В начало
Военные архивы
| «Здания Мурманска» на DVD | Измерить расстояние | Расчитать маршрут | Погода от норгов |
Карты по векам: XVI век - XVII век - XVIII век - XIX век - XX век

[8]

II.

История Мурманского побережья.

Изложив в предыдущей главе исторические предания, касающиеся всего нашего Северного побережья вообще, заглянем теперь в историю той его оконечности, которая наиболее важна для России в военно-морском отношении — в историю Мурманского берега.

Страницы ее, на которых предки наши на Севере вписали свои деяния, могут по праву занять одно из почетнейших мест в хрониках всякого народа.

Современное европейское мореходство началось не на изнеженном юге, а среди отважных и закаленных сынов крайнего Севера.

Не даром все западные нации с гордостью ведут свои лучшие роды от Норманов: эти последние, в начале средних веков, высылали почти все свое мужское население в море, и эти отважнейшие моряки распространили славу своего оружия до крайних пределов ведомого тогда мира.

Нам, Русским, и в этом отношении не след завидовать соседям, — наши предки и на поприще морском не срамили Земли Русской.

С тех пор, как западный берег Биармии именуется Мурманским, он был в обладании Мурман, Новгородских Славян, которые приняли это исковерканное имя отважных морских наездников-Норманнов.

Коренные жители Биармии окончательно покорены Новгородцами в XI веке, повествует двинский летописец, но уже в IX веке купцы Великого Новгорода усеяли своими факториями все главнейшие реки Биармии, а упорные язычники из других мест тогдашней России, бежав на север со своими богами, еще более усилили здесь славянский элемент. [9]

Новгородцы, хотя и сделали своими данниками “юргу” и “сомоядь”, имели самые смутные понятия о Севере: — “юрга людие есть язык нем”, “суть горы заидуче луку моря, им же высота яко до небесе, и в горах тех клич великий и говор, и секут гору, хотяше высечися, и в горе той просечено оконце мало, и туда молвят, и есть неразумети языку их, но кажуть на железо и помавают рукою, просящее железа, и аще кто даст им нож ли, секиру ли, дают скорою (шкурами) противу” — и “сами видели”, как: “спаде туча, и в той туче спаде веверица млада, аки теперево рожена, и взростши, и расходится по ней, и паки бывает другая туча и спадают оленцы мали в ней, и взрастают и расходятся по земле”,1 —но владели северным поморьем и извлекали выгоды из всех этих чудесных “вевериц” и “оленцов” так, как только можно пожелать и нам в настоящее время.

Берега Северного океана, особенно на торговом пути к к устью Двины, столь мало известные нам теперь, были известны в глубочайшей древности, и остается только удивлятся, почему мы, столь много интересующиеся древностями Ацтеков, Индийцев, Австралийцев и иных народцев, куда и ворон не заносил ни одной славянской кости, совершенно не хотим знать наших древних стрельбищ, где наши предки сложили свои буйные головы, создавая будущее могущество Руси родной…

Или и в этой области мы будем продолжать, по следам Немцев и по их указке, разыскивать корни и следы совершенно чуждых нам дикарей и оставим нашу исконную отчину и дедину — наш богатейший Север — в добычу хищному врагу всего Славянства?

Коренная русская река, красавица Северная Двина, в том месте, где она образует дельту, расширяется до шестидесяти верст. Группа ее островов, образуя более тысячи квадратных верст пространства, тянется до самого взморья, и здесь искони обитало крепкое, красивое, чисто-славянское племя, селясь на приволье, по естественным каналам-рукавам реки-кормилицы…

Еще в языческие времена существовали здесь обширные торжище и славившееся на весь мир капище Юмалы. Сюда приезжали морем гости и вожди скандинавские, а с материка [10] стекались народы из Пермии, Болгарии, Великого Новгорода. Через эти же страны Двиняне, были в постоянных сношениях с Средней Азией, Грецией и Италией. Таким образом, этот заброшенный ныне край знал весь тогдашний образованный мир: Норманы называли его Гольм-Гард (островная земля), а Греки — Белою Сарматией. По отзыву византийский писателей, город Ункрат, лежавший на крайнем севере подле океана, превосходил богатством все города, как Белой, так и Черной Сарматии2. Стурлезон, в скандинавских летописях, рассказывает о богатстве капища Юмалы. На голове истукана блистало золото с драгоценными камнями; его ожерелье ценилось во 150 фунтов золота; на коленях у него стояла, с золотою монетой, золотая чаша такой величины, что четыре человека могли досыта из нее напиться, а одежда его превосходила ценой груз богатого корабля.

Св. Олаф, первый христианский король Норвегии, послал норвежских купцов на ярмарку Юмалы. Купцы эти, покончив торги, пред отъездом вздумали ограбить храм. Они зашли воровски в капище в глубокую ночь и взяли все, что могли.

Желая снять также и ожерелье, крепко привязанное к идолу, они отсекли ему голову. От шума стража пробудилась и начала трубить в рога. Хищники бросились бежать. Жители с криками бежали за ними, и хотя и окружили со всех сторон, но, будучи неискусны в деле воинском, ничего не могли поделать с отважными грабителями, которые успели добраться до своих кораблей и скрыться.

Вот какая непочтенная давность существует за Норвежцами и отношении грабежей богатства нашего Севера!..

По свидетельству Нестора-летописца, Самоеды в XI веке платили дань Новгородцам, имевшим свою колонию в низовье Печоры; дань эта была так заманчива, что даже великие князья в XII веке требуют себе “печорской дани”.

Хотя Кольский острог выстроен Двинянами только в XIII веке3, но нельзя сомневаться, что на берегу Кольском и по Варангерскому заливу Новгородцы селились издавна. Так исландские саги неоднократно повторяют, что за норвежским [11] берегом, к востоку, тянется Бермеландия, подвластная конунгу русскому, гандарикскому, и то же самое говорят норвежские руны, указывая, что пограничная с норвежскою Лапландия, то есть Варангерское побережье, до Св. Олафа принедлежала Новгородцам.

Исторически известный Гандвик был тоже здесь: и теперь одно урочище в Червяной губе носит название Гандвик.

Переиначивая туземные названия рек Эмву в Вым, Сыктыф — в Сысолу, вольные Новгородцы Гандвик нарекли вольным, или, что то же, белым морем.

Откуда бы ни зашли сюда Славяне — прямо ли из родного Новгорода или с Поморья по-русского (Borussia), лежавшего по Эльбе, Одеру, Висле и Западной Двине, — во всяком случае они были отважными мореходами и происходили из нагорной половины Обонежной пятины. Местные аборигены, то силой, то дипломатическою хитростью, на которую были так тароваты Новгородцы, были окончательно покорены Великому Новгороду, что тем легче могло совершиться, что этот последний уже успел к тому времени покорить одноплеменных Лапландцам обитателей Обонежской пятины. Этих последних Новгородцы назвали Корелой, а оленных номад, помор — Лопью. Западные Лопари назывались Лопью лукоморскою, что означает, что там были луки (сбор поземельный взимался с человека с луком, то есть вооруженного) морские. Эти же Лопари известны в истории под именем Лопарей семи лопских погостов. Здесь были усадьбы новгородских помещиков, а Беломорский острог Кемь принадлежал Марфе Борецкой. Здешние Лопари отличались трудолюбием, честностью и трезвостью. Местность эта и до сих пор богата рудой, из которой и теперь делаются косы, топоры, косули и винтовки. До чего тогдашние Лопари были трезвы, видно из челобитья их, уваженного грамотой царей Иоанна и Петра Алексеевичей, в 1686 году. коею воспрещается возить и продавать в Лопских погостах хмельные напитки.

Кроме Марфы Борецкой, летописец соловецкий неоднократно упоминает многих новгородских помещиков; другие же Мурманы, покорители Лопи, жившие у моря, оставили по себе исторический след даже в те времена, когда имя самих Норман, у которых они заимствовали свое прозвище, исчезло с исторической сцены. [12]

Так, под 1419 годом, двинский летописец повествует, что “Мурманы” мечом и огнем опустошили богатый и людный посад Неноксу. Надо полагать, что эти морские наездники тревожили и свою первоучительницу Норвегию, — не даром она на самой оконечности Варангерского залива соорудила против них древнюю, доныне существующую крепость Вардегуз; с Двнинянами же Норвежцы ведут исконную дружбу, что главным образом объясняется нуждой последних и по сей день в русском хлебе.

С XVI столетия главный интерес истории Варангерского побережья сосредоточивается вокруг основанного Преподобным Трифоном, просветителем Лопарей, Печенгского монастыря.

Начиная с 1556 года, когда царь Иван Васильевич пожаловал монастырю грамоту, многие угодья, колокола, утварь и пр.4, благоверные русские государи неоднократно жаловали монастырь. Шведы злобно смотрели на новое русское поселение и четыре раза разоряли монастырь в течение первого полустолетия его существования. Разорив его последний раз в 1591 году, Шведы и сами поплатились: воеводы, князья Волконские, с войском из Кемьского острога, ходили до самой Каяны, произвели большое опустошение шведской земли и вернулись с богатою добычей.

За долгую жизнь святой обители, много выпало на ее долю бед и напастей и, наконец, в 1764 году монастырь был упразднен. Монастырь этот, помимо религиозного, имел огромное значение, как торговый и политический центр для всего этого русского края.

Тут было своего рода порто-франко, куда сходились купцы со всего света. Тут же были: одна из важнейших верфей нашего севера, соляные варницы, мельницы, разные мастерские и целая слобода морских зверобоев. Монастырь со своим торгом и флотом был очень серьезным конкурентом даже такой сильной компании, какова английская регулированная компания (regulated companies), которая со времен Ченслера обогащалась на счет нашего Севера.

Но все-таки справедливость требует сказать, что самый главный вред нашему Варангерскому побережью причинили мы сами, уступив в 1826 году Норвегии лучшую его бухту — Паз[13]рецкую. Чего не могли сделать Норвежцы силою, даже во времена русского лихолетья, то сделали русские чиновники из Немцев, которые, во времена Нессельроде, ухитрились доставить Швеции эти мирную победу над Россией после того, как она победила в открытом бою свою исконную соперницу и присоединила к себе навсегда всю Финляндию… Почтенный составитель книги Русская Лапландия5, Н. Деркачев, высказывает, что, может быть, граница наша с Норвегией не ратификована и может быть изменена. К сожалению, мы должны с ним не согласиться, — граница утверждена и договор законно скреплен обеими сторонами…6

Россия надолго, если не навсегда, лишилась этой своей отчины, и в этом, повторяю, виноваты наши тогдашние русские Немцы-дипломаты!

Но Русская Церковь и здесь благодеяла нашей родине, и если что и осталось у нас на этом побережье, то Россия этим всецело обязана Церкви и духовенству…

Если ехать по нашей границе7 с Норвегией, то на самой границе, окруженная высокими горами, у водопада или “падуна”, стоит красивая, новая церковь Бориса и Глеба, деревянная, построенная по желанию Великого Князя Алексея Александровича в 1870 году. В нескольких шагах от нее прячется в зелени новый домик, окрашенный желтою краской. Это чехол на старинной святыне: внутри этого домика заключается церковь, построенная Преподобным Трифоном, первым просветителем Лопарей, во времена Грозного. Притвор церкви более напоминает избу: по стенам лавки, во окне тусклая слюда, и только ряд икон, висящих над другою, влево от входа, дверью, как будто указывает еще на истинный характер здания. Отворив эту дверь, посетитель вступает в самую церковь, маленькую и узкую. Старинный иконостас, деревянные подсвечники и висящие (в таком же тесном алтаре) кадила и облачения Преподобного Трифона представляют дорогую находку для археолога8. Судя по поручням и облачению, [14] Преподобный Трифон был богатырского телосложения. По преданию, он сам носил издалека бревна для постройки, жил же, укрываясь от преследования, в большой и темной пещере, находящейся недалеко от этого места, но, увы, уже на норвежской земле… Доступ в эту пещеру возможен только вовремя прилива, когда она находится на высоте не более сажени от поверхности воды. В пещере поставлен киот с полинявшею иконою, и на нем надпись: “Сей киот построен усердием команды военной шкуны Полярная Звезда, в бытность оной в устье реки Паз 6 июля 1872 года, с помощию Мурманской экспедиции.” Тут же, у церкви, дом для причта.

Этой-то русской святыне обязан Россия тем, что Мурман нами неокончательно потерян: ведшие границу в 1826 году не решились оставить такую историческую, всему свету известную церковь, как церковь Бориса и Глеба, “за границей” и принуждены были обойти ее; стоит взглянуть на карту, чтобы понять, что, не оставь Преподобный Трифон нам этого наследия, этого непререкаемого рубежа Руси Святой, — межевщики не поцеремонились бы и весь залив отдать Норвежцам…

Примечания

[9]
1 Полное собрание летописей I, 107 и III, 5.

[10]
2 Исторический взгляд на Варангерское поморье, ст. О. Беломорского, лучшая из известных мне исторических работ по этому вопросу.
3 Собран. Государств. Грамот и Договоров, т. I, стр. 2.

[12]
4 См. Историю Российской Ерархии.

[13]
5 См. ст. Н. Деркачева, стр. 5, очер. 2.
6 См. Собрания Закон., за 1826 г., т. I, № 302, от 2 (14) мая.
7 Из донесения г. Островского, командированного министром Иностранных Дел в Финляндию и Норвегию.
8 К сожалению, стены этой церкви выскоблены заново усердным строителем новой церкви.

 

<<< К оглавлению | Следующая глава >>>

 

© Текст В. Семенкович, 1894 г.

© OCR И. Ульянов, 2010 г.

© HTML И. Воинов, 2010 г.

| Почему так называется? | Фотоконкурс | Зловещие мертвецы | Прогноз погоды | Прайс-лист | Погода со спутника |
начало 16 век 17 век 18 век 19 век 20 век все карты космо-снимки библиотека фонотека фотоархив услуги о проекте контакты ссылки

Реклама:
*


Пожалуйста, сообщайте нам в о замеченных опечатках и страницах, требующих нашего внимания на 051@inbox.ru.
Проект «Кольские карты» — некоммерческий. Используйте ресурс по своему усмотрению. Единственная просьба, сопровождать копируемые материалы ссылкой на сайт «Кольские карты».

© Игорь Воинов, 2006 г.


Яндекс.Метрика