

5) Буря и попутный ветер в руках у обиженных туземцев.

С таинственного острова Горм прибыл — in ulteriorem Biarmiam, т. е. в царство мертвых, которое лежало по ту сторону Биармаланда¹¹. Вытащив корабли на берег, путешественники располагаются лагерем, так как оттуда-де уже недалеко до седалища Герута. Тогда Торкиль запрещает им говорить: не зная местного языка и условий жизни, они легко могут промолвить неприветливое словечко и обидеть туземцев. В сумерках явился человек необычайной величины и поздоровался с ними, называя [346] всех по имени¹². Точно так же и великаны в Орвар-Оддсаге и в других сагах знают заранее имена тех, кто к ним приехал. Все удивлены, но Торкиль поясняет, что пришелец брат Герута, Годмунд (Guthmundus), который покровительствует всем, стремящимся в царство мертвых¹³. Годмунд действительно приглашает их к себе в гости и отвозит их в каретах. По дороге они видят реку, через которую ведет золотой мост. Годмунд объясняет им, что эта река отделяет людской мир от обиталища духов¹⁴.

Раньше, чем войти в дом Годмунда, Торкиль выступает с новыми предостережениями: нельзя прикасаться до чужой пищи и вступать в близкие сношения с туземцами; в противном случае у виновного помрачится память, он забудет о своей прежней жизни и обречен будет остаться среди чудовищ навсегда¹⁵. И правда, Годмунд питает злое намерение завлечь своих гостей в западню. Но несмотря на богатое угощение, Горм пользуется только своим собственным провиантом. Тогда Годмунд предлагает Горму для развлечения одну из своих дочерей, остальным же морякам — по одной прислужнице. Несмотря на старания Торкиля предотвратить несчастье, четыре матроса попались на удочку. Они лишились не только памяти, но и здравого рассудка. Потом Годмунд повел Горма в сад и предложил ему отведать сочных плодов. Горм отказался, извиняясь тем, что ему необходимо немедленно отправиться в путь. Убедившись, что [347] коварные его попытки не удаются, Годмунд переправил путешественников на другую сторону реки¹⁶.

Прошедши немного вперед, наши путешественники увидели в недалеком от себя расстоянии темное безобразное поселение, похожее более на дымное облако. На отдельных колах забора торчали отрубленные людские головы. У ворот лежали псы и с свирепым видом сторожили вход. Но Торкиль унял их злость, бросив им рогатину, смазанную жиром. При помощи достаточно высоких лестниц, они перелезли через стену¹⁷. Опять Торкиль упрашивает спутников не дотрагиваться ни до одной вещи, сколь драгоценной она не казалась бы. Только при соблюдении этой предосторожности им нечего будет бояться тех страшилищ, с которыми им предстоит встретиться. Они входят по четыре человека в ряд, сперва Broderus и Букки, Горм и Торкиль; остальные следуют за ними.

Там на железных скамьях сидели безжизненные образы чудовищ; свинцовые простенки отделяли их друг от друга; у порогов стояли внушающие ужас сторожа¹⁸. Дальше они увидели трещину в скале; под ней на каком-то возвышении сидел старик; тело его было пробито как раз против трещины. Рядом с ним сидели три женщины; на теле у них торчали уродливые зобы; сломанные их спины не обладали необходимой крепостью, и поэтому они упирались друг о друга, ежась на одном и том же месте¹⁹. [348]

Далее они удивлялись обильным сокровищам и разным драгоценностям. Между прочим они увидели семь бочек, опоясанных семью золотыми обручами и увешанных серебряными цепями из многочисленных колец²⁰; зуб, о котором уже была речь²¹; необыкновенной величины бычачий рог, отделанный драгоценными камнями и покрытый художественной гравировкой²²; наконец, браслет основательного веса²³. Тогда матросы не утерпели: один из них взял зуб, другой — рог, третий — браслет. Но в тот момент, когда они дотронулись до этих вещей, зуб превратился в острый меч и вонзился в плечо похитителя; рог обернулся в дракона, а браслет сделался змеем. Разумеется, что эти трое погибли.

Остальные спутники идут дальше и проникают в особое, более узкое и потаенное помещение. Здесь они видят редкие драгоценности, в особенности вооружения, предназначенные по своей величине каким-то сверхчеловеческим существам. Среди них бросалась в глаза королевская мантия, роскошная шляпа и пояс удивительной работы²⁴. Даже сам Торкиль не утерпел и протянул к ним руки. Вся палата затряслась до осно[349]вания, женщины закричали, существа, казавшиеся до сих пор полумертвыми и лишенными всякой возможности движения, вдруг вскочили со своих мест и набросились на приезжих. Брод и Букки метали в них целые тучи стрел, но все-таки только двадцати человекам удалось спастись, остальные же были растерзаны чудовищами.

Обратный путь проходится так же, как и когда они шли туда. Только Букки прельстился дочерью Годмунда. Но Саксон сохранил нам еще другую версию, по которой Букки погиб от несчастного случая. Так завершилось пребывание Горма в царстве мертвых.

Непосредственно к рассказу о путешествии Горма примыкает повествование о поездке Торкиля. Последний предпринимает свое путешествие по следующему поводу. Когда Горму на возвратном пути приходится страдать от бури и неизбежных голодовок, то король обратил свою душу к религии, давал всевозможные обеты богам, сознавая, что в крайней нужде следует ожидать помощи только от одних богов. В то время, как другие молились то тому, то другому божеству. Горм обратился к Утгардалоки с обещаниями и задабриваниями; тогда наступила благоприятная погода под желанным созвездием²⁵. Дома Горм отдыхает на лаврах. Когда он достиг преклонного возраста и смерть его уже не могла быть столь далека, то стал он размышлять о том, куда может направиться душа после смерти, освободившись из темницы тела, и какая на том свете ожидает его награда за рьяное поклонение здесь богам. Тогда люди, враждебно настроенные против Торкиля, уговаривают Горма, чтобы чем-нибудь умилостивить Утгардалоки, отправить к нему Торкиля. Тогда последний вторично предпринимает опасное путешествие в царство мертвых. Но вместо того, чтобы [350] поклоняться Утгардалоки, Торкиль убеждается в его бессилии и даже издевается над ним. На обратном пути опять — ужасы. Но в то время, как другие моряки по обыкновению обращаются к различным языческим божествам, Торкиль на сей раз стал молиться Богу вселенной²⁶. Вскоре прояснилось небо, отчетливо обозначились контуры берегов, и можно было без опасности продолжать путь. После этого они прибыли в Германию, где незадолго перед тем было принято христианство. Там Торкиль узнал основные положения нового учения²⁷. Прибыв в Данию, Торкиль встретил не особенно радушный прием. Враги его внушили Горму, что если он выслушает отчет Торкиля об его путешествии, то непременно умрет. Горм разрешает им убить Торкиля. Заранее предостереженный, последний не ложится в условленную ночь, за то кладет в постель деревянный чурбан. Убийцы разрубают своими мечами чурбан, думая при этом, что разрубают тело Торкиля. На другое утро Торкиль представляется королю и жалуется на коварное с ним обращение. Вне себя от любопытства и забывая все предосторожности, Горм заставляет Торкиля рассказать о своем путешествии. Когда Торкиль стал излагать впечатления, произведенные на него краями севера, и стал доказывать ничтожность Утгардалоки, Горм от испуга испустил дух.

Во-первых, укажем на главное противоречие: Горм сам был в царстве мертвых, к чему ему было посылать туда еще Торкиля? Кроме того, последний ничего нового там не видит. Во-вторых, в этом рассказе подчеркнуты черты, которые противоречат научному настроению короля и ничего общего не имеют с условиями самой поездки. Горм представлен рьяным поклонником языческих богов, в частности — Утгардалоки, и заду[351]мывается над вопросом о загробной жизни. Когда Горм узнает, что его бог бессилен и никаких почестей недостоин, он умирает в отчаянии. Зато Торкиль спасается: он уверовал в единого Бога. Между обоими путешествиями устанавливается полная параллельность: у Горма — посещение Герута, на возвратном пути страдания и подъем религиозного чувства, вера в Утгардалоки; у Торкиля — посещение Утгардалоки, на пути домой те же бедствия и обращения к Богу вселенной. В этом противопоставления ясно сказывается желание доказать превосходство христианского Бога перед языческим, который заклепан в аду и проживает там среди разных гадов. Эта идея могла зародиться у Саксона сама собой, когда ему пришлось связать два однородных рассказа: сказание о посещение Торкилем царства мертвых и воспоминания о путешествии короля Горма на крайний север. Из короля Горма Саксон создал ревностного язычника; как pendant к нему, необходим христианин, который показал бы превосходство нового учения над старым. Для этой цели Саксон счел себя в праве выдвинуть рассказ о Торкиле, несмотря на то, что подробности сказания о нем уже отразились в рассказе о Горме.

В то время, как сказание о Торкиле несомненно исландского или по крайней мере, норвежского происхождения (Саксон даже самого Торкиля считает исландцем), вопрос о короле Горме разрешается далеко не так просто. Среди датских королей мы находим несколько лиц с этим именем. Вероятно, в представлении Саксона слилась память как о той, так и о другой личностях. Известный Горм Старый был последний языческий король в Дании; но и наш путешественник Горм умирает, узнав о превосходстве христианского Бога над языческими. Другой Горм умирает с горя, скорбя о гибели Кнуда Данааста; но и наш Горм умирает от психического волнения. Я считаю возможным признать и путешествие Горма историческим фактом. На это указывает: 1) характеристика самого Горма; 2) те приготовления, о которых ничего не знают исландские [352] источники; 3) многочисленные реальные подробности путешествия; 4) и то замечание Саксона, что эта поездка была единственный в своем роде — rem admodum intentatam. Но при таком объяснении необходимо выделить все мифические черты, которые могли иметь отношения к одному лишь Торкилю, но отнюдь не к Горму. В то время, как большинство известий о беломорском крае проникло в Данию, очевидно, из Швеции. Горм явился бы единственным, известным нам, датчанином, который в эти доисторические времена снарядил морскую экспедицию в Ледовитый океан и Белое море.

Примечания

[342]
1 Hic enim novum audaciæ genus complexus, hæreditarium fortitudinis [343] spiritum scrutandæ rerum naturæ vestigiis quam armis excolere maluit; utque alios regum ardor bellicus, ita ipsum cognoscendorum mirabilium, quæcunque vel experiment deprehensa vel rumore vulgate fuerant, præcordialis stimulabat aviditas. Стр. 420.

[343]
2 Sed in juvenili animo circumstantis periculi metum non tam prædæ quam gloriæ cupido calcabat, multum sibi claritatis accessurum sperante, si rem admodum intentatam auderet. Стр. 421.
3 iter omni refertum periculo ac pæne mortalibus invium ferebatur. Ambitorem namque terrarium Oceanum navigandum, solem postponendum ac sidera, sub Chao peregrinandum, ac demum in loca lucis expertia jugibusque tenebris obnoxia transeundum, expertorum assertion constabat. Стр. 421.
4 auctorem famæ Thorkillum itineris ducem assume placuit, utpote locorum gnarum peritumque adeundæ regionis ejus. Стр. 421.

[344]
5 prærupti situs insulam in conspectus esse…
6 cuius tandem adytum nacti in editiorem soli partem per obstantes clivos præaltis callibus enituntur. Стр. 421-2.
7 Qui ideo captu perfaciles exstitere quod ad inusitatos virorum aspectus firmato pavore mirabundi convenerant. Стр. 422.
8 a diis loci præsidibus…

[345]
9 hann sa at fjöll öll ok holar varu full af lanvættum sumt stort en sumt smatt. Hkr., стр. 151.
10 Hkr., стр. 152.
11 ultra terras conitas sitam, объясняет Мюллер.

[346]
12 inusitatæ magnitudinis vir nominatim salutatis nauticis intervenit. Стр. 428.
13 cunctorum illic applicantium piissimum inter pericula protectorem.
14 eo alveo humana a monstrosis rerum secrevisse naturam… Ср. выше, стр. 9.
15 Аналогичный эпизод находится в сказке о Даниберте. Путешественников, приставших к неизвестному берегу, туземцы угощают кашей. Даниберт просит своих спутников ничего не есть; они же его не слушаются. Отведав каши, они пьянеют и впадают в беспомощное состояние. Туземцы уже начинают убивать их, но Даниберт, воздержавшийся от всякой пищи, мешает их злому замыслу. Rittershaus, стр. 250-1.

[347]
16 cunctos in ulteriorem fluminis ripam transvectos iter exequi passus est. Стр. 425.
17 Progressi atrum incultumque oppidum vaporanti maxime nubi simile, haud procul abesse prospectant. Pali propugnaculis intersiti desecta virorum capita præferebant. Eximiæ ferocitatis canes tuentes adytum præ foribus excubare conspecti. Quibus Thorkillus cornu abdomino illitum collambendum objiciens, incitatissimam rabiem parvula mitigavit impensa. Superne portarum introitus patuit. Quem scalis æquantes arduo potiuntur ingress. Стр. 425.
18 Exanguia quoque monstrorum simulacra ferreas oneraverant sedes; denique concessuum loca plumbeæ crates secreverant; liminibus horrendæ janitorum excubiæ præerant. Стр. 426.
19 Procedentes perfractam scopuli partem nec procui in editiore quodam [348] suggest senem pertuso corpora discissæ rupis plagæ adversum residere conspicuunt. Præterea foeminas tres corporeis oneratas strumis ac veluti dorsi firmitate defectas junctos occupasse discubitus…

[348]
20 dolia septem zonis aureis circumligata panduntur, quibus pensiles ex argento circuli crebros inseruerant nexus… Стр. 427. Впрочем, это место очень трудно поддается точному переводу. Рюдберг (т. I, стр. 242 и 252), со свойственной ему смелостью, объясняет dolia, как колодцы, цистерны, и думает, что в них хранились мед богов; пожалуй, он готов даже отождествить эти цистерны с источниками Мимира и Урда.
21 См. выше, стр.
22 ingens bucali cornu exquisito gemmarum fulgore operosius cultum nec cælaturæ artificio vacuum. Стр. 427.
23 eximil ponderis armilla.
24 regium paludamentum cultiori coniunctum pileo ac mirifici operis cingulum visebantur. Стр. 427. Может быть, в упоминании этих вещей сохранилась память о восточных товарах, привозимых по Волге и Двине в Биармаланд.

[349]
25 Denique aliis varias deorum potentias exorantibus ac diversæ numinum majestati rem divinam fiery oportere censentibus, ipse Ugarthilocum votis partier ac propitiamentis aggressus, prosperam exoptati sideris temperiem assecutus est. Стр. 428-9.

[350]
26 Igitur cæteris propensiora sibi numina nequicquam deprecantibus Thorkillus Universitatis Deum votis aggressus… Стр. 432.
27 Tandem ad Germaniam Christianis tunc sacris initiatam appulsus apud eius populum divini cultus rudimenta percepit. Стр. 432.

<<< К оглавлению | Следующая глава >>>

© Текст К. Тиандер, 1906 г.

© OCR И. Ульянов, 2010 г.

© HTML И. Воинов, 2010 г.

Оригинал текста 2,5 Мб