В начало
Военные архивы
| «Здания Мурманска» на DVD | Измерить расстояние | Расчитать маршрут | Погода от норгов |
Карты по векам: XVI век - XVII век - XVIII век - XIX век - XX век

В. И. Немирович-Данченко,"Страна Холода", 1877 г. ПО БЕЗДОРОЖЬЮ.
Поездка в русскую Лапландию и северную Норвегию.


[324]

Возвращение в Колу. — Кола. — Сравнение с Вардо. — Удивление англичан. — Школа. — Лопарские мальчики. — Город без мяса, без масла, без водки, без портных, без сапожников. — Восход на Соловараку. — Англичане в Лапландии. — Люди, отводимые под англичан.

Путь до Колы был светлою праздничною прогулкой. Два порога мы прошли во время прилива без всяких приключений, через третии кое-как переволокли лодку. Я только и помню во все это время ясное безоблачное небо, тихие струи Туломы, голубую прозрачность плесов. Точно приснился весенний сон!.. Но вот вдалеке мелькнул белый куб кольского собора, который мои приятели англичане сравнили весьма удачно с могильными сооружениями дальнего мусульманского востока. За ним вырезалась на ясном фоне лазурного неба маленькая кладбищенская церковь полярного городка, и скоро на горбинах неровного побережья замелькали гнилые срубы заброшенной деревушки, ставшей городом по той же самой причине, почему и Фома сделался дворянином на безлюдье... Пустынное место! Все мужское население — на промыслах. Бабы, кто помоложе, там же или на сенокосах внутри Лапландии. Тишина полная, наводящая уныние на душу. При первом взгляде на Колу, при первом знакомстве с нею, так и бьет в глаза ее скудость, застой. Посмотрите с берега — перед вами жалкие развалины. Прогнившие насквозь бревна; рамы в роде впадин на голом черепе, заставленные разною рухлядью; клетушки, кое-как сложенные из иззубренных и расщепившихся досок; заплаты на домах, дырья везде — и на крышах, и на стенах, и на заборах, где они есть. Верхний и нижний “концы” (старое новгородское название) городка еще более жалки. Издали вы увидите что-то вроде холмов; подойдите, и вы подивитесь сложенным из жердей и укутанным дерном жильям. Это скорее логовище зверя, чем жилье человека. Это усовершенствованная нора и только. Двери на деревянных петлях кое-как сбиты из разной лесной гнили и щепья. Правда, внутри “города” дома Хохлова, Базарных, Хипагиных, Лоушкиных более благоустроены, но и они только яркие заплаты на этом врозь расползающемся рубище. Мне по неволе приходила в голову соседняя Норвегия. Там, при одних и тех же экономических условиях и естественных богатствах края, возникли людные и красиво отстроенные города, с театрами, школами, музеями. Там прекрасные лавки, суета и движение торговых центров, а у нас пустыня и пустыня мертвая, тяготящая человека свежего. В одном Вардо четыре школы, аптека, несколько докторов; есть, не смотря [325] на глухое полярное положение города, своя интеллигенция, свои общественные и политические интересы; тут же — мерзость запустения. Не ногу забыть удивления англичан, лордов Кемпбелля и Грагама. Им захотелось осмотреть школу. Подходим. Деревянный сруб, жалкий, подслеповатый, в два этажа, по три окна с переднего фасада. Внутри все заплевано, загажено...

– Весь городок с горсть... Две церкви, а одна школа! изумились те. Да и школа-то... не договорил свою мысль англичанин. Кстати и напросилось сравнение с норвежскими школами рядом: там чистота до педантизма, свет, простор; у нас — какая-то собачья конура, и только!

Говорил я с колянами об этом. Винят начальство, точно дело начальства следить за этим храмом науки! Несколько сот лет жил город и ни до чего не додумался, тогда как рядом города лет с двадцать пять выросшие на голых скалах ледовитого побережья, щеголяют своими зданиями и общественными учреждениями. Что это? Лень или племенная неспособность?

На наших северян не повлияли даже постоянные сношения с “заграницей”. Так, кемляне, живущие торговлей с Норвегией, ходатайствовали об упразднении преподавания норвежского языка в их шкиперском училище, чтобы не нести расхода в 50-60 рублей на этот предмет. По раскладки это пришлось бы чуть не по 2 коп. на каждого горожанина. Кольскую школу считали в Архангельской губернии чуть ли не центром просвещения лопарей. Полюбопытствовал я узнать, в каком положении находится это дело, и оказалось, что всех инородцев там воспитывается– 5! И эти-то несчастные, в мое время, более состояли в качестве прислуги при волостном старшине Жеребцове, чем в качестве питомцев наук и искусств при кольском храме просвещения. С 25 марта по сентябрь, а иногда по ноябрь школа и вовсе закрыта. Промысла! Дети уходят туда вместе с семействами, до букварей ли тут? Тем не менее, лопарские мальчики, например, оказываются замечательно способным народцем. Взятые свящ. Терентьевым не умели говорить по-русски, а спустя несколько лет, стали чуть не первыми счетчиками в Коле, а на всем Кольском полуострове чуть ли не представителями интеллигенции!..

Насколько хороши условия жизни в Коле, видно из следующих 6еглых заметок. Все лето город живет без мяса; только зимой лопари доставляют замороженную оленину. Случается, месяц, два Кола остается без масла — хоть на сальных свечках приготовляй кушанье. Раз, не смотря на приверженность к спиртным напиткам, коляне три месяца были трезвы — по неволе. Вышло все вино в лавках, и нового привоза можно было ожидать только весною. До [326] губернского города отсюда весной и осенью почта ходит два месяца в один конец; вообще же доставляется почта в три недели раз, и то не в сроки. Библиотеки нет, газет не выписывают вовсе, а выписавшие жалуются, что их не доставляют им вовсе. Дороговизна ужасная на все. Квартир нет: или строй себе дом, или просись ночевать Христа-ради. Не смотря на то, что местное чиновничество считается каким-нибудь десятком человек, разобщенность между ним страшная. В Коле нигде нельзя достать печеного хлеба. Единственное развлечение по праздникам — ходить из дома в дом и пить водку. В таких случаях всю ночь на улицах слышны песни. Целые шеренги граждан ходят обнявшись и коротают свою скуку хоть бесшабашным ораньем до одури! Это какое-то гнездо. Здесь задохнется человек со свежими силами или сопьется с кругу. Любое село лучше Колы. У лопарей в тупах веселее. Там хоть оригинальность быта займет. Приезжий из Кеми сюда — точно в провинции приезжий из Питера. Смотрят дико, как на чудище. Гулять негде. В горах — пустыня. Нужно ехать на губы — и там безлюдье. Дикий, печальный крик чаек издали может довести до сумасшествия мало-мальски нервного человека. Слушаешь, слушаешь, и все ему конца нет, и все он словно своими пронзительными, рыдающими тонами жилы из тебя вытягивают. Безустанно, безотходно, назойливо так и лезет в уши. Это точно мяуканье слепых котят, только бесконечно резче и громче. С этими криками, в период многоводства, сливаются визгливые песни колянок. Эти напевы совершенно лишены южно-русской прелести. Они хороши на просторе океана, но тут в понизье, сжатом горными вершинами, от них был бы рад в омут! Колянка, в своей песне, как будто хочет перекричать и грохот валов северного моря, и крики полярных птиц.

– Теперь наша Кола тяготу несет. Сказывают, прежде веселей жили, да поди правда ли! От века так было. Старики все приврут, такой народ!..

В Коле нет ни одного портного, ни одного сапожника. Попали было сюда двое ссыльных евреев, и заработок хорош оказался — ремесленники были. Пожили год, не выдержали, в Норвегию ушли. Общество здесь боится ссыльных и не любит их, хотя именно Архангельская губерния только ссыльным и обязана немногим хорошим, чем она может похвалиться.

С первого слова колянин начинает вам жаловаться на бездолье.

– Оскудели ноне. Совсем нужда пристигла.

– Что так?

– А Господь знает. И прежде было плохо, а ноне обезкормились. Норвежец все от рук отбивает.

[327] — А сами чего же смотрите?

– С чем подымешься-то? Не с дырявой избой паровые суда заводить, голубчик. Дай мне капитал, я бы на норвежцев не поглядел, так бы грабил! Куда ему!

И тут инстинкты грабежа и мироедства пробиваются сквозь нищету лютую, сквозь голодовки и бездолье.

Одним из неизбежных и чуть ли не единственным развлечением в Коле служит подъем на гору Соловараку, откуда открывается прекрасный вид на громадное пространство. Мы отправились туда утром и около двух часов поднялись почти по отвесному скату горы с той стороны, где ее омывает гремучая в своих порогах река Кола. Мы истомились страшно. Откосы поросли мелким кустарником. Схватишься за него — и скатываешься вниз с оторванным сучком в руке. Хорошо еще, если по дороге не пересчитаешь головою и спиной всех каменьев и уступов. Мне рассказывали, что один норвежский турист разбился тут и только через день был перенесен в Колу случайно нашедшим его помором. Еще комичнее было, когда нога попадала на песчаную полосу ската. Почва точно ускользала из-под ног, я падал на руки, стараясь ухватиться за что-нибудь и в таком, далеко не изящном положении, на четвереньках сползал вниз, пока ноги не упирались в выдавшиеся гребни гранитного утеса или в горбину более твердой земли. Часто на пути, думая отдохнуть, я садился на камень и падал вниз вместе с этим ненадежным выступом. Короче сказать, гора Соловарака скорее холм, чем гора, но “восхождение” на нее отсюда и трудно, и утомительно. Сухие ветви низкорослых березок часто переплетались в такую густую сетку, что пробираться сквозь нее не было возможности. Тут приходилось делать обходы или спускаться вниз и начинать подъем с другого пункта. Уже на трети высоты Кемпбель остался на небольшом уступе. Я, Грагам и норвежец Гольмбо полезли вверх. Понятно, что для такого горца, каким был Гольмбо, выросший в Дофрефиельде, наши усилия и наше утомление были смешны. Он громко хохотал. Перебирался с места на место зигзагами, взбегал по отвесным скатам, моментально перехватывал одну ветвь за другою, прежде чем первая успевала сломаться, умел как-то особенно воткнуть каблуки в песок, так что почва под ним оставалась неподвижной. Таким образом, пока мы взобрались наверх, он сделал по крайней мере пять таких подъемов, притом казался свежим и совершенно сберег свои силы. Зато сверху нам открылся такой чудный вид на Кольскую губу, со всеми ее извилинами, что мы, употребляя рутинную фразу записных тури[328]стов, “онемели от изумления и восторга”. Кольская губа виднелась вперед вплоть до р. Лавни, пропадала в горах и снова извилистой черточкой серебрилась точно на небе, вплоть до едва намеченной серебристой же шири океана. Внизу Тулома и порожистая Кола образуют угол, так и сверкающий на солнце режущим глаза блеском. Понизье между ними засыпано словно гнилушками — избами города. А позади — пустынная глушь Лапландии, вся заставленная горами, одна другой круче, одна другой фантастичнее... На губе, в покойных бухтах словно замерли небольшие щепки. Всмотритесь, и на каждой из этих щепок вы отличите по три мачты и целую сетку такелажа. Черными точками ползают по голубому зеркалу карбасы, а там за ними, точно что-то живое, пыхтит, выбрасывая клубы дыму, приближающейся к городу пароход “Качалов”. Даже прозаические очертания парохода отсюда кажутся грациозными и красивыми. Формы сокращены до минимума и все-таки отчетливо обрисовываются пред вами. Смотришь вниз и отличаешь на этом черном жуке и трубу, и разные отделения палубы, и мачты... Но что меня особенно поразило — это теплый благорастворенный воздух. Изнутри Лапландии дышало теплотою, какою-то приозерною мягкостью, с моря — веяло здоровым запахом соленой воды и водорослей. Чувствовалась близость и мирных пустынь Кольского полуострова, и вечное, стихийное движение океана, полного жизни и мощи... В этом отношении наш берег был лучше и приветливей Финмаркена. Хотя напр. г. Сидоров и находит сходство климата Дарангер-фьорда с климатом Италии, но я там, у наших соседей в Вардо, Вадзэ и побережных рыболовлях дрожал от холода, закутанный среди лета. Здесь же мне было почти жарко...

– Экая прелесть! восхищался Грагам. У нас бы летом все это побережье застроилось коттеджами. Сажень земли сотни фунтов бы стоила!..

После Грагам рассказывал мне, что в окрестностях Паз-реки, впадающей в Пазрецкую губу Северного океана, верстах в семидесяти от Колы, каждое лето проводят несколько членов английского парламента, тогда как Грагам и его товарищ лорд Кемпбель до сих пор приезжали на это время в северную Норвегию. “Парламентеры”, как называют их в Коле, платят пазрецким лопарям 250 р. за право в течение двух месяцев ловить, ради удовольствия, семгу в реках, принадлежащих этим инородцам. Благодаря этому обстоятельству, последние исправно выплачивают свои подати, а несколько выше дома, в котором живут англичане, поставили забор для собственного лова семги. Таким образом, из-за удовольствия выловить, штук тридцать крупной рыбы, британцы про[329]водят целое лето в этой глухой пустыне, посещая изредка только финского священника, живущего по соседству.

Спуск с Соловараки был чрезвычайно оригинален по своей неожиданности. Мы заметили полосу песку, тянувшуюся в одном месте, начиная с вершины до подножия горы. Мы сели, и торжественно съехали в несколько минут, несколько раз кувыркнувшись и вывалявшись в грязи. До Колы оставалось пройти еще берегом реки того же имени. Здесь он завален грудами камня и после долгого, утомительного пути, на котором мы обнаружили высокие эквилибристические познания, перед нами показался уже мирно спавший городок.

Путешествие сближает людей — удивительно. С англичанами я познакомился в Вардо и провел с ними несколько дней; это оказались милые люди, далеко непохожие на карикатуры Стопа, Гревена, Гаварни и Хама. В тот же вечер, как мы вернулись в Соловараки, им пришлось отплывать из Колы, на пароходе “Качалов”, в Архангельск. Грустно было расставаться с ними. Передо мной лежала пустынная глушь Лапландии — главная цель моей скромной поездки. Там я уже не мог встретить ничего, что бы веяло на меня Европой, комфортом, другими условиями жизни. В лице этих английских туристов я прощался с цивилизацией, чтобы тотчас же опуститься на самое дно кочевого быта, столкнуться лицом к лицу с оригинальным миром полудикого племени, заброшенного в дичь и глушь самого дикого и самого глухого угла нашего севера. Мы пожали руки друг другу и расстались, обещая свидеться в Англии!..

За отливом, лодки не могли подойти к берегу. Пристаней нет в целом городе. Предусмотрительные кольские хозяева уже отрядили двух промышленников “под англичан”.

– Вы что тут? спрашиваю я у бородатых крупных рыболовов, подходивших к туристам.

– Для переноса... Вот в лодки их сгрузим. Сдадим “кладь” матросам и назад.

Если не удобно, то остроумно!

Англичане, впрочем, ни на минуту не выразили изумления.

Со всегдашней своею серьезностью они сели верхом на шею носильщиков и направились таким образом к лодкам, размахивая шляпами и качаясь вправо и влево, как путники аравийских пустынь на мерно шагающих верблюдах.

Вам бы пристань выстроить! обращаюсь я к Базарному, — одному из кольских капиталистов.

– На што?...

[330] — Да вот, в малую воду, к лодкам попасть...

– И так ладно... Мы по простоте... По нашему рыбачеству воды не боимся... Что ее!.. помочит — солнце высушит, и слава Создателю!..

Рядом с этим небесполезно привести, что город Вардо, например, недоволен своей гаванью и подрядил приезжих голландцев устроить еще новую, защищенную и дорого стоящую.

Кстати о кольской торговле и местных купцах. Здесь лавок немного. В целом городе ни одной вывески. Надо вам что-нибудь — вы идете в дом к какому-нибудь коммерсанту, застаете его за чаем.

– Иван Савельич!

– Здравствуйте. Чайку стаканчик.

– Нет, я к вам за свечами.

– Сейчас. Ну-ко, выкушайте.

И вы садитесь за чай. Побеседовав, хозяин отправляется с ключами в амбар и там отвешивает или выдает вам требуемое. До следующего покупателя лавка запирается. Такова вся местная торговля.

Зато большинство кольских купцов ведут торговые сношения с Норвегией и Архангельском. Из них покрупнее: Хипагины, торгующие на 15,000 руб. в год; сверх того, они снаряжают промысловые артели на Мурман, имеют шхуны и недавно купили большой морской корабль. Они же обирают семгу у лопарей на Кольской губе, задавая последним деньги зимою в долг. В становище Еретеки их покрученники, или по-кольски уженьщики, промышляют на шестнадцати шняках. Филиппов доставляет в Колу из Архангельска все, что нужно местным жителям. У него две лодки и до пятнадцати промысловых судов. Лоушкины, Молвистовы и Жеребцовы торгуют, но уже менее этих трех фамилий. Кола из собственных произведении сбывает в Норвегию только дрова, приготовляемые из бревен, заготовленных на Туломе лопарями нотоозерского и сонгельского погостов. Дрова везут в виде балласта на судах, идущих в Вардо и Вадзэ за товаром, с уплатою 40 коп. таможенной пошлины за кубическую сажень двухполенных, оплачиваемую норвежскими покупателями десятью руб. на наши деньги. Заготовка такой сажени кольскому купцу обойдется в 80 коп., пошлина 40 коп., доставка в виде балласта, следовательно на затраченные 1 р. 20 коп. он получит более 800 проц. чистого барыша. Ясно отсюда, как эксплуатируется труд, и труд каторжный, лесного заготовщика.

– Прежде мы с Поя-реки и сено в Норвегию возили да бросили.

– Что так?

– Прижимка от начальства! От колоний все пошло, прах их бери!

[331] Оказалось, что, в виду развития колонизации на Мурмане и умножения стад у колонистов, вывоз сена и мха в Норвегию воспрещен.

Как-то сижу у себя в комнатке; входит невзрачный колянин.

– Не купите-ли игрушек?

– Каких?

– Земчуг. Разворачивает грязную тряпку — четырнадцать жемчужин местного лова, довольно правильной формы, слегка синеватых:

– Что стоит?

– Четыре рубля! И он испуганно посмотрел на меня. “Не слишком ли запросил?”

Я только руками развел, подивившись дешевизне здешнего жемчуга.

– Где ты его добыл?

– А тут, в семи верстах ручей есть — Венцина. Там его много. У Туломы это. Купите, ежели занятно.

– Что вы не посылаете его в Архангельск?

– С чего? Кто купит? Норвежане бывает покупают. И то дешево дают. У нас поди по всей округе земчуг есть в реках. Слыхивал я, что и за Святым носом по терскому берегу тоже вод ему. А только цены нет, ну и не ловим.


<<< Вернуться к оглавлению | Следующая глава >>>

© OCR Игнатенко Татьяна, 2011

© HTML И. Воинов, 2011

| Почему так называется? | Фотоконкурс | Зловещие мертвецы | Прогноз погоды | Прайс-лист | Погода со спутника |
начало 16 век 17 век 18 век 19 век 20 век все карты космо-снимки библиотека фонотека фотоархив услуги о проекте контакты ссылки

Реклама:
*


Пожалуйста, сообщайте нам в о замеченных опечатках и страницах, требующих нашего внимания на 051@inbox.ru.
Проект «Кольские карты» — некоммерческий. Используйте ресурс по своему усмотрению. Единственная просьба, сопровождать копируемые материалы ссылкой на сайт «Кольские карты».

© Игорь Воинов, 2006 г.


Яндекс.Метрика