Д. Семенов, ОТЕЧЕСТВОВЕДЕНИЕ. ВЫПУСК I.СЕВЕРНЫЙ КРАЙ и ФИНЛЯНДИЯ. 1864 г.

[87]

9. Пустозерцы¹.

Должно полагать, что устье Печоры было давно знакомо новгородцам, предприимчивым и деятельным производителям тогдашней торговли. Сюда шли селиться, частью, может быть, по выгодности промыслов, частью для мены с кочевыми народами; или оставляли берега родного Волхова во время разгрома новгородского. Позже, в XVII столетии, сюда и за Онегу бежали раскольники, укрывая свои заблуждения в непроходимых пустынях и лесах, ибо не только здесь, но на Новой Земли и на острове Калгуеве есть признаки поселений новгородских, [88] погибавших там от суровости климата. Но развалины их изб, их могильные кресты с надписями гласят о их горьком существовании в пустыни. У пустоозерцев передается предание, что они потомки выходцев из Новгорода; и действительно эти люди сохранили тип северных славян: их обычаи и домашний быт резко отличают их от типа и обычаев соседних устьцылемцев и ижемцев; и не трудно заметить путешественнику, что последние не родные им по отчизне. Пустозерцы любят жить просторно; у них нет своего леса, но они строят большие дома с несколькими комнатами, хорошо убранными; везде порядок, опрятность, чистота, даже в бедных избах; а где есть маленький достаток, там непременно встречаешь самовар для собственного употребления и чтоб угостить приятеля, потому что чай здесь предмет первой необходимости. Прежде некоторые чай покупали местами, или цыбиками, издерживая в год до 60 фунтов; теперь, когда доходы поубавились, покупают фунтами. Один из жителей Пустозерска говорил мне, что, при недобротности нынешних чаев, он находил лучше покупать его фунтами, тогда как прежде всегда покупал цыбиками.

Входит гость, в какое бы ни было время – и тотчас является на столе чайный прибор и при нем калачи и разные закуски. Не поподчивать чаем здесь считается обидой, разрывом дружбы и Бог знает чем; а потому чаю выходит все еще очень много, в том числе немало цветочного. Пусть бы только чай брал деньги у пустозерцев, но их губит роскошь. Прежде был и тот грех, что любили попивать французскую водку и виноградные вина, но эти времена миновали, и пустозерцы ведут трезвую жизнь, будучи обязаны этим уменьшению расходов. Но сколько денег у них выходит на ненужные мелочи, на черствые калачи и пряники, на гнилые орехи, на ситец, холстинки [89] и проч.? Здешние женщины неохотно показываются в сарафане из крашенины – дай ей ситец или холстинку; только крайность заставляет отказываться от щегольства, а когда есть излишки, то они немедля переходят в каюки усольцов.

Мне сказывали про жену одного смелого моряка-зверолова, который сорок лет сряду ежегодно пускался в Карское море или на Новую Землю. Ему теперь 70 лет, но он и нынче, по обыкновению, на дальнем промысли. Что ж? он постоянно в борьбе с страшными опасностями и лишениями, а жена дома проматывает его заработки на чай, ситцах и т. под. Однажды весть о нем запала; полагали, что он погиб; жена, как следует, совершила поминки о покойники, продала дом в Пустозерске, выдала дочь и стала на последние деньги запивать чаем свое горе, одинокое, горемычное вдовство. Как вдруг, в феврале, муж явился чуть не с того света. Карбас разбило и он с товарищами долго скитался по берегам океана, пока не наткнулся на чумы самоедов и, с их помощью доплелся до дому.

Гостеприимство здесь самое радушное: едва ли кто возьмет деньги за ночлег, за обед, или за ужин, несмотря на то, что все потребное для жизни покупается дорогой ценой. Таков обычай, исстари заведенный. Так проживали и проживают теперь свои избытки жители Пустозерского края; но за это-то только и заслуживают они нарекание; в семейном же быту, в уважении старших, в доброй нравственности, в гостеприимстве, в набожности, в усердии к церкви – они примерно – хороши.

Пустозерцы довольно высокого роста, красивы, особенно женщины; все говорят чистым русским наречием. Продолжительная жизнь, до 80 и 90, лет здесь не редкость, и потому стариков и старух много, вообще крепких и бодрых. Мужик в 60 и 70 лет еще ездит на мор[90]ские промыслы, требующие силы и проворства. Одна старуха ходит пешком за пять верст к своей любимой 85 летней дочке, занимающейся и теперь хозяйством. Таких примров не мало. Труды и воздержная жизнь поддерживают и укрепляют их силы.

Пустозерские селения, разбросанные на холмах, без огородов подле домов или за домами, без полей кругом деревни, с несколькими чумами самоедов, необходимою принадлежностью при конце поселения, имеют особенный характер. Кругом бесплодная и безлесная тундра; нет ни зеленеющих кустарников, ни рощиц, ни привольно растущих вековых деревьев – всюду голые холмы, кое где унизанные мелкими лиственницами и низким, кривостволым березняком, да песчаные бугры, изрытые полуночными бурями.

Чумы расположены всегда около деревень, в почтительном расстоянии от домов; как-будто кочевой приют отдает первенство постоянному жилищу человека; который, только лишь с некоторым образованием, меняет пастушескую, бродячую жизнь на оседлую, общественную.

У многих пустозерских крестьян около домов поставлены большие деревянные кресты, так-что в иной деревне их больше десяти, и это тоже местная особенность.

Торговля пустозерцев и вообще всех жителей Печерского края отличается своеобразным характером. Прежде торговлею всего Печерского края заправляли чердынцы² потом усольцы³. Впрочем старики еще помнят, что усольцы имели мелкие и очень плохие суда; но теперь они с каждым годом улучшают устройство своих каюков, и даже некоторые начинают строить прочные [91] суда, несколько похожие на волжские разшивы с удобными каюками и поднимающие грузу от 3 до 5 тысяч пудов. Выгодная торговля увеличивает число торговцев; в настоящее время с якшиской пристани отправляется иногда по 30 каюков; на них сплавляют хлеб, соль, чай, сахар, мед, крупчатку, разные крупы, красные товары, холст, цветные сукна для самоедов, веревки, коноплю, лен, посуду разных сортов и металов, орехи, калачи, пряники, свечи сальные, кожевенный товар, одним словом все, что нужно для бедных и богатых жителей селенги и чумов Печорского края. Товары эти составляют предмет довольно значительной торговли. Были годы, когда одной ржаной муки отпускали с якшинской пристани на Печору до 150 тысяч пудов. Каюки усольские представляют род маленьких походных магазинов, где печорец, или самоед может найти все, что нужно для его потребностей. Усольцы торгуют очень искусно, не вредя один другому и не сбивая цен на свои товары, не возвышая на местные произведения. Они заранее распределяют, кому где остановиться для торговли; один пристает в Тельвиске, другой в Куе, третий в Никитце и так далее. Товары отпускают на веру, в долг; покупатели большею частью берут, не спрашивая о цене; цена обнаруживается при расчете, когда оканчивается летний промысел. Приплыл давно ожидаемый каюк и товары разбираются очень скоро. До расчета половина их съедена или употреблена в дело; но вот появились промысловые лодки с белой рыбой, и начинается добросовестная расплата с одной стороны ж часто не совсем совестная с другой. Но когда, с одной стороны есть желание упрочить кредит, пользоваться и впредь доверием, а с другой, полное сознание, что доверием сделано одолжение, добро, то при расчете неминуемо проявляется сильная и слабая сторона, и особенно, когда [92] чай выпит, хлеб вполовину съеден, холстинки и ситцы пошли на платья и рубахи, из пеньки делаются сети и канаты, солью засолена рыба, спор короток: “не нравятся цены, заплатили долг, а рыбы не надо” скажут торговцы; иногда немного поспорят, и дело всегда оканчивается тем, что бочки с рыбой переходят в каюки усольцев и отправляются вверх по Печоре. Между тем делаются новые заборы хлеба и других товаров, за которые расплата производится семгою. Ждут Успеньева дня: тогда оказывается, каков промысел; хорош – слава Богу, худ – и торговцы и промышленники почесывают затылок; одним надобно получить деньги, другие думают, как бы заплатить забор; цена семги устанавливается по количеству улова. Вот поторгуются, поторгуются и дело как-нибудь сладят.

Таким образом весь этот торг на несколько десятков тысяч рублей серебром производится без денег, меною товара на товар, а монеты и ассигнаций в обороте мало; иногда оканчивается расчет отдачей в долг части товаров, под расписку, на условиях, свято соблюдаемых с обеих сторон. Здесь расписка, по добросовестности должников, вернее многих векселей и обязательств с громкими прилагательными к имени подписавшихся.

Прежде, когда пустозерцы были побогаче, говорят, они производили деятельную торговлю с Березовым на Оби, куда ездили на оленях к крещенской ярмарке; иногда там покупали хлеб и другие нужные им товары; теперь только ижемцы имеют небольшие дела с Зауральем. Однакож, дела пустозерцев не худы и теперь; но, повторю, не обстоятельства, а они сами подчиняют себя тесной зависимости от усольцев и чердынцев, которые, в настоящем положении, истинные кормильцы того края, как иногда и называют их пустозерцы. Действительно, чердынцы и усольцы содействуют сбыту их товаров, хотя [93] это содействие обходится иногда довольно дорого. Впрочем, кто же, на месте чердынцев, поступил бы иначе? Без обмана на месте произведений края, пришлось бы производителям везти их самим, употребляя для этого удобное для промыслов время. Это было бы хуже: посредство далеких чердынцев в торге, в сбыте произведений, содействует правильному ходу промыслов. В последнее время впрочем торговлю чердынцев подрывают богатые зыряне – ижемцы⁴. Они ведут дела честнее, и потому жители печерских селений торгуют охотнее с ними.

<<< к оглавлению | следующа глава >>>

© OCR Игнатенко Татьяна, 2013

© HTML Воинов Игорь, 2013