Русская Лапландия и русские лопари

[76]

VI. Религиозные представления и народная поэзия лопарей.

В то время, когда русские столкнулись с лопарями, у них существовала вполне развитая мифология. У них было много богов — и высших и низших. Они верили в высшее божество, Радиен-Атчие, живущее на небе, которому подвластны все другие боги. У Радиен-Атчие (атчие — отец) был единственный сын, Радиен-Киедде, которому отец поручил дело творения. В этoм представлении о высшем божестве и его сыне уже сказывалось отдаленное влияние христианства. Но признавая высшее божество, лопари в то же время олицетворяли различные силы природы. Среди их высших богов мы встречаем бога солнца (Бейве или Пейве), бога грома (Айеке), бога охоты (Сторьюнкаре). Солнце, по представлениям лопарей, объезжает небо на олене или медведе. В продолжение полугода оно озаряет своим светом мир и потом куда-то скрывается, и тогда наступают тьма и холод. У солнца была сестра, мать, жена и дочь, которые часто упоминаются в лопарских сказках. [77]

Бог грома (Айеке) постоянно борется со злыми духами. Он поражает их своими стрелами-молниями. Лук, из которого он мечет стрелы, это — радуга. Когда Айеке ходит по тучам, происходит гром.

Бог охоты (Сторьюнкаре) властвует над всеми животными, и домашними и дикими, и помогает лопарям на охоте. Более всего из этих богов лопари почитали Айеке.

Высшие божества, обитавшие на небе, в воздухе и на земле, были светлые и благодетельные для людей. Но были еще мрачные и враждебные для них божества: они жили под землей. Там, под землей, находилась страна мертвых, где души людей, обновленные новыми телами, или блаженствуют или мучаются, смотря по своим земным делам. Властителем этой подземной страны был Рота или Pуoтa — злое божество.

Кроме высших богов, было еще много второстепенных: это духи, населявшие землю и воду, живущие в лесах и на горах, повелевающие ветрами и тучами. Верования в этих духов сохранились отчасти и теперь, несмотря па христианство.

Идолов у лопарей было немного. Обыкновенно они делали изображения только двух богов: Айеке — деревянное и Сторьюнкаре — каменное. Но кроме того, они почитали и почитают еще и сейчас некоторые камни и утесы, которые они называют сейтами. Камень есть собственно место обитания сейта: но лопари переносят свое почитание и на сами камни, почитая их священными.

Лопарь представляет себе сейта, как существо невидимое, но могущее превращаться в живое существо, например, в птицу, рыбу, зверя, наконец, в чело[78]века. Сейт живет жизнью лопаря: он водит оленей, держит собак, строит вежи, карбасы, кережи; он вступает в брак, родится и умирает. Таким образом название “сейт” означает и камень и духа. Можно думать, что камни эти били прежде надгробные памятниками над могилами предков, а потом уже почитание предка перешло на камень. Между прочим, сейтам-камням приносили жертвы и обмазывали их кровью или рыбьим жиром.

У лопарей существует много рассказов о сейтах. В одних говорится о происхождении сейтов: в камни превращаются люди. В других рассказывается о столкновении человека с сейтом. Некоторые лопари будто бы знакомы с сейтом и ведут с ним дружбу. Такой лопарь может испортить человека и даже накликать ему скорую смерть.

Вот один рассказ о происхождении сейта.

На берегу Сейт-Явера (озеро) и теперь стоит каменный сейт. На одной ноге его одета каньга (лопарский башмак), на другой сапог. Приедут лопари ловить рыбу и подносят перед ловлей сейту табак. А женщины по этому берегу и ходить не смеют и остаются на противоположном берегу. — Давно еще, когда чудь ходила, окружили лопари чудского богатыря и сказали ему, чтобы он сдался. А когда он согласился, велели надеть на одну ногу каньгу (в знак покорности). Надел швед каньгу, а лопари все-таки его убили. С тех пор он стоит там, камнем сделался и стал сейтом¹⁾.

Своим богам лопари в старину приносили жертвы:[79] оленей, собак и других животных. Приносили эти жертвы нойды. Но нойды были не только жрецами, а также колдунами и шаманами. Подобно шаманам многих других северных народов, они занимались гаданьем и лечением больных. Они также имели бубен и особую шаманскую одежду. Нойдами бывали и женщины. Лопарские колдуны славились далеко и вне Лапландии. Не даром Лапландия (или древняя Похьола) называлась “мрачной страной чародеев”.

Нойды сохранились и до нашего времени. Если исключить жертвоприношения, которые теперь вывелись из употребления в прежнем виде, то нойды сохранили и теперь свою прежнюю деятельность. Они также предсказывают будущее, узнают, что происходит в отдаленных краях; лечат болезни и сами могут насылать их; гадают и узнают о пропавших вещах. Они могут приносить добро и причинять зло людям. Лопари сильно верят в своих колдунов-нойдов, и эту веру в них разделяют вместе с лопарями и коляне и pyccкиe поморы.

Каким могуществом, по мнению лопарей, обладает нойда, можно заключить из следующего рассказа, где нойда приносит пользу одному лопарю даже помимо своей воли.

“Был не очень давно еще в Пазреке один лопарь, по имели Никита. Он был раньше хороший охотник, но после, по неизвестным причинам, ему не удавалось убить ни одного зверя, ни птицы; и он стал чувствовать большую нужду. Однажды приехал в Пазреку нойда. Никита пошел к нему навстречу и пригласил его к себе в тупу. Вечером он его угостил, как следует, а после ужина приготовил нойде [80] постель и незаметно положил ему вниз под голову рог с порохом и пулями. Утром колдун стал пepебирать в головах у себя все платье и наконец дошел до рога. Взял он их в руки и сказал Никите: “Кто тебя научил сюда их положить?” — “Есть захочешь поневоле положишь”. — “Ну, возьми, теперь будешь доставать хорошо”. И действительно, после этого старик с охоты никогда больше не возвращался с пустыми руками²⁾.

Что касается жертвоприношений, то они исчезли в своем первоначальном виде, но отчасти сохранились в несколько иной форме. Напр., выше указан случай приношения в жертву лопарями сейту табаку пред началом рыбной ловли. Подобным же образом, пред началом рыбной ловли, иногда просят нойду наговаривать на свинец и бросают его в реку, повыше того места, где производится лов. Иногда вместе со свинцом бросают серебряные монеты. Берут также “какой-нибудь гостинец” и бросают в воду; затем тут же вся семья выпивает понемногу водки и говорит: “нате вам гостинец”.

Вообще, несмотря на то, что христианство существует в Лапландии уже несколько веков, до сих пор в миросозерцании лопарей сохранилось много языческих элементов. Вера в колдунов, духов, сейтов еще сильна среди них. Но, с другой стороны, и языческие воззрения приняли во многих случаях отпечаток христианских верований. Напр., лопари, как бы стараясь примирить язычество с христианством, еще не особенно давно чертили жертвенной кровью кресты на идолах [81] и сейтах. Современный нойда, приступая к своему колдовству, читает вслух молитву: “Господи Боже, помилуй нас грешных”.

Христианские верования отразились между прочим и на представлении лопарей о загробной жизни. Мы уже говорили об их понятиях, о какой-то подземной стране, где властвует Рота и другие подземные боги. Впоследствии, под влиянием христианства, у лопарей сложились представления о рае, который находится на небесах, и об аде, находящемся под землей. Душа, по представлениям лопарей, обитает у людей в груди, около сердца. После смерти человека душа его улетает из тела и идет к Богу, где остается в продолжение первых трех дней. После этого она возвращается на землю и еще долго путешествует по всем тем местам, где она бывала при жизни. Путешествует она на олене. Поэтому в прежнее время на могиле покойного закалывали оленя, теперь же платят священнику за похороны непременно оленем. По окончании блуждания душа доброго человека идет к Богу, а грешного — в ад, где ее мучат частью в огне, частью холодом. Иногда бывает, что чёрт не принимает к себе душу грешного человека и скажет ей: “ступай, ты мне не нужна”. Тогда душа идет снова к Богу, который, если не простит ее сам, принимается мучить её на небе, а потом все-таки посылает опять в ад. Верования лопарей в загробную жизнь замечательно поэтично отразились в одной лопарской сказке, записанной Н. Харузиным: “Что бывает со скупыми на том свете”. Приведем целиком эту сказку.

“Жил давным-давно очень богатый лопарь, а был очень скупой. Бедным никогда никому ничего не [82] давал, да и дорожных никого не кормил. Наконец, он 70 лет умер, и когда душа его пришла к Господу, то Он сказал: “Мне не нужно тебя, потому что ты не помогал Моим ребятам”. — “Твоих ребят я, Господи, никогда не видал, — ответил он, — а если бы видел, то помог непременно”. — “Мои ребята, - сказал Господ, — это все бедные люди и нуждающиеся”. — Господи, будь милостив, спусти теперь меня на землю, и я буду помогать всем бедным людям. Дай мне там пожить еще, и я буду помогать всем бедным, сколько могу, непременно”. Бог помиловал его, и он пробудился, восстал от смерти.

“Жил он после этого на земле хорошо. Бедным всем помогал и дорожных-проезжающих кормил. Так прожил он два года. После этого же времени из доброго опять сделался таким же, каким и был. Господь увидел его злость, опять наказал его: он сделался сильно болен, так что, говорят, был ни живой, ни мертвый. Явился к нему раз ангел и сказал: “ты стал жить по-своему, а не так, как сулился Господу, и он тебя наказал”. Старик со слезами просил здоровья, говоря: “прости меня, я после этого буду жить хорошо”. Бог на этот раз не помиловал его; после своих тяжких страданий он, наконец, умер. Когда душа его пришла к Богу, Он принял и послал её к чёрту. Чёрт дал душе cтарика холодную избу; она жила там в холоде, от которого постоянно едва-едва не замерзала. Стал он там молиться Богу и просил прощения и другого себе места. Чёрт через несколько времени cказал: “Mне тебя не нужно”. Его выгнали из холодной избы прочь. [83]

“Душа его после этого опять пошла на небо, и там дали ей доску, и ее повалили тут. На этой доске на воздухе, никем не поддерживаемая, она и висела, и при ветре качалась так же точно, как маленький карбас в мopе на волнах. Живущие на небе вверху люди ходят над ним и видят. Ему было очень стыдно. Так грешная душа его мучилась тут три года, а после этого времени Бог послал ее в ад. В аду бросили ее в большой котел, и тут она стала вариться. Когда одна половина у неё сгорит, тогда другая опять вырастет на месте её. Это повторялось много раз.

“Было у этого старика три хресника (крестника), и они увидели его страшные мучения. Они стали думать, как бы ему пособить, и придумали следующее. Сначала один хрестник сделал уду, привязал к ней веревку и бросил уду в котел. Удил, удил, и хресной, наконец, на уду попал. Он потянул его. Тянул, тянул и дотянул уже до края, т.-е. на самый верх котла, как его там кто-то в это время за ногу захватил, и веревка от сильной тяжести сорвалась, а старикъ пошел опять вариться. Очередь была теперь другого хресника. Он сделал сак, каким поднимают из воды рыбу, и стал сачить. Долго он не мог поддеть своего хресного, но наконец, поддел и стал его тянуть. Дотянул уже до краю, когда он мог выйти, но в это время он сделался как маленькая рыбка, прошел сквозь сак и опять ушел до дна. Tpeтий хресник после этого сказал: “я свяжу самый частый и крепкий невод, и будем в котле неводить. Если это не пособит, тогда уже, значит, нам ничего не сделать, никак не пособить ему”. Невод приготовил и [84] стал им неводить в котле. Старик, хотя не скоро, но опять попал в невод. Потянул и вытянул опять до края, как в это время невод под хресным прорвался, и он опять ушел в котел. После этого хресники сказали: “против Господа сделать ничего нельзя, и верно он большой грешник”. Старик поэтому и теперь варится в котле за свои грехи³⁾.

Среди некоторых лопарей существует также замечательно поэтичная легенда о том, как наступит конец миpa.

“Великий горный дух — Арома-Телле, ростом с десять старых сосен, охотится со своими собаками, каждая с быка величиною, на большого белого оленя с черной головой и золотыми рогами. Охота эта продолжается уже невесть сколько веков, и когда Apoма-Телле пустит в белого оленя первую стрелу — будет первое землетрясение. Bсе старые каменные горы рассядутся, выбросят огонь, реки потекут назад, озера иссякнут, и море оскудеет, высохнет. И когда Арома-Телле пустит в оленя вторую стрелу, которая вопьется ему в черный лоб между двумя золотыми рогами, — огонь охватит всю землю; горы закипят, как вода; на место морей поднимутся другие горы и загорятся, как факелы, озаряя ту далекую землю, откуда идут к нам льды и дуют холодные ветры. А когда на оленя кинутся собаки и растерзают его, когда Apoма-Телле вонзит нож в его трепещущее сердце — звезды попадают с неба, старая луна потухнет, солнце уто[85]нет где-то далеко, далеко... На земле не останется ничего живого... и миpy конец...”⁴⁾.

У лопарей существует своя народная поэзия. Как мы уже видели, у них сохранилось много преданий о чуди и о богатырях — Сталло. Есть у них также сказки о животных, о солнцевой жене и дочери и т.п. Кроме старинных преданий, сказок и рассказов, существуют и новейшие произведения лопарского народного творчества. Особенность всех вообще лопарских произведений, как старинных, так и новых, это — их эпический характер. Во всех рассказ ведется от третьего лица, совершенно беспристрастно, несмотря на серьезное или шутливое содержание. Лирических произведений почти не встречается. Если даже кто-либо сложит лирическую песню, то другие, повторяя ее, прибавляют к ней присловие о том, кто и по какому случаю сложил ее, и таким образом постепенно песня становится эпической.

В лопарских сказках о животных мало оригинального. Они очень напоминают некоторые русские сказки. Есть даже совсем тождественные. Такова, напр., сказка о лопаре и лисе.

“Зачала лиса к лопину в амбар лазить, рыбу искать. Пришел раз лопин в амбар, а лиса тут и лежит, как мертвая. Взял ее лопин и бросил в кережу с рыбой: думал, дохлая. А лиса всю рыбу из кережи повыкидывала дорогой и съела. Приехал и лопин [86] домой, видит, нет рыбы. Взял он собак и пустился в погоню за лисой. А лиса в норе уже сидит и сама с собой говорит. “Что, уши, вы делали?”— “Мы слушали, не идет ли лопин, не лают ли собаки”.- “Что, глаза, вы делали?” — “Смотрели, нет ли близко лопина”. — Что, ноги выделали?” — “Уносили тебя от врагов твоих”. —”Что, ты, хвост, делал?— “Мешал тебе бежать”. — “Вот какой ты товарищ”, говори: лиса и выставила хвост собакам. А те вытащили лису за хвост и разорвали”⁵⁾.

Гораздо интереснее и оригинальнее сказки о животных, встречающиеся у скандинавских лопарей. Приведем содержание одной такой сказки о том, как одни животные сделались домашними, а другие сохранили cвою свободу.

У одного богатого лопаря была свадьба. На свадьбу он пригласил в гости всех лесных зверей. Медведь первый пошел на зов, но на дороге он встретил мальчика, который сказал ему: “куда ты идешь?” —“На свадьбу к богатому лопарю”. — “Не ходи туда — сказал мальчик,— у тебя слишком xopoший мех: когда ты придешь, всем захочется иметь его, и с тобой случится нecчacтиe”. Медведь послушался совета и вернулся. После медведя пришел волк, затем росомаха: после него лисица и много других животных, и всем им мальчик дал тот же совет, и они вернулись. Затем пришла лошадь, корова, коза, овца и олень, и мальчик им дал тот же совет, но они не хотели его слушаться и пошли на свадьбу. Там одних запрягли, других остригли и т.д. Вследствие этого, одни жи[87]вотные остались дикими и свободными, другие сделались домашними. Первые были послушны, а вторые непослушны, за что и были наказаны⁶⁾.

В некоторых сказках рассказывается о превращениях людей в животных, как, за дурные дела, так и по собственной воле. Очень интересна и даже трогательна одна сказка, приводимая Д. Н. Островским, о том, как бедность заставляет лопаря оборачиваться медведем на зиму, потому что летом везде корм, а зимой медведю кормиться не надо. Весной он снова возвращается домой, а следующей зимой опять уходить в лес и опять становится медведем. Жена отправляется искать его, но, найдя мужа, она сама превращается в медведицу. “Зачем ты пошла сюда, — говорит ей муж.— Теперь мы не скоро сделаемся опять людьми; дети подумают, что нас съели медведи, придут сюда и убьют нас”. И действительно, сыновья разыскивают отца и мать и убивают отца; но мать, наученная им заранее, бросается на его шкуру и снова принимает человеческий вид⁷⁾.

Кроме сказок и различных исторических и мифологических преданий, у лопарей существует много рассказов и песен, сложившихся в новое время. Народное творчество у них не остановилось и теперь. Несмотря на то, что лопари стали в последнее время охотно заимствовать русские песни, но и их собственные произведения с каждым годом растут все больше и больше.

Современные произведения лопарской народной поэзии можно подразделить на песни и рассказы или бы[88]вальщины. По своему содержанию и те и другие совершенно одинаковы. Вся разница между ними в том, что песня поется, а бывальщина сказывается. Содержание тех и других почерпается из самой обыкновенной обыденной жизни. Лопарская жизнь настолько несложна и однообразна, что всякое событие, чуть-чуть выходящее из ряда обычных, уже заинтересовывает население погоста и представляет достойный материал для песни или бывальщины. Сватается ли кто - либо в погосте или выходит замуж, умер ли кто-нибудь, приехало ли в погост какое-нибудь новое лицо, напр., начальство, сейчас уже составляется песня или рассказ. Проезжает ли через Лапландию какой-нибудь путешественник, и вот спустя некоторое время является сложенная про него песня.

В этом отношении лопарские песни и бывальщины представляют драгоценный материал для изучения их быта. В этих песнях ясно рисуется вся домашняя жизнь современных лопарей, их взгляды, вкусы и понятия. Многое, что трудно усмотреть даже по собственному наблюдению, если только не сжиться вполне с этим народом, становится ясным при внимательном изучении их песен и бывальщины. В предыдущем изложении мы приводили некоторые подобные песни и рассказы, иллюстрирующие взгляды и понятия лопарей и знакомящие нас с мелкими подробностями их быта. Чтобы пополнить представление о народном творчестве лопарей, приведем еще несколько подобных рассказов.

Вот, напр., любопытный рассказ о том, как жены съели оленя и обманули своих мужей. Любопытен он еще в том отношении, что содержит в себе большую долю юмора.[89]

“Жили две снохи; их мужья уехали на охоту за дикими оленями. Снохи поехали на озеро неводом рыбу ловить; а мужики увидали оленя, погнались за ним: олень и прибежал к озеру, где снохи рыбу неводом ловили. Ирвас бросился в воду и поплыл. Они на карбасе объехали ирваса, бросили ему веревку на рога поймали его; сами и говорят: “убьем ирваса и съедим, а мужьям не скажем”. Они захватили ирваса, притянули его на берег и убили; убили и привезли домой. А у них была свекровь старая; они и говорят: “нам попался дикий олень — ирвас⁸⁾”, и стали его варить; а жиру у него на боках много, толщиной в две ладони. Варят и говорят старухе: “смотри, сыновьям не сказывай, как они с охоты придут, что мы оленя убили и съели”. Они старухе надели беглые каньги, да из красного сукна и из желтого опоры⁹⁾ дали, чтоб она не сказывала; дали ей шелковый с хазами (нашивками) сарафан, да рукава кумачом обшитые и тоже с хазами; потом с бисером сороку, да хорошую косынку надели на голову ей; на плечи ей надели шелковый платок, да еще два золотых перстня дали ей, да две сережки золотые надели ей в уши и говорят: “не сказывай сыновьям”. Сварили, стали есть, дали старухе; говорят: “ешь теперь, да сыновьям не сказывай”. Они стали есть; ели много. В два дня оленя съели, на третий день осталось всего голова и копыта.

“Жили они, пожили так недельки две; потом приехали мужья. Приехали, стали спрашивать у жен: “не видали ли, говорят, такого большого ирваса; мы его [90] к берегу пригнали, а убить его не могли”. Они и говорят: “мы не видали никакого оленя; ничего не видали”. Мужикам жалко стало, что пропустили такого оленя; опять спрашивают: “не видали ли?” Они опять говорят: “мы никакого оленя не видали, мы ничего не видали”. Снохи пошли опять на озеро неводом рыбу ловить, а мужики остались дома со старухой-матерью. Старший сын и начал у матери спрашивать: “видала ли ты на веку своем такого оленя: у него непременно было в боках жиру в две ладони толщиной?” Она и говорит: “не знаю, видала ли или нет”. Он и говорить: “будто ты не дала такого пойда, чтобы на две ладони шириной было?” “Я тогда ела, говорит, когда у меня были белые каньги на ногах, да из красного и из желтого сукна oпоры были у меня, да шелковый сарафан был у меня с хазами, в бисером сорока была обшитая, хорошая косынка когда была на голове, а на плечах был шелковый платок, когда у меня золотые сережки были в ушах, а на руках два золотых перстня”. Сын мать по голове гладит, смеется: “матушка родимая, говорит, когда мы были на охоте, и был этот день”. “Да, да, говорит, дитятко, тогда и был этот день”. “Когда замуж выходила, говорит, должно быть была так нарядна, тогда матушка ты ела”. Посмеялись, так и не узнали”¹⁰⁾.

Знакомя нас с различными подробностями лопарского домашнего быта, рассказы и песни передают кaкой-нибудь случай по большей части сжато и сухо, без каких-либо поэтических прикрас. Но в некоторых песнях попадаются и поэтические обороты и красивые сравнения. Молодая девушка иногда сравнивается с то[91]скующею лебедью. Еще чаще прибегают к сравнению со своим любимым животным — оленем. Девушка часто называется “белой важенкой”, а молодой красивый парень — “гордым ирвасом”. В одной песне поется, как лопарь зажигает костер из смолистых веток сосны: “и смола потекла, словно слезы, и сучья словно заплакали”. Оригинально также, как в одной песне лопарь, совершивший убийство, отзывается о тюрьме, которая представляется ему не мрачной, а, напротив, светлой: “тюрьма — светлая избушка ждет меня; я там в ней буду сидеть”.

Как образец лопарских песен, приведем следующую, записанную В. И.Немировичем-Данченко, полную поэзии и вместе с тем чисто лирическую:

“С Мурд-озера пришел ко мне рыболов, старый богатый рыболов с Мурд-озера. Принес он с собою золотую сеть, золотую сеть, серебряную. Сказал он мне: девушка, послушай меня; я поймаю тебя в свою золотую сеть, золотую сеть, серебряную. И унесу тебя далеко с собой, далеко с собой за горы, в золотой сети, серебряной. Я засмеялась рыболову; громко засмеялась ему, даже за варакой стало слышно. Поздно пришел ты сюда, старый рыболов, поздно принес ты сюда, богач-рыболов, золотую сеть, серебряную. Прогадал ты свою рыбку, упустил её... Уж давно попала она в чужую сеть, не в твою золотую-серебряную, а в простую пеньковую-плетеную. Не к тебе богатому старику, а к бедному да молодому”¹¹⁾.

Иногда, хотя и довольно редко, в песнях говорится о животных и птицах, причем на них пере[92]носятся человечески чувства и даже придаются им человеческие имена. Вот подобная песня, в которой говорится о неверности лебедя своей лебедке. Лебедь в этой песне величается Осипом.

“Гуси-лебеди: гонг, гонг, гонг. Лебедка затужила о лебеде; у ней сердце ноет о нем; летает всюду по земле и нигде не может тоску забыть. Гуси-лебеди: гонг, гонг, гонг. Лебедка летала, летала и пришла к ручью. Осип-сердцева тоска сидит в ручье; у него красная рубашка на себе. Лебедка говорит: “Осип, ты где сидишь? Осип-сердцева тоска, говорит, выйди, долго ли я буду искать?” Осип сидит в глубине на дне и не шевелится; у него волосы серебряные. Она подумала, что его убили, стала приплакивать: “у тебя волосы были серебряные, у тебя гребень был золотой, на твое платье любо было смотреть, а теперь на кого я буду смотреть? Осип-сердцева тоска, отчего ты не выходишь?” Осип сидит там, не шевелится, будто камень. Она приплакивала, приплакивала и пошла народ звать, не могут ли его вытянуть. Осип зашевелился и закричал: “гонг, гонг, гонг!”. Она пришла, созвала народ. Человек пришел к ручью, а Осип-сердцева тоска сидит в ручье; у него волосы серебряные, а гребнем золотым чешет. Опять лебедка стала приплакивать: “Осип-сердцева тоска, выйди оттуда!”. Мужик стал его доставать, не мог достать. Потом карбас достал и стал доставать. Он не мог достать и подстрелил его. Лебедка опять заплакала: “Что ты, злодей, сделал: моего Осипа-сердцеву тоску убил”. Она пошла тоже в ручей посмотреть, убить он или нет. Она обняла его и говорит: “ты мой, Осип Христоданный, сердцева тоска, тебя мужик убил”. Только [93] она это слово промолвила и сказала: “гонг, гонг, гонг”, мужик ее тоже убил и достал и через плечо положил”¹²⁾.

Напев лопарских песен монотонный и неприятный для слуха. Лопари поют визгливым голосом, преимущественно фальцетом. Певец упражняется все время на двух или трех нотах, вскрикивая и снова затихая и сильно растягивая перелив одной и той же ноты. Немирович-Данченко говорит, что “лопарская песня чрезвычайно напоминает переливание воды в ручье, тихое журчание потока. Однообразные мотивы их вьют окружающею лопаря природой”. Обыкновенно песня ужасно растягивается, благодаря привычке делать различные вставки, в роде “ла, ла, ла” или “го, го, го”, которые повторяются бесконечное число раз. Иногда сама песня настолько не замысловата, но содержанию, что ее всю можно передать в нескольких словах, но, благодаря подобным вставкам, она сильно удлиняется. “Однажды, — говорит А. Ященко, — мне лично привелось слушать весьма длинную песнь. Пение тянулось добрую четверть часа. По окончании её я полюбопытствовал о содержании. Лопарь серьезно повторил мне несколько раз, что песнь трактует о том, как ирвас видит стадо в 300 важенок и никого к нему не подпускает. Вместо подробностей такой темы являлись неизбежные “го, го, го” и “ла, ла, ла”¹³⁾. Иногда песня, простая по содержанию, приобретает ценность и своеобразную красоту, благодаря постепенной обрисовке различных мелких подробностей. Вот такая песня:[94]

“Пошел я на большие вараки, пошел за охотой, за охотой на оленя. Оленя убил большой стрелой, большой стрелой, железной стрелой... Прямо в сердце его прошла эта стрела, прямо в горячее кровавое сердце упал он на снег и не двинулся... Взял я его с собой в погост, на плечах принес в погост, на плечах принес тяжелого... Срезал я ему рога, срезал я ему рога и бросил их в море. Большие рога бросил в море... Срезал я ему копыта, срезал я ему копыта и бросил их в реку... Принес оленя домой, принёс его домой, отдал отцу и матери его мясо. Отдал отцу и матери его мясо, а пойду (оленье сало) да сердце кровавое, горячее кровавое сердце отнес своей милой, любезной”¹⁴⁾.

Встречаются у лопарей и песни шутливого содержания, над которыми они сами же добродушно посмеиваются. Такие песни имеют иногда сатирический смысл. Напр., в следующей песне осмеивается соперничество во франтовстве и хвастовстве молодых, красивых лопарок:

Ты ли Катерина, а ли Катерина.
Ты ли Катерина Яковлевна, я ли Катерина Кузьминишна.
У тебя ли стадо оленей, у меня ли стадо оленей.
У тебя ли деньги, у меня ли деньги.
У тебя ли бумажник, у меня ли бумажник.
Ты сошьешь чапорный печок, я сошью чапорный печок¹⁵⁾.
Ты сошьешь белые яры, я сошью белые яры.
Ты сошьешь белые рукавицы, я сошью белые рукавицы.
О тебе ли идет слава, обо мне идет слава¹⁶⁾. [95]

Как противоположность этой малосодержательной песне, приведем еще одну песню с простым, но глубоким содержанием. Она интересна еще потому, что в ней можно видеть, как первоначально лирическая песня становится эпической, благодаря приставкам при передаче её другим лицом. В ней же видно, как складывается лопарская песня. Сложивший ее лопарь говорит: “Спойте песнь, чтобы всякий видел и слышал, как я пошел в солдаты”.

“Жил парень. Годов с 12 пошел волочиться. Восемнадцать лет волочился по горам, по морям, по лесам. У него лишнего дела не было. “Мне не жаль моего места, только жаль своего здоровья: только мне счастья и вышло, что зимой на чужих оленях ездить, летом на ямщичьих карбасах. Я жил у большого озера, где сивер сильно дует, и река крепко шумит; о pеке не было ни кола, ни сучьев: всякий камень, то река встретит, — река заплеснет. Я в хорошем месте жить не хочу: лучше бы сгорел весь погост с горами и дворами, все умерли бы, я бы один остался. В тот же же год пришлось ехать в Колу на прилив. Он и прощается со своими: с дядей и сестрой, с женой молодой, и дочерью своей, девочкой маленькой. Прощай, тесть! Ты меня отдал в солдаты. Прощай, тещa; прощай Анна Федоровна, большая хозяйка у нас. Не жаль мне своего места, не жаль капитала — оставшихся многих оленей. Не будут отец и мать дожидаться меня. Береги, тесть, собаку да ирваса. Спойте песнь, чтобы всякий видел и слышал, как я пошел в солдаты!”. Он служил и назад пришел¹⁷⁾. [96]

Приведенные образцы лопарских рассказов, сказок и песен достаточно выясняют характер их народного творчества. Их песни и рассказы не богаты содержанием, как и сама их жизнь. Песни их не лишены иногда своеобразной поэзии, но на них лежит отпечаток суровой и дикой природы севера, среди которой они сложились. Во всяком случае для нас важно отметить, на что способен этот народ, до cих пор многими считаемый за совершенных дикарей.

В последнее время, воспринимая все русское, лопари охотно перенимают и русские песни и pyccкиe мотивы, а в местностях ближайших к русским поселениям даже стыдятся своих национальных пеceн. Но в более глухих уголках Лапландии, удаленных от русского влияния, до сих пор поются и складываются народные лопарские песни. А если народ умеет в песне выразить то, что его волнует и радует, то ему нельзя отказать в способности к дальнейшему совершенствованию и развитию.

[78]
1. А. Ященко. "Несколько слов о Русской Лапланди".
[80]
2. Н. Харузин. "Русские лопари".
[84]
3. Н. Харузин. "Русские лопари".
[85]
4. Немирович-Данченко. „Лопская земля" и „Страна холода". (Придание это, вероятно, занесено к русским лопарям из Скандинавии).
[86]
5. А. Ященко. "Несколько слов о Русской Лапландии".
[87]
6. Н. Харузин. "Русские лопари".
7. Д.Н. Островский. „Лопари и их предания".
[89]
8. Ирвас — олень самец.
9. Длинные лены, которыми закручивают ноги, когда надевают каньги.
[90]
10. Н. Харузин. "Русские лопари".
[91]
11. В. И. Немирович-Данченко. „Страна холода".
[93]
12. В. Х. "На Севере" и Н. Харузин. "Русские лопари".
13. А. Ященко: „Несколько слов о Русской Лапландии".
[94]
14. В. И. Немирович-Данченко. „Страна холода".
15. Чапорный печок — одежда из молодых оленей.
16. А. Ященко: „Несколько слов о Русской Лапландии".
[95]
17. Н. Харузин. "Русские лопари".

<<<Предыдущая глава | В начало >>>

© Текст Львов В. Л. , 1916 г.

© OCR Лысенко И. А., 2010 г.

© HTML Воинов И. В., 2010 г.

Оригинал